ЕКАТЕРИНБУРГ ‖ КАРТА ДЛЯ ЧИТАТЕЛЬСКИХ СТРАНСТВИЙ

 

Елена Соловьёва

литератор, лауреат премий  «Новая детская книга», «Рукопись года», дважды шорт-листёр премии П.П. Бажова в номинации «Мастер.Проза», куратор «Екатеринбургского книжного фестиваля в Белинке»

— Перед вами попытка создать литературную карту Екатеринбурга-Свердловска с помощью живущих и имеющих отношение к культурному полю города писателей, поэтов, критиков. Чтобы структурировать процесс, каждого из них я попросила локализовать свой рассказ, выбрав три конкретные географические точки.  Будто они ведут собственную экскурсию. Опрошенные мной респонденты принадлежат к разным поколениям, придерживаются разных эстетических платформ, тем и интереснее получившаяся в итоге коллективная картина. Она высветила неявный беглому взгляду рисунок человеческих связей, зоны перекрёстного опыления, общие точки притяжения, которые вполне можно считать местами силы.

Лично для меня Екатеринбург-литературный начался с мощной прививки через тексты Александра Башлачёва.  В бытность свою студентом журфака он жил в общежитии Уральского университета им. Горького на улице Большакова, 79, в каморке за «умывалкой». Комнатку, больше напоминающую шкаф, с гордостью показывали понимающим гостям, и каждый уважающий себя гитарист исполнял его песни на студенческих посиделках, а то и непосредственно в длинном коридоре или на козырьке крыльца, как бы примеряя на себя поэтику и судьбу их автора.

Этот город скользит и меняет названья.

Этот адрес давно кто-то тщательно стер.

Этой улицы нет, а на ней нету зданья,

Где всю ночь правит бал Абсолютный Вахтер.

К тому моменту Башлачёв уже выбросился из окна  в Ленинграде, но переживание истории, творящейся здесь и сейчас, было очень сильным. Позже оно послужило толчком к созданию проекта  «Литературный видеоархив. Фондовая запись», который на протяжении вот уже нескольких лет осуществляет научная библиотека им. В. Г. Белинского, где я работаю. С 2016 года мы записываем на видео живые читки уральскими авторами своих текстов. Все писатели и поэты, составляющие для читателей портала «ДЕГУСТА.РU» литературную карту Екатеринбурга, там тоже есть.

Итак: Николай Коляда, Олег Дозморов, Юлия Кокошко, Юлия Подлубнова, Надежда Колтышева, Алексей и Елена Сальниковы, Екатерина Симонова и Елена Баянгулова, Евгений Иванов, Руслан Комадей, Лёля Собенина

---

---

---

Николай Коляда

— Наверное, все ждут, что, прежде всего, надо идти в Литературный квартал. Да, там много замечательных мест и, конечно, Музей Решетникова. РешетниковФёдор Миха́йлович Реше́тников (5 (17) сентября 1841, Екатеринбург — 9 (21) марта 1871, Санкт-Петербург) — русский писатель и очеркист. Родился в Екатеринбурге. – один из самых прекрасных русских писателей. Тургенев в своих письмах из-за границы ценил его талант на уровне Толстого. Однако музей этот, как место, к самому Решетникову имеет мало отношения.

Я бы повел всех интересующихся в начале экскурсии к дому номер 8 на улице 8 Марта. Сейчас там Дом Актера, а когда-то, в семидесятые-восьмидесятые, там находилась редакция газеты «На Смену!». Газеты этой сейчас (и давно уже!) нет, а газета была прекрасная. Свежая, смелая, острые материалы печатались в ней. И при газете существовал Литературный клуб имени ПилипенкоМихаил Пилипенко — журналист, поэт, участник первого Всесоюзного съезда молодых писателей. Автор текста легендарной песни «Уральская рябинушка».. В этот клуб на занятия ходил и я. Вся группа заседала раз в неделю в комнате – самой угловой, справа. Сейчас там, кажется, кабинет директора Дома Актера.

Руководил клубом Леонид Аристархович Фомин. Именно там, в «Насменке» я познакомился со многими писателями Урала. Туда на встречу с нами приходили Сергей Бетев, Майя Никулина, Геннадий Бокарев, Александр Иванченко. А может, я путаю, с Иванченко я познакомился позже, потому что его прекрасный роман «Автопортрет с догом» вышел во время перестройки. Но, мне кажется, что я узнал его и подружился с ним именно тогда. Там я встретился и потом долго дружил с Борисом Анатольевичем Путиловым. Его прекрасная повесть «Сокрушение Лехи Быкова» была в моей молодости самой любимой. Там я познакомился и с Львом Сорокиным – он был председателем Союза Писателей СССР, Свердловского отделения и он когда-то дал мне рекомендацию для поступления в Литературный институт.

Как жалко, что все эти писатели (я еще не всех назвал), канули в Лету. Они жили в провинции, они не тусовались, писали и работали во имя великой русской литературы, и сейчас так незаслуженно забыты. Наверное, было бы интересно постоять с людьми интересующими уральской литературой, у этого дома и вспомнить поименно этих писателей – я еще не всех назвал. Вспомнить тех, кто достоин того, чтобы их помнили, а главное – чтобы их читали.

