Есть повесть Романа Сенчина «Петля» («Урал», № 2, 2020). О журналисте, писателе, оппозиционере. Убиенном, но, слава богу, не убитом на Украине в 2018 году. Физически не убитом. Инсценировка была. Он пострадал иначе. Сенчина интересовал именно этот «бестелесный» ущерб, психологический крючок:
«Это не помогло. Его колотило, и он, глотая и глотая царапающий горло сгусток, как при фарингите, оглядел комнатку в поиске одеяла или куртки. Только сейчас заметил на той стене, где была дверь, под потолком, ряд крючьев, небольших, но толстых. Когда-то, видимо, они держали кабель или трубу. Крючья напоминали кабаньи клыки — сейчас зацепят, подбросят и наткнут на себя…»
И в контексте истории Антона Дяденко писатель реалистичного бытования (битлования?) Сенчин нашёл возможным высказывать подцензурное речение безопасно, вполне являясь застрахованным логикой и правдой речи не только героя повести, но и — даже в большей степени — его прототипа:
«Взял айфон, посмотрел на экран, уже забыв, что там, от какой записи мысли его увели.
«Будь ты проклята, Россия…»
— Да, правильно. Такая — должна быть проклята. Хочет жить под людоедами, пусть знает: она проклята. Горит, рушится, тонет… Черт, как же холодно! — Антон сел на кушетку, стал кутаться в простыню плотнее. Ее край врезался в шею, надавил, как ошейник. Или петля».
Это не означает, что лично Сенчин придерживается этой же риторики (хотя ничего не исключаем), это говорит о том, что писатель волен выражать институционально полярные мнения, идущие девятым валом на волнорез. И у Сенчина нет петли, получается. То есть у него есть выход, он нашёл способ совместить и социально-политическую критику, и психологическую драму, избавив себя от обвинений как в позиции, так и в предпочтении. Находка и ключ — правильно выбранный герой. Прототип Дяденко самим фактажем своей реальной жизни позволяет выполнять протагонисту сложные задачи, которые по мысли автора должны помогать рвать шаблоны. Сенчину нужно показать человечность в таком месте, где не рассчитывают увидеть.
Чтение некрологов в подсобке морга — треш и символ. Живых трупов больше, чем мы привыкли замечать. Отец, например, революционера Н. Н. Суханова из благородных как бы побуждений инсценировал свою смерть, чтобы жене помочь — святой человек! — легально выйти снова замуж, но обман раскрылся, супруги были приговорены к семилетней ссылке с заменой на год заключения. (А Лев Николаевич, «шутя или, вернее, балуясь» пьесу по мотивам в черновиках написал да бросил.) Потому, вызывая жалость к запутавшемуся Антону Аркадьевичу, Сенчин индульгирует человеческое тщеславие и зависть, чтобы снизить пафос, который свойственен и ненависти, и высокомерию, и комплексу наполеона в палате номер шесть. Было бы о чём говорить. «Мерзкое ощущение» осталось у кого-то в простыню завёрнутого, читатель же сочувствует бедняге: не Протасов, не Протасов. Жить да жить.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
