Павел Алешин ‖ Дàлече-далèче

Цикл стихотворений

Воды глубокие
Плавно текут.
          А. Пушкин

Словно шелкопряд нити, прясть любовь благую,
Струить ее из сердца, как родник льет воду…
         А. Мицкевич

***

Ничего мне не надо,
кроме тихой нежности —
нежности, звучащей
смехом моего сына,
его серьезными вопросами
о том, о другом
(обо всем на свете:
то есть, о самом важном);
нежности, звучащей
кряхтеньем моей дочки,
ей всего-то полгодика,
а она с таким пониманием
глядит на меня
(кажется, она больше меня понимает),
но особенно радуется,
когда с нею играет ее брат;
нежности, звучащей
шепотом моей жены,
когда мы лежим рядом,
и смотрим друг на друга,
и говорим о всяких пустяках,
исполненных смысла,
пока сами не засыпаем,
убаюканные дыханьем детей.
Ничего мне не надо,
кроме нежности этой тихой.

***

Я плохо засыпаю, когда тебя нет рядом, любовь моя,
я легко признаюсь в этом сейчас, в этом стихотворении,
потому что, повзрослев, понимаешь,
что хрупкая нежность или нежная хрупкость —
то, чего так мало в мире,
то, что в действительности должно наполнять мир, быть его сердцем,
то, что нужно лелеять бесстрашно всегда, несмотря ни на что.

(О нежности и хрупкости поет Мательда в своем саду,
бродя вдоль Эвнои, встречая поэтов.)

Ты слышишь сейчас шум дождя, нежность моя? Или ты уже спишь?
В городе дождь тревожит, а в деревне звучит упоеньем смиренным,
соединяя небо и землю,
соединяя что было днем и что снится ночью,
соединяя — сейчас — и нас с тобой: тебя — спящую, меня — неспящего,
сейчас с тобой говорящего,
и голос мой, может быть, ты слышишь во сне дождем.

(Ты проснешься завтра, и расскажешь мне,
расслышала ли ты мой голос.)

***

Все больше молчания
и простоты-
тишины,
наполненной самым важным —
нежностью.
Но мало кто видит,
мало кто слышит
милосердие неба,
смиренье земли,
глубину дыхания
ветра —
в бедном счастливом поле,
в глухом необъятном лесу.
студеную чистоту
воды —
маленькой звонкой речки,
безмолвного мудрого озера.
Я открываюсь этому
рядом с тобой —
в нашем молчании нежном.

Колыбельная

Чистое поле
спит, да не просыпается,
озеро мудрое
спит, да не просыпается,
реки быстрые, реки тихие
спят, да не просыпаются,
дубравы высокие
спят, да не просыпаются,
горы святые
спят, да не просыпаются,
звери дивные
спят, да не просыпаются,
храмы Божии
спят, да не просыпаются,
только ветер, только ветер
не спит под облаками
над ковылем носит
женский голос.

***

Наш дом раскрывается
объятию поля и неба,
а за ним, вдалеке —
тайным безмолвием мудрый лес.
И это смиренное
вечное предстояние —
отголосок древних и будущих
чудес и словес.
(А ветер веет памятью женского голоса,
который он не в силах забыть.)

***

В море полунощи
уже не слышится женский голос.
Бессильно текут только слезы
во сне беспокойном.
А месяц двурогий
глядит на спящую, улыбается нежно
затерявшейся нежностью,
вздыхает, ее жалеючи,
сон ее кротко лелеючи,
приговаривая
голосом, ему самому неведомым,
доносящимся издалека:
«Спи, моя лада,
спи, моя лада,
лада моя светлая».

***

Соловей мой, соловейко,
не гляди на меня с испугом,
не улетай, прошу, от меня ты,
Не твои ли то песни я слушал
по весне и в начале лета?
Не твои ли то трели баюкали
сны любимых моих на рассвете?
Я за песни тебе благодарен,
за живые несмертные песни.
А теперь и твое молчание
говорит мне едва ли не больше.
А теперь и твое молчание
различаю я в нежности августа.
Не гляди на меня с испугом,
не улетай, прошу, от меня ты,
поклон мой прими благодарственный.

***

Мы знаем это (тогда тишина звучит):
откровение веяния страсти,
когда мы оба — замысел друг друга,
когда мы оба — узнавание жизни,
когда мы оба — словно части
и неба, и земли.
И в дыхании тогда — дуновения ветра.
И во взорах тогда — нежность звезд.
И слова тогда — глубоки, как море.