Второе место, куда я повел бы экскурсию, был бы дом на Малышева, 24.

Конечно же, надо всех привести в редакцию журнала «Урал», где я когда-то проработал 11 лет главным редактором.

Тут я встречался с великим и прекрасным писателем НиконовымСоветский и российский писатель. Член правления Союза писателей России, ответственный секретарь Екатеринбургской организации союза писателей. Заслуженный работник культуры РФ., тут однажды в моем кабинете Владислав Петрович Крапивин кричал на меня и сказал, что «ноги его больше не будет в этом журнале!».

Тут работал под моим руководством Борис Рыжий и я помню, как во время пьянок друзья-товарищи его наливали ему водки в стакан до полоски, спаивали его.

Тут прекрасный поэт Николай Яковлевич МережниковНиколай Яковлевич Мерéжников (15 декабря 1929–18 сентября 2010) — российский поэт. В 1968 году был принят литсотрудником в редакцию журнала «Урал». Автор нескольких сборников стихов для взрослых и детей, которые выходили в Средне-Уральском издательстве и в издательствах Москвы: «Современник», «Советская Россия», «Молодая гвардия», «Малыш»., заведуя отделом поэзии, наставлял многих поэтов, которые потом стали известными. А сам он какой поэт был прекрасный!

Тут мы много раз с тем же Борисом Рыжим ругались. Сюда приходили поэт Решетов, прозаик Вера Кудрявцева, моя крестная мама, сюда приходил скандальный Верников, молчаливый Тягунов, приходил Дозморов, всегда фонтанирующий идеями.

Были тут и Игорь Сахновский, и Алексей Сальников (начинал в журнале у меня как поэт). Тут Андрей Матвеев познакомил меня с Ильей Кормильцевым и мы вместе делали «Американский номер».

Бесконечно можно рассказывать на четвертом этаже этого дома на Малышева, 24 о том, кто сюда заходил и что тут было. Помню, что в редакции не было сорок лет ремонта. Я выпросил денег у тогдашнего министра культуры Ветровой на ремонт и год мы этот ремонт делали. Как там дела сейчас у моего ученика, главного редактора журнала Олега Богаева – я не знаю. Я много лет назад переступил порог этой редакции и больше туда не хожу. Не хочу. Обиделся. Но это отдельный разговор.

А потом надо привести экскурсантов к дому  на Пушкина, 12. Этот дом посещали все писатели. Я туда давно не хожу – это тоже отдельная история. Но кто только туда из уральских писателей не захаживал! Надо вспомнить и Геннадия Бокарева, и поэтов Станцева, Германа Дробиза, и прозаика Ольгу Славникову…

Много можно вспоминать.

Я немного только повспоминал.

И радуюсь, что все эти люди (многих уж нет на свете) живы хотя бы в моей памяти и я буду им благодарен по гроб жизни за учебу, за поддержку, за дружбу.

---

---

Олег Дозморов

— Угол Ленина-Луначарского, со стороны «Центрального гастронома». Здесь в конце 90-х в ночном ларьке работал Дима Рябоконь, и очень удобно было туда зайти, чтобы обменяться свежими стихами и обсудить литературные новости города и окрестностей. Как то: очередные таинственные похождения Ромы Тягунова, неожиданный переход Саши Верникова с прозы на стихи и возмутительную покупку А. С. Кушнером шестисотого мерседеса с очередной литературной премии (впоследствии выяснилось, что это был издевательский слух, пущенный не кем иным как Б. Б. Рыжим).

Куйбышева, 10 и Шейнкмана, 108

Это, помимо дома, где прошла вторчерметовская часть его детства и юности, – Титова, 44, два главных екатеринбургских адреса Бориса Рыжего – квартира его родителей и их с женой Ириной квартира соответственно. Тут кратким комментарием не отделаться, тут бы книгу написать, так как для меня эти места связаны с огромным грузом воспоминаний и эмоций. В общем, Борис ежедневно курсировал по несколько раз из одного адреса в другой. В родительской квартире был телефон, что давало возможность узнавать новости, распространять их и обсуждать. Кроме того, у родителей Борис держал пишущую машинку. В этой квартире закончился и его земной путь.

Сурикова, 37

В этой обыкновенной хрущевке на первом этаже жил Рома Тягунов. Решетка на одном из окон была перепилена и заклеена жвачкой – как Рома утверждал, это на случай, если придется удирать и нужно будет проворно выпрыгнуть в окно. В квартире была кладовка, наполненная пишущими машинками и электрическими счетчиками, причем почему-то в разобранном виде. Еще один Ромин адрес в Екатеринбурге – Волгоградская, 41, и тоже на первом этаже. Там до сих пор, в том же подъезде, но на другом этаже, живет Дима Рябоконь – первый поэт Свердловска.

---

---

Юлия Кокошко 

— Тут надо сделать различие: экскурсия для кого-то – или для себя. У меня были интимные литературные переживания, когда я была влюблена в Наполеона и, прочитав о нем все, что можно, ходила каждый день в читальный зал библиотеки Белинского – читать мемуары Армана Коленкура «Поход Наполеона в Россию», которую сейчас можно запросто скачать в интернете, а тогда Белинка была для меня счастьем и порталом, позволяющим мне войти во время Наполеона, присоединиться к императору, в спешке покидающему подмороженную Россию… В любом случае я назвала бы это священное место, Белинку, где мне довелось побывать на множестве встреч с  прекрасными писателями – нашими и заезжими.

