В новомирской подборке Сергея Соловьёва «Просыпайся, Брахма» (НМ, № 10/2020) контрапунктом сработало стихотворение «Связь». Я давно читаю индийскую прозу Соловьёва в фейсбуке, его фотографии, которые тоже читаются, как психологические характерные эпизоды, портреты. И не важно животное или человек рассказан. В прозе я привыкла уже к языку Соловьёва, каждый раз в уме отмечая, как подходит автору его фамилия, подтверждающая соловьино-неистощимую в эпитето-метафорическом разнообразии речь. В стихах
Рубрика: Архив дегустаций
Любовь Колесник. «Ржевская битва»
Стихи о войне и раньше были сложны в точной интонации, а современные тем паче — где такие найти: то напускное топорщится и коробит, то толерантное обнуление отталкивает всеми боками полного нуля. Запамятовать в русском языке значит забыть. Забавно, если вдуматься. За памятью ничего нет, пусто. Пустоту заполняй чем заблагорассудится. И шагают строгим рядом рассудительные слуги заполнения.
«При свете ночи» Анны Гедымин
Есть книги, с которых, чтобы собраться о них писать, нужно переключиться на другие. Не заместить, а немного отодвинуть, дав остыть, отлежаться. Их давление так отупляет, что на время необходимо выйти в иную атмосферу. «При свете ночи»* Анны Гедымин и стала для меня таким убежищем. После напряженного поиска выходов в параллельных галактиках чтение этого сборника оказалось отдыхом. А ведь стихи Гедымин совсем не простецкие. В них
«Петля» Романа Сенчина
Есть повесть Романа Сенчина «Петля» («Урал», № 2, 2020). О журналисте, писателе, оппозиционере. Убиенном, но, слава богу, не убитом на Украине в 2018 году. Физически не убитом. Инсценировка была. Он пострадал иначе. Сенчина интересовал именно этот «бестелесный» ущерб, психологический крючок: «Это не помогло. Его колотило, и он, глотая и глотая царапающий горло сгусток, как при фарингите, оглядел комнатку в поиске одеяла или куртки. Только сейчас заметил
«Страна бумажных человечков» Наталии Елизаровой
«Страна бумажных человечков»* Наталии Елизаровой дружелюбно открыта, виза для въезда не нужна. Особенностью гостеприимства оказывается нетипичная погода — «Последнее солнце», «Холод», «Почти что март». Время здесь тоже отличается от времени в других местах и укладывается в «Световой день». Природа живёт по законам «Мазурского зверя», но и в этом краю «На безрыбье рыба даже ты…» Пять частей книги — пять усилий найти опору, пять борений за лучшее в
О «Бульваре» Алексея Антонова
На «Бульваре» Алексея Антонова задерживаешься на неопределённое время. Точнее, дня на два-три, но по ощущениям намного дольше. Проходил рядом смутный хронос. Но ученикам Алексея Константиновича удалось его завести в книгу и объять-обнять. В первый том* (второй будет посвящён прозе) двухтомника вошли практически все стихи Антонова, и сохранённые в авторской редакции тексты будто скручивают газету «Правда» в трубочку и бьют по голове. Несильно прикладываются, но гул
Мария Ватутина. «Пока ты спал…»
Книга Марии Ватутиной «Пока ты спал…»* укрепили во мне стержень материнства. Всеобщего материнства. Поэзия женщины — какой должна быть она? Ахматовской или цветаевской? Может, Сапфо — наставница? Или Берггольц? Охватывает ли фемоптика весь мир? Полемика везде уместна. А стихи Ватутиной не полемичны. В них существует собственный мировой порядок, который вроде бы идентичен внешнему, ежедневно нашему, но — не совсем. Мы не повторяем как молитву имя
Неприкасаемые стихи Чигрина
В моём эмоциональном регистре звучат разные поэзии. Отзываются многие поэтики. Одни ближе, другие дальше. Кто-то обладает шестью октавами, и немеешь от потерянности себя в таких высотах, а кому-то достаточно на субтоне прошелестеть, чтобы вынуть душу. А есть стихи Евгения Чигрина. Их страшно читать. Мои рецепторы бермудят. Я понимаю, что это не аномалия и тем более не паранормальное явление, но стихи Чигрина меня пугают. Они идеальны. Вот
«Нью-йоркский обход» Александра Стесина
«Нью-йоркский обход» Александра Стесина — и философский, и этнологический. Если б не симптоматика, прочитался бы идиоматично. Но автор — пациент. Страх — его диагноз. Нормальный человеческий страх страданий и смерти. Он умножен многократно знаниями и опытом работы онкологом. Синоним смерти — рак — повторен и зафиксирован в описаниях столько раз, сколько необходимо, чтобы привыкнуть к нему и почувствовать спазм горла на строчках об убийстве лабораторных
«Время сновидений» Ольги Балла
Вот Владимир Коркунов в рецензии (Homo Legens, номер 1, 2019) на «Время сновидений»* Ольги Балла пишет, что автор задушила в себе поэта. Её проза помнит это. Она похожа на то лелеемое Токарчук повествование, которое осуществляется и овеществляется изнутри как извне. Балла вырастила в себе философа. Очевидец увидел, ребёнок испытал, взрослый примирил. Толчковые мысли воспоминают свойственную им изначальность, превращаются в сдерживающий течение сплав вставленных в слова