***

Снова этот древний
милосердный свет
на краю деревни,
где границы нет
с полем необъятным
(дальше — мудрый лес),
и с невероятным
кружевом небес,
с вечно небывалой
ветра глубиной,
и с большой, и с малой
жизни тишиной.

Поля

Я ползу по траве,
по траве-мураве.
Дай попробую — ам!

(Почему это мама не разрешает?)

***

Помню, как мы впервые приехали сюда:
в эту безбрежность поля:
тогда — снежного, словно глуби белого света.
Почти ночь, морозное ясное небо,
так холодно, что казалось горячим
звезд серебро.
Посреди ночи — посреди поля — посреди снега —
вдруг две полосы домов —
два берега дороги-реки.
И тишина.
Нигде нет такой тишины —
милосердием тишины
каждый раз нас встречало и встречает здесь поле.
Я памятью прошлого — там,
и памятью грядущего — тоже.

***

И небо
— всегда огромное небо —
всматривается в маленькую тихую реку.

— Какая ты маленькая, какая тихая!
мне тоже порой хочется
маленьким быть и тихим.
Будь моей малостью, будь моей тихостью —
потому что я не хочу видеть то,
что я часто вижу:
войны, голод, страданья людей и земли,
невыносимое, черное зло.
Но при всей моей силе
только слезы могу я лить,
но слез моих люди не замечают,
слезам моим не внимают.

Но я не буду рассказывать тебе об этом,
прошу,
будь моей малостью, будь моей тихостью —
и я расскажу тебе о другом,
о том, что я часто вижу:
о милосердии — о нежности — о любви,
о бесстрашии перед лицом невыносимого, черного зла,
о свете, который может литься
из людских сердец.
Будь моей малостью, будь моей тихостью,
подари  мне на время покой.

(Эти слова я случайно расслышал
в дуновении ветра).

***

Вечером перед сном я читаю сыну былины —
больше всего ему нравится таинственный Святогор
(он знает былины о нем почти наизусть),
а еще Илья Муромец (— Папа, ведь Илья — самый сильный?
— Конечно, Женя, самый сильный). Днем
Женя играет в богатырей: бегает с игрушечным мечом,
побеждает воображаемых злодеев:
Соловья-разбойника, Тугарина, Калина-царя,
и видит вдали, за нашим деревенским домом, луга и леса,
такие же, как в былинах, бескрайние и безмолвные.
Иногда Женя засыпает, а я продолжаю читать,
сам завороженный древним повествованием:
какую дорогу выберет Илья?
справится ли Добрыня с Горынычем без оружия?
Как Василиса Микулишна спасет мужа,
Ставра Годиновича?
И в это время внутренним взором я ощущаю
луга и леса, как в былинах, бескрайние и безмолвные,
что окружают наш деревенский дом,
и как будто нет границ между древним и настоящим.

***

                                               Женьке
Когда сияние не старо в звездах
(пронзителен их августовский свет),
они всегда дадут тебе ответ,
они тебе родны — как этот воздух,
с безмерной чистотою родниковой,
как это поле с буйством звонких трав,
как этот лес, что тайной тихой прав,
и как река — с прохладой вечно новой.

***

Дàлече-далèче во чистом поле
различаются цветы тишиною —
белою, синею, алою вволю
как наслаждаемся мы глубиною,
не нарушая ее — оттого ли
и август нежен нежною луною,
видимой днем — серебром — над лесною
зеленью, живым трепещущей морем —
и мы с тобой безмолвьем всему вторим,
впускаем в себя, своей наполняем
любовью сам воздух вокруг, вверяем
ему сокровенную нашу волю,
чтобы еще одной необычайной
тишиной звучало чистое поле,
еще одной нежной нежностью тайной.

***

Лес, помнящий еще поверья мери,
веет древней юностью изначальной:
вот-вот, мнится, таинственные звери
— духи лесные — с песнью величальной
выйдут навстречу людям, к ним пришедшим
с поклоном,  ибо все едино было.
(мнящееся безвозвратно ушедшим
вдруг может стать будущим легкокрыло).
Но — тишина: это лес молчит листвой,
словно дышит все тишиной глубинной,
и читаем мы в тишине живой
написанное в книге Голубиной.

***

Этой августовской ночью
горят звезды
невнимаемым людьми напоминаньем:
— мир, мир —
слишком немногие смотрят сейчас на небо,
слишком немногие внимают сейчас звездам,
слишком немногие чувствуют сейчас  боль земли;
но звездный свет — милосердный и кроткий,
но звездный свет — далекий и нежный,
но звездный свет — бесстрашный и хрупкий,
хоть немногим, но говорит:
мир, мир

26 июля — 20 августа 2023 года