Из последних помню фестиваль «толстяков», устроенный журналом «Урал», когда съехались главные

редакторы толстых литжурналов, презентация в одну из Библионочей книги Сергея Белякова «Тень Мазепы: украинская нация в эпоху Гоголя», встречу с Анной Матвеевой, вечер Юрия Казарина, презентацию книги Аркадия Бурштейна «Реальность мифа», когда живущий в Израиле автор был с нами на связи по скайпу.

И о чем я буду сожалеть всю оставшуюся жизнь – что мне не пришлось побывать на вечере Игоря Сахновского. Кроме того, когда-то здесь записывали наше авторское чтение – и после меня по времени был Александр Верников, и тогда я видела его в последний раз.

Еще я назвала бы в 1980-е годы чудесный дом Аркадия Бурштейна – в истоках  ул. Свердлова, где были в гостях замечательные авторы, в частности, здесь мне довелось познакомиться с молодым Виталием Кальпиди, хозяину приходившимся – любимым другом. Здесь бывал погибший в 1990-х поэт, известный как Сандро Мокша – Саша Шмаков. И здесь случались самые интересные литературные разговоры. Какой-то шутник изобразил эти дома в виде «Трех богатырей», с удовольствием прилагаю.

Но места не стоят на месте, но перемещаются вместе со своими героями.

И отныне этот фрагмент улицы Свердлова с любимым литературным другом Аркадием обнаружился для меня – в Израиле.

 

 

Ну и, конечно, Литературный квартал – музей «Литературная жизнь Урала XX века», где тоже совершались самые интересные встречи. Из последних помню презентацию книги «Некрасивая девочка» на мотивы Заболоцкого (тогда еще – проекта), где участвовали Екатерина Симонова, Юлия Подлубнова, Наталия Санникова, Саша Маниченко и др., презентацию книги поэта – предмета моего восхищения –  Еганы Джаббаровой, приезд чудесного московского поэта Геннадия Каневского.                                                  Здесь же мне удалось во время филологической конференции увидеть питерского профессора Людмилу Владимировну Зубову, чьи исследования поэтической речи – поинтересней приключенческого романа! Ну и, кроме того (перехожу на стыдливый шепот), здесь случилась презентация и моей книги – «Сумерки, милый молочник».

---

---

Юлия Подлубнова

— Я бы отправилась на свердловский вокзал и долго бы рассуждала о «городе ссыльных» и перевалочном пункте между Азией и Европой, а также о том, какими путями в Екатеринбург попадали писатели ‒ от Жуковского и Достоевского до Мандельштама и Пригова. Впрочем, Мандельштам как раз не попал, так и ограничился вокзалом.

Я так и вижу себя в детстве или в ранней юности с родителем или, если юность, с кем-то из знакомых, а то и одну, в свердловской электричке, направляющейся в Каменск-Уральский ‒ там, в поселке под Арамилем я жила до своих 12 лет и ездила туда же уже после перемещения на пмж в Екатеринбург. А еще 20 с лишним лет подряд каждое лето ездила в Курганскую область к дедушке с бабушкой. В Курган тоже удобнее на электричках, и нередко с пересадкой в Каменске-Уральском. Хотя в этом месте стоит добавить, что уезжала я чаще не с вокзала, а со станции Первомайская.

Так что привокзальная клоачность прошла почти мимо меня, осталась чистая романтика странствий, пусть и не самых дальних. Дальние начались уже после 20 лет – Москва-Питер-Крым и проч. А потом поезда закончились и начались самолеты.

Другой точкой на карте стал бы дом на углу 8 Марта-Декабристов, где долгое время жил Илья Кормильцев.

Дом Кормильцева связан тоже с юностью – я часто проезжала или проходила мимо него, когда отправлялась из университетского корпуса на ул. Ленина или из дома в корпус на ул. Чапаева или в

ургушные общаги на Большакова (студенческая юность, разумеется, проходила бурно). В нем всегда, сколько себя помню, располагался магазин «Кировский»  и рядом с домом всегда останавливались трамваи, в том числе последние, ночные, когда изо всех сил хочется домой, а денег хватает только на билет или даже на него не хватает. Кстати, в ту пору, даже яростно фанатея от свердловского рока, не подозревала о наличии кормильцевского следа в таком обозримом и обжитом пространстве города.

А третьей, без сомнения, видится музей «Литературная жизнь Урала ХХ века», в котором, кажется, живет огромное количество писателей и который функционирует еще и как организатор литературной жизни города.

Про музей могу сказать многое, начиная от 8 лет, которые были отданы работе в нем, заканчивая массой историй, которые произошли в его стенах или его окрестностях с самыми разными литературными персонажами, и не только екатеринбуржцами. В музее, например, под «Уральскую рябинушку» танцевал со своей подругой (он называл ее невестой) Фредерик Бегбедер. Здесь состоялся слэм, в котором победил ‒ правильно ‒ Саша Вавилов. Сюда приходили на празднование юбилея журнала «Урал» Василий Сигарев и Яна Троянова. Сигарев, например, мастерски справился с замком на воротах музея – никто не мог его закрыть. Конечно, тут же вспоминается книга с его пьесами, на обложке которой располагается замочная скважина. Есть в этом сопоставлении какой-то драматический элемент.

