Кто ищет фемписьмо — везде его найдет. Вот книга Екатерины Манойло (в дальнейшем — Катерины) «Отец смотрит на запад». Достаточно собрать в один текст имя-фамилию автора и название романа, чтобы найти «фем-намерение, наклонение, дискурс». Для меня, когда я читатель, а не тематические ориентированный аналитик, не имеет значения: феминно, эфемерно, глубинно. Если это честно. Когда — честно? Когда бьют героиню, а больно мне.
Писать о травме, насилии, боли — легко и модно: под наркозом незнания. Обезболенный текст может быть кровавым, физиологичным до синяков и аплодисментов за ужасную правду.
Еще легче вообще не писать об унижении и расчеловечивании. Тогда не нужно оживлять личный травмирующий опыт или подвергать себя пытке эмпатии.
Собственно, Катерина не выбирала между «легко» и «легче». Она рассказала честную сказку, которую лучше читать при дневном свете. Сказка страшная, как все знакомые с детства сказки. Мы к ним привыкли, поэтому думаем о том, какой Мальчик-с-Пальчик сообразительный, а не о том, как жестоки родители, отправившие детей в лес. Не все помнят: мама с папой сделали это дважды. Порадовались, когда дети вернулись живыми, купили мяса на неожиданно свалившиеся деньги. А потом мясо кончилось, и мальчики снова оказались в лесу. Жестокость, свойственная фольклору, мифу — миру, не знающему рефлексий и сентиментальности.
В сказке Катерины есть Мальчик-спаситель. Маратик — брат главной героини, особенный ребенок. Он почти сразу нелюбим матерью. И почти сразу мертв. Его особенный голос узнается живыми. Голос возникает из пустоты, из сгустка чьей-то лжи, — голос дитя-призрака, вещающего правду. Он не за добро, не за зло. Он за правду (жестокую, не толерантную: «Никто не просил Мадину раздвигать ноги перед Дагиром, а она раздвинула»). Он помогает хорошим и мешает злым. Голосок заманивает в Смерть и спасает от нее с одинаковой настойчивостью. Люди не рискуют дразнить его теперь, а живого Маратика дразнили.
Героиня Катя (Улбосын — по местной традиции так называли девочек, родившихся вместо мальчиков, а поэтому сразу, от рождения виноватых) — она действительно героиня. Ее действиями руководят высшие силы или те, кто с ними не боится связываться. Вот, например, Катина тетка Аманбеке умела гадать на абрикосовых косточках. Она и сообщила Кате о смерти отца. Героиня Катя (Федра, Электра, Эвридика) бросилась туда, где страшно, где живые и мертвые не могут поделить квартиру, деньги, землю, детей. Туда бросилась, откуда родом. Откуда сбежала к Иисусу ее мать. Где погиб под взглядом Иисуса ее братик. Где должна была и Катя погибнуть, если бы голосок не приказал измученной девушке Айнагуль спасти ее. Где убил убийцу ее мертвый отец, Серикбай.
Кто добро? Тот, кто жалеет и любит, кто страдает, но имеет силы бороться. Дальняя родственница Кати Айнагуль — добро. Ее маленький сынок — добро и свет. Ирина, бабушка Кати, — добро и мудрость.
Зло — кто? Кто имел возможность выбрать сторону, силу. И выбрал. Аманбеке, тетка Кати — зло. Она знала, что может обидеть и убить. И выбрала это «что». Ее убийца сын Тулин — злой, но не зло. У него не было этого выбора. Добра он не видел и не пробовал. Просто бездушная игрушка зла. Убивал и осквернял, играя. Тем страшнее его смерть в склепе. Боги, подшучивая, показали ему его смерть.
Но кто эти боги? Кто — Самое зло?..
Аманбеке — низший ранг, «мелкий бес». Катерина не называет имени Самого зла. Она заставляет читателя мысленно перебрать карточки с именами всех героев. Неужели, как в настоящей сказке, оно побеждено, но не проговорено? Имени у него нет, но автор знает место Зла.
Зло там, куда человек смотрит со страхом или ненавистью. Это может быть север-юг-запад-восток. Или Центр. Но чаще всего Зло там, куда мы не хотим смотреть. Куда не хотим возвращаться — думая, что уже ничего не исправить…
Очерк, автофикшн — разве в это поверишь? В сказку — страшную, незавершенную — верим. Мы все в плену у Катерины.