И раз уж заговорили про театр, то Коляда-выставка в музее была прекрасной: в витринах находилось не менее трех тюбетеек Николая Владимировича, а в фойе стояла фигура драматурга в полный рост (она сейчас стоит в Коляда-театре) – многие посетители, не разобравшись с порога, начинали с ней здороваться. А еще полгода во дворе музея красовалась двухметровая и шарообразная скульптура яйцеклетки, размещенная здесь, как ни странно, в связи с выставкой, посвященной Илье Кормильцеву. Яйцеклетка, по факту, была компромиссным вариантам, потому как изначальной идеей было водружение на это место там куска забора, который возвели строители храма около Театра драмы и который утопили в Исети защитники сквера. Но начальство не поддалось на уговоры, и провокация не состоялась. Яйцеклетку зачем-то обтянули свежекупленными цепями, но и «скованные» (как в песне или помимо нее) тоже не получились – цепи на шарообразной конструкции долго не продержались, символично рухнули вниз.  Мне кажется, что кого бы из ныне здравствующих русскоязычных литераторов мы сейчас ни назвали, он будет прямо или косвенно связан с музеем и теми людьми, которые в нем работали и работают. Такое это место.

---

---

Надежда Колтышева 

— Центральный парк культуры и отдыха им. Маяковского

В парке им. Маяковского есть целых две аллеи толстых литературных журналов. Хотя точнее будет сказать: сад и аллея. Сад был заложен во время второго фестиваля литературных журналов «Толстяки на Урале», и в посадке деревьев и кустарников приняли участие главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин и его первый заместитель Наталья Иванова, редактор сетевой версии журнала «Новый мир» Сергей Костырко, главные редакторы журналов «Вопросы литературы», «Октябрь», «Иностранная литература», «Нижний Новгород» и «Север» Игорь Шайтанов, Ирина Барметова, Александр Ливергант, Олег Рябов и Елена Пиетиляйнен. А также поэт Сергей Гандлевский, писатель Михаил Першин и критик Василий Ширяев. Тогда были посажены: рябина (3 шт.), калина городовина (1 шт.), два рябинолистных рябинника и 12 спирей японских. В 2018-м году, недалеко от фанзоны Чемпионата мира по футболу, во время четвёртого фестиваля «Толстяки на Урале» в компании тоже очень приличных людей, были посажены традиционные русские берёзки.

Трамвайное кольцо ВИЗа

С трамвайного кольца ВИЗа (Верх-Исетского завода) когда-то стартовала литературная экскурсия по «Повести, которая сама себя описывает» Андрея Ильенкова. Экскурсия, которая сама себя показывает, возникла спонтанно. Летом 2012 года в редакцию журнала «Урал» позвонила Юлия Недосекова, в то время главный редактор портала «Чашка Петри», и предложила нам поучаствовать в проекте «Экскурсии для умных». Мы подумали и в ответ предложили провести экскурсию по маршруту повести Андрея Ильенкова, опубликованной в нашем журнале.

А потом возник вопрос: и что там особенно показывать? Герои садятся в трамвай № 11 по единственному в городе однопутному маршруту и едут-едут-едут. Название каждой главы совпадает с названием остановки, которую проезжают герои («Кольцо–Заводская–Татищева–Плотников-Рабочих–Разъезд–Конный малый»). А когда они доезжают до конечной остановки, то идут в коллективный сад и там погибают. Реальный путь на реальном трамвае занимает 10 минут, как убедить этих умных, что это настоящая экскурсия для них?

Фото Владимира Порша

Но мы всё же поехали на площадь Субботников, и вот там началось. Нам стали попадаться многие герои повести вместе и по отдельности, в нужных точках появились необходимые знаки. Так, на остановке «Разъезд», которая должна была соответствовать 1940-му году, обнаружились тематические надписи про Гитлера и объявление службы «Тимур и его команда». Ну и т. д.

Экскурсия просуществовала два года, многие умные на ней побывали, а в результате вокруг неё возникло целое культурное движение. К сожалению, довольно быстро множество объектов было разрушено (не нами, а силой фатума и градостроительства!), поэтому той, первозданной экскурсии, уже никогда не повторить. Но остались многочисленные живописные фотографии и один документальный фильм.

Фото Владимира Порша

Ивановское кладбище

На Ивановское кладбище мы как-то пошли всё с тем же Андреем Ильенковым – навестить могилу Павла Петровича Бажова. Навестили. А там на нас напала стая собак. Молодых и дерзких. К счастью, всё закончилось благополучно, и мы даже успели на премьеру фильма «Жить» Василия Сигарева.

---

---

Сальниковы Алексей и Елена

А. Сальников

Е. Сальникова

     писатель, поэт, лауреат премии «Национальный бестселлер»                                      поэт

— Алексей: Сейчас это время уже не вернуть, но было бы неплохо показать людям утреннюю пробку на проспекте Космонавтов со стороны Верхней Пышмы.

В пробке написалось много стихов, хотя люди и косились, когда доставался блокнотик, ручка, но затем появился телефон, и все стало проще. Самый забавный случай, произошедший в этой пробке с литературой никак не связан, а связан как раз с тогдашними телефонами, на которые уже можно было фотографировать, но толку от этих фотографий было мало, да и палевно на них было фотографировать. Всем знакомым я об этом случае разболтал, сейчас разболтаю и незнакомым. Верить – не верить, это уж как пойдет. В общем, стою я в этой пробке в дико полном автобусе (тогда еще пенсионерам не отменили бесплатный проезд, бомбилы почему-то еще не догадались возить людей, поэтому людей с утра всегда набивалось в сто одиннадцатый автобус просто до черта). И вот я стою, неизвестно чем держусь за поручень, смотрю по сторонам и замечаю мужчину дико похожего на Вигго Мортенсена. Тогда еще свеж был в памяти экранизированный «Властелин Колец», и было явно видно, что дяденька – вылитый Арагорн, только в меховой шапке. Я бы и спросил у него, не говорил ли ему кто, что он похож на актера, но подумал, что у него много уже кто об этом спрашивал. Достать телефон и начать его снимать я тоже не решился. Это сейчас незаметно заселфиться, где фоном будет что-нибудь, или кто-нибудь забавный – очень легко и просто. Ну, в общем, сначала вышел фильм «Порок на экспорт», а затем интервью Вигго (в «Русском репортере», кажется), где он рассказал, что для вживания в роль прилетел в Екатеринбург и катался в окружающие городишки на автобусе, что никто его не узнавал, кроме какого-то мальчика в аэропорту на обратном пути. Думаю, что на самом деле его много кто узнавал, просто люди и предпо-ложить не могли вероятность, что это не просто очень похожий на него человек.

Елена:  Наберусь наглости, и скажу, что экскурсия будет обо мне. Начну с Дома союза писателей на Пушкина 12, потому что там начиналась наша семейная жизнь в Екатеринбурге. Ну, что тут сказать. Наш медовый месяц пришелся как раз на пору, когда Леша там работал, примерно можно вообразить, что мы творили в обеих союзах писателей, но не думаю, что именно мы были в этом первыми. Вообще, все тогда были, конечно, моложе. Многие были живы и здоровы. Поскольку мы не ограничились ЗАГСом, а еще и венчались спустя пару недель, а затем вернулись в союз, потому что у Леши было дежурство, то с вен-чанием нас поздравил Ювеналий Глушков – очень деликатный, но любящий всякое такое венчальное, свадебное, связанное с любовью движение. Ювеналий Фролович, насколько помню, обеспечил торт, мы с ним даже шампанского выпили. Замечательный Герман Федорович Дробиз с добротой, которая чувствовалась просто, когда он присутствовал, когда заходил в помещение. Евгений Касимов, который одолжил денег, когда у нас возникла трудность со съемом жилья, вечно замороченный Юрий Казарин, чей пятидесятилетний юбилей казался очень далеким. А про Владимира Александровича Блинова и Арсена Борисовича Титова отдельно. Мероприятие какое-то, забегает какой-то техник и спрашивает тройничок, то есть удлинитель на три розетки, суета, тройник находят, техник убегает. Под впечатлением от этой суеты в помещении союза почему-то наступает молчание минут в пять. Внезапно Арсен Титов задумчиво говорит: «А в наше время тройничком называли тройной одеколон». Проходит еще, может, полминуты, и Владимир Блинов, тоже не выходя из задумчивости, говорит: «А в наше время тройничок – это когда от одной женщины сразу цепляешь сифилис, триппер и мандавошек», — и так глубоко-глубоко и ностальгически вздохнул.

Алексей:  Дворик музея «Литературная жизнь Урала ХХ века»

Во дворе музея писателей прошло много очень душевных встреч, думаю, они и дальше будут проходить, жаль только, что Юля Подлубнова уехала, без нее будет уже не совсем то. Когда мы еще не были особо дружны, Юля все же согласилась провести презентацию моей книжки «Нижний Тагил» в музее, было это бог знает в каком году, уже и не вспомнить. Был страшенный холод, поэтому на презентацию пришли, насколько помню, только двое наших нелитературных друзей, Юля была по долгу службы, Лена, поскольку моя жена. А еще в самом дальнем углу сидел человек с запоминающимся лицом, в котором было что-то от лиса. Спустя некоторое время он пришел и на «Стихи О». Это был Евгений Ивачевский. Как хорошо, что мы с ним познакомились.

Елена: Несуществующее ныне «Таймс-кафе» на Мамина-Сибиряка, где прошло много душевных литературных мероприятий.

Невероятно уютное, невероятно доступное. Дым там стоял коромыслом и в переносном и в прямом смысле, потому что курение в помещениях не было запрещено, порой не хватало сидячих мест, так что пришедшие почитать и послушать стихи порой стояли, передвигались от одного столика к другому, все без конца общались. Не помню, в каком году, но точно помню день – 2 января, помню время 11 утра, приехали туда поэты из Петербурга и выступили с верлибрами. Они выехали из Питера, останавливались во всех более-менее крупных городах и собирались закончить, кажется, во Владивостоке. Поэты выглядели бодро, но как себя чувствовали – неизвестно. Часть публики выключалась во время особо длинных верлибров, но включалась обратно, когда верлибристы использовали приемы перформативного чтения (то есть очень громко вскрикивали в неожиданных местах своих текстов). Да, однажды, во время особенно зажигательного мероприятия поэты выпили вообще все пиво в кафе подчистую.

Алексей: Остановка-киоск «Красных командиров» в сторону педагогического университета.

Киоск – это такой образец уральского упорства – столько всего меняется вокруг, а он все стоит, хотя в нем и безнала нет, что-то в этом есть. Вообще, когда мы переехали на Таганскую, два года нам казалось, что тут на окраине, ничего нет, кроме удобного транспорта. Мы ходили в аптеку чуть ли ни на Шефскую, за продуктами или в сторону конечной шестнадцатого и тринадцатого троллейбусов, или в магазин «Евгений» (куда в тридцатиградусный мороз однажды вошли две женщины, одетые только в халаты и тапочки, слегка растрепанные, довольные и поддатые, продавщица, видимо, знакомая с ними, совмещая сарказм и восхищение сказала: «Ой, какие у нас прически, с вами теперь, наверно, только на «вы» можно разговаривать?»), еще был магазин «Гурман», кажется. Очень тесный, но совмещавший овощную лавку,

пекарню. И вот в этот вот круглосуточный киоск, который до сих пор стоит и спорит долговечностью только с магазином «Мир постельного белья», где однажды продавалась футболка с принтом из радужного флага и надписи I’m proud. Неважно. Еще тесная почта была с неизменной очередью. И вот почта закрылась на ремонт, чтобы после стать и почтой и «Сбер-банком», а покуда не стала, на нее повесили табличку «Почта закрыта до такого-то, ближайшее почтовое отделение на Баумана». И мы такие: «Какая еще к черту Баумана?» Точнее, не мы такие, а я такой, нужно было отправить денежный перевод. И вспоминаю, что есть остановка Баумана, а на саму улицу мы как-то не сворачивали. И вот, когда я дочапал до Баумана, у меня создалось впечатление, что меня занесло на Косой переулок из «Гарри Поттера». Мало того, что там имелась почта, так там располагались (и располагаются) две аптеки, куча магазинов и лавочек, трамвайное кольцо, зоомагазин, ветеринарка.

До сих пор, когда туда поворачиваю, чувствую эту энергию постоянной торговли. А поздно вечером там жутковато. Особенно поздней осенью, когда еще не выпал снег.

Елена: Калиновский лесопарк, потому что там я написала несколько стихов и передумала много мыслей. Да, я писала там стихи. Но однажды Руслан Комадей организовал там литературный фестиваль. Идти в то место лесо-парка, где предполагался фестиваль, нужно было час с лишним. Я сказала Леше, что мы единствен-ные взрослые идиоты, которые туда пойдут, ставила Леше в пример разумную Катю Симонову (говорила: «Катя не такая идиотка, чтобы переться в такую даль»), ставила, ставила, пока мы шли до места предварительного сбора, а потом оказалось, что Катя тоже пришла. Была не осень, вода уже не прогревалась, но в целом, температура на улице еще грела клещей, а спрея от них многие взять не догадались. Температура воды не помешала Сергею Ивкину искупаться. Лена Баянгулова, получив от нас средство от клещей, сразу же стала пшикать им на Юлю Подлубнову со словами: «Вот он – самый главный клещ!!!»

---

---

Екатерина Симонова и Елена Баянгулова

поэт, лауреат премии «Поэзия» и поэт

— Екатерина:  Моя квартира. Там есть два кота, которых можно гостям гордо показать и которых гости могут погладить, есть много интересных книг на полках и картины Нешумовой, Бортновой и Бабушкиной на стенах, там можно сидеть, разговаривать и всегда знать, как тебе здесь хорошо и уютно. Там на кухонном окне выросло огромное дерево, а на стене рядом висит грифельная доска, на которой можно рисовать. По дороге из гостиной в спальню я всегда подмигиваю деревянному солнцу с зеркалом вместо лица, а по утрам просыпаюсь, глядя на изумрудную девушку, играющую на дудочке лунную песенку луне, висящей на стене напротив.

Это идеальный дом: до аэропорта от него ехать столько же, сколько и до центра города. Рядом – большой парк с качелями, детской железной дорогой и горячими посикунчиками с копченым сыром, а еще – троллейбусный парк, где стоят грустные троллейбусы. Где-то в одном из домов напротив живут три огромные белые собаки и вместе со своей хозяйкой, меланхолично выгуливающей их вечерами вдоль парко-троллейбусной стены, на которой нарисованы гигантские падающие костяшки домино.

А еще: возвращение домой – это то, что меня не разочаровывало ни разу в жизни.

Ну и, в конце концов, сколько хороших людей было в этой квартире, пили чай и не чай, вели полуночные беседы, резали сыр и колбасу для бутербродов, играли в настольные игры, удивлялись разным мелочам.

Но больше всего меня радует сейчас другое: хорошо, что мне в реальности не нужно придумывать никаких экскурсий, потому что я никому не хочу показывать свою квартиру. Ведь: чем случайных людей в доме меньше, тем он всегда лучше.

Елена:  Музей «Литературная жизнь Урала ХХ века». С этим местом все просто – там найдется что-нибудь о каждом екатеринбургском писателе: жившем, приезжавшем, наезжавшем, проезжавшим мимо, вышедшим покурить на перрон и оставшемся в этом городе на несколько месяцев жить. Да, здесь ценят и чтут всех, даже самых случайных.

 

Екатерина:  Библиотека им. В. Г. Белинского. Это большая библиотека. Очень большая библиотека. Здесь есть все, что в библиотеке быть должно: бюсты писателей, зеленые лампы на столах, тишина в залах, запах бумаги, ощущение абсолютной ирреальности этого места. А еще здесь прямо у входа –  памятник Человеку-невидимке с отпечатками двух совершенно разных ног, книги размером с мизинчик и книги, за которыми можно спрятаться – от всех взглядов и всех тревог, буфет с вкуснейшими яблочными штруделями (о, штрудели – это тоже очень, очень важно), хорошие люди, с которыми так хорошо вместе работать и видеться каждый день (а это, сами понимаете, чуть ли не важнее штруделей!)), а еще книгохранилище размером с дом. Как можно все это не любить и не хотеть показать?

Елена:  Гостиница «Исеть». Здесь много лет останавливались фигуранты фестиваля «ЛитератуРРентген» – по вечерам в номерах бурно обсуждали судьбы мировой и отечественной поэзии, а утром неспешно завтракали с тяжелой головой и легким сердцем.

Екатерина:  «Гротт бар». Город, где вкусно кормят – это хороший город. «Гротт бар» – это место, где у нас вкусно кормят. И я очень надеюсь, что это место долго будет с нами. В «Гротт баре» своя пивоварня, очешуительное ирландское рагу из телятины, мексиканские хрустящие конверты с гуакамоле и бургеры с сыром дор блю, а еще здесь лучшее в мире мороженое с горячей карамелью и скандинавской клюквой. И теперь, перечислив все это, я страстно хочу есть. Это была откровенная реклама, но, поверьте, бесплатная и от души))

Елена: Музей П. П. Бажова. В те времена, когда здесь еще даже и не мечтал жить П. П. Бажов – эта улица была самой богатой в городе, здесь строили усадьбы уральские промышленники, фруктовые сады спускались к реке Исеть, где летом хозяева устраивали пикники. Улица с элитной застройкой было вымощена ровно до нынешней улицы Большакова, прямо перед музеем, только вместо нынешней улицы революционера Степана Степановича в то время здесь протекала река Монастырка, а за рекой, с той стороны, где музей, проходила совсем другая жизнь, с брусчаткой там заканчивалось и благополучием. Будущий главный советский сказитель жил как раз на той стороне.

---

---

 

Евгений Иванов

 

— 50 улиц

А я бы предложил МНОГОТОЧИЕ… Экскурсия, которую я уже пару лет как серьезно намереваюсь осуществить, хотя бы в одиночестве, и даже зафиксировать в виде арт-проекта, да всё пока никак не соберусь – может показаться странной. Предполагаю, что и целого дня будет мало, чтобы ее воплотить в жизнь, учитывая затрудненность движения и отсутствия у меня навыков вождения, а следовательно, и личного автотранспорта. Идея эта возникла некоторое время назад, когда я принял участие в заказанном управлением культуры исследовании культурной среды нашего города, и выяснил удивительный факт – Екатеринбург, в отличии от большинства областных центров, исключая может быть две столицы, всегда был предельно литературоцентричен. И не только потому, что в нем на протяжении века наблюдалось большое скопление писателей, что в свою очередь сподвигло меня на запуск продолжающегося проекта-воспоминания «Несметная полка», над которым я сейчас работаю. Это отразилось во всем, даже в названиях улиц, кажется, их присваивали какие-то бешеные книголюбы. Если говорить о литературной топонимике Екатеринбурга конкретно, то в городском пространстве писательский пул выглядит более чем представительно. Около 50 (!) улиц названы в честь выдающихся мастеров слова. На уличных указателях можно встретить всех хрестоматийных классических авторов: Радищев, Фонвизин, Пушкин, Лермонтов, Крылов, Гоголь, Грибоедов, Чаадаев, Достоевский, Толстой, Тургенев, Салтыков-Щедрин, Белинский, Некрасов, Герцен, Гаршин, Шевченко, Глеб Успенский, Добролюбов, Писарев, Чернышевский, Короленко, Максим Горький. Конечно, не забыты земляки: Бажов, Мамин-Сибиряк, Федор Решетников. Заслужили подобную честь такие разные писатели советского периода, как Владимир Маяковский, Алексей Толстой, Аркадий Гайдар, Демьян Бедный, Дмитрий Фурманов, Джамбул, Николай Островский, Сулейман Стальский, Михаил Шолохов. Чтят и поэтов: есть бульвар Сергея Есенина, улицы Ахматовой, Цветаевой, Максимилиана Волошина. Удостоились упоминания зарубежные авторы: Анри Барбюс, Юлиус Фучик и даже Вильям Шекспир. Увековечены и литераторы-современники, например, Владимир Высоцкий, крупные уральские прозаики Вадим Очеретин и Николай Никонов. В районе Академический можно встретить имена екатеринбуржцев – писателя-анималиста Бориса Рябинина, литературоведа Виктора Рутминского. В 2018 году главой города подписан указ о присвоении одной из улиц в новом районе имени Чингиза Айтматова. Все это свидетельствует о большой культуре города и уважении именно к литераторам. Музыканты и художники упомянуты в названиях единичных улиц.

Я коренной екатеринбуржец, но на некоторых из перечисленных улиц ни разу не бывал. Вот я бы и предложил совершить по этому писательскому маршруту литературный круиз, запечатлеть, как они выглядят, сняться на фоне табличек. Айда со мной?

В гостях у Неистового Виссариона

А одну точку я бы УТОЧНИЛ… Никогда бы в пору моего студенчества я и вообразить себе не мог, что по прошествии лет Свердловская областная библиотека им. Белинского – самая большая и солидная в регионе – станет местом моей работы. Сколько часов я там тогда проводил в чтении, в написании курсовых и дипломной работы, а отвлекаясь от поденного труда сочинении стихов, а потом журналистских материалов и первых критических статей. Вы не поверите, интернета тогда еще не было. Это была и читальня, и я уверен родной дом для всех свердловских-екатеринбургских писателей. Готов биться об заклад, что все они здесь были, а не только присутствовали томиками книг в отделе краеведческой литературы. И материалы собирали, в советскую пору практически все местные авторы обращались к исторической прозе, и просто могли прийти и прочесть то, что было не достать, да, вы не поверите – когда-то был книжный дефицит. И творческие встречи с ними тоже здесь, в этих стенах проходили, и… (как это раньше называлось? Тогда слово «презен-тация» было еще не в ходу) ну, в общем, представляли читателям свои только что изданные книги. Здесь была святая святых и очень строго, но зато разрешалось курить в туалете. А однажды уже в 90-е критик Курицын совершил здесь сакральный акт – устроил арт-фуршет прямо в читальном зале, прямо на столиках с зелеными лампами стояли бокалы и закуски, пригласив здешних и заезжих литераторов и журналистов. Это был пир. Пир в честь того, что мир меняется. Как раз тогда появился интернет. И библиотеки утеряли свою монополию. Но кое-что осталось, как и тогда. Сюда по-прежнему заходят писатели, их здесь можно застать, увидеть и услышать, они участвуют в фестивалях и днях чтения, здесь записываются на видео для истории, и да! (теперь никак иначе) презентуют выпущенные издательствами и издательскими платформами сборники и почти никогда электронные книги. Это осталось местом встречи, которое (простите, лучше выдумать не мог) изменить нельзя.

А для меня Белинка стала место(м)рождения(ем) первой в стране критической премии «Неисто-вый Виссарион», и имя свое она любезно переподарила в слегка завуалированном виде. Премии, которую признали далеко за пределами города. Именно в библиотеку приезжают на вручение лауреаты. Посетите ее и вы, чтобы стать причастными к сообществу поклонников книги.

 

 

 

---

---

 

Руслан Комадей

 

— Представлять и видеть – одно и то же. Вот мы идём копаться в саду Бажова, там только что нашли кости его собаки, они не пахнут, но восстанавливают время. Заворачиваешь в завозню – там всё ещё можно мастерить, чтобы появилось время отдыхать и курить после. Часть сада пытается зарасти – потому что дом больше не растёт, он музей, он устал, скукожился. Садовый то ли бурьян, то ли плохой памяти резец – всё переставлено, но на свои места: чтобы травы в меру, вовремя навсегда.

Расположиться между чудовищами – памятными Пушкиными расстоянием длиной в город: один –

каратист, с интимными пальцами ног снизу, с замшелой позой рук, ночнушка и стальной холод – когда образчик урождённой неправильности превращается в красующееся уродство. Вместо памятников посмертные маски и на века. Другой – сморщенное железо в пахнущем потом сюртуке, спрятан в университетском дворе – там никого нет, место уже занято. Только и остаётся.

На третьем месте слишком ветрено. Им может быть любой проходной двор, где собираются пишущие. Главное не заходить в тёплое кафе – там тоже пишущие, но им слишком хорошо, а не ветрено.

---

---

 

Лёля Собенина

 

— Я бы отправилась за исчезающей натурой, в старые кварталы с деревянными бараками, двух-трехэтажными домиками. Предложила бы моим спутникам побродить по заросшей кустами улице Папанина и Энергостроителей или посетить профессорские уголки улицы Малышева. В  других районах города этой «эстетики увядания» предостаточно, что я была бы рада, если бы участники моей экскурсии рассказали о своих тайных уголках города, и мы бы в них заглянули.

Еще, я бы обязательно обошла городской пруд с его «Динамо» и «Драмой» – для меня это места силы, простора и веселья. А еще там самые великолепные виды на Екатеринбург.

А после этого непременно надо поднять как можно выше, и посмотреть на город и окружающие его низенькие горы с небоскреба.

Я много брожу по Екатеринбургу, часто с фотоаппаратом, и мне кажется, что город разговаривает со мной. И в запущенных, заброшенных местах голос этот отчетливее и слышнее, настолько, что я даже  могу его сфотографировать. Но если все время слушать  эти голоса, то можно слегка съехать в воображаемый мир. Для обретения равновесия я выхожу из лабиринтов старых улочек на бодрую набережную, и она возвращает меня в сегодняшний день. А вид на город с высоты птичьего полета дает вдохновение стремиться к новым горизонтам.