Литосфера. — № 2, 2019.
— И хочется, и колется…
— Всё субъективно…
— Поставим на дегустацию.
(Из внутренних диалогов О. Д.)
В январском номере «Урала» подборка Александра Верникова «Дух гуляет на воле» — лучшее прощание с поэтом. На протяжении 30 лет Верников был постоянным автором журнала, в 2018 году его не стало. Предисловие к стихам подборки, которая, наверно, могла бы считаться некрологом, написано явно близким человеком, женщиной, что непременно хотела объяснить, какой он и почему… Но некролога не вышло. Читаешь стихи последних лет и видишь яркую природную натуру автора, его чёткий ритм речи, энергичный кивок самому себе. Фатализм и накликивание в меньшей мере. Традиционно-секретное для русского мужика «…эх, была-не была!.. теперь и умереть не страшно!» у Верникова такое же размашистое и серьёзное.
Ум-ру-ли-я — это фамилия
Грузинская, вроде Кантарии,
Нужны небольшие усилия
Ума, чтобы вон из букварии,
Из русской словарни заезженной
Привычкою употребления
Уйти с головой обезбреженной
В безмерную волю нетления.
Самоирония поэта сильна примерно так же, как и желание жить. Нет скорби или тьмы, есть — в стихах, было в жизни, — отдавание всего, что имеешь, и даже если сожаление шевелится где-то, оно не причина отречься и покаяться. Потому что творчество щедрых и творчество транжир, слава богу, не похожи.
Еще одна подборка в «Урале» показалась мне интересной — «В две слезинки и восемь строк…» Ольги Исаченко. И совсем не ванильно-сопливой, как вполне можно подумать из названия, она вышла. Получилась трезво отражающая действительность линза. К ней, как к любой оптике, нужно привыкнуть. Стихи начинают раскрываться, и ты понимаешь, что в них «да источают окна свет, / Как будто вафли крем», со второго, минимум, прочтения или с первого — очень медленного. Автор старается искать свои уникальные образы, что невольно мешает мгновенному принятию сообщения. Нужно сопоставить гранки. О проблеме пьянства и проституции, о детдомовском детстве и беспомощности государства, как главного родителя общества, одинаковых мыслей не бывает, хоть люди и сходятся во многом. Не всяк сверчок смеет свой инструмент принести. Но социальную ориентированность текстов Исаченко опоясывает философскими смысловыми «аллитерациями». Они так хороши, что думаешь, не ради этих ли строчек всё писалось:
Но благ ли, Боже, твой пример —
Грехи отцов — сверх всяких мер —
Оплачивать детьми?
И очевидно, что сознательно задаёт Ольга Исаченко этот суровый и смелый вопрос. Не кощунственный, а требующий честного ответа. От каждого отца. Каждой матери. Потому что Бог в любом из нас.
Январский «Новый мир», как всегда, разнообразен и непредсказуем. Взять хотя бы поэтическую подборку Наталии Азаровой. «Фибоначчи» звучит по-итальянски приманчиво, и если заранее ничего не знать о средневековом математике Леонардо Пизанском, то уже от названия возникает смешанное ожидание чего-то истинно лирического, сонетного, флорентийского даже. Переводы? Или продолжение традиции? Подражание? Нет. Числа. Строфы, написанные числами Фибоначчи, того самого Леонардо из Пизы. Информацию о числах можно найти в Википедии, а вот их поэзию предлагается искать в подборке Азаровой. Поиск не будет долгим: строчек не слишком много. Но достаточно, чтобы понять по вкусу ли находка.
Однако есть поэты, близкие сердцу неискушённому. Андрей Анпилов в подборке «Пиши на твёрдом» играет мягкую и знакомую мелодию. Правильно, гитара — инструмент твёрдый, а песни выпускает бархатные или парчовые (а если о Высоцком говорить, то там и драп, и парусина, и атлас…). Ткацкий импровизированный станок! Только вместо ниток — стихи да ноты. Вот и в подборке Анпилова всё струится и поёт. Легко читать, незначительным кое-где усечениям размера не придаёшь значения, так как идёшь по мелодичным ступенькам, прыг-скок, слушаешь звук шагов и примыкаешь в авторском шаге к своей цепочке воспоминаний. «А теперь поиграем в “Паровозик”!» — где-то синхронным отголоском звучит память через стихи, «устным почерком» написанные. И ткутся ровные живые мысли о подвиге, о смысле, о востребованности человека и поэта. Человека прежде всего. Незаметно и всю жизнь прочесть можно.
Другое дело подборка стихов Бахыта Кенжеева «Отцовский обычай» — похожа на самоучитель плавания. То длинно, то коротко, то плывёшьпод кенжеевской долгой строкой-волной, забывая, что погрузился без необходимой подготовки, баллон не захватил и кислород только в лёгких, то выныриваешь за глотком воздуха. Перевести дыхание на краткой строчке получается едва ли, потому что проваливаешься в узкий плотно сплетенный кокон во весь свой рост и пошевелиться трудно, лишь запрокидываешь голову и смотришь вверх, гадая, как куколкам не страшно. Но можно польстить себе и представиться выловленной золотой рыбкой в садке, которую поэт заботливо пересаживает в новый дом, перенося в шёлковой марле…
В любом случае, что ни воображай, а стихи Кенжеева поглощают всё внимание с первых двух строк, какое стихотворение из подборки ни возьми. Именно две строчки — в связке, в парности — затягивают в узел образов и ассоциаций. А после вдруг ощущение, будто перед требовательным отцом замирает ребёнок, и сердце его колотится чаще и глубже в ожидании следующих слов этого большого и сильного человека.
Читаешь в темпе авторского скорочтения, но проглатывание целых исторических полотен и великих фигур требует широких возможностей интеллектуального аппарата. Чувство насыщения наступает раньше, чем начинаешь смаковать каждую деталь. Возвращаешься. Второй забег. Уже медленнее. Насыщение не равняется финишированию, отчего забеги можно не считать. А просто получать удовольствие от поэзии Бахыта Кенжеева.
Но что же на других просторах? Суггестивность поэзии, на мой взгляд, не должна провоцировать или напрямую вызывать «семантический выкидыш» (О. Мандельштам). Авторы вольны во всём, кроме безвольного отношения к тексту. То есть, поэт не отпускает птиц версификации и рефлексии хаотично летать и творить, что им в бошку тюкнет, а умело и педантично управляет ими. Приманивает ли кормом, золотым ли безразмерным волосом за лапку привязывает, крылышки подрезает или подружку держит под рукой, чтоб, верный, камнем, прям камнем, — по сути неважно, каким способом контролирует поэт творческий процесс. Главное, чтобы результат его творчества стал не сырой мидией, а жемчужиной.
В текущей «Волге» (№ 1–2, 2019) поэтические подборки на любой вкус. От потоковой сингулярности Альбины Борбат, Богдана Агриса и Алексея Порвина — до виртуозного селфи-гобелена от мастера Феликса Чечика. В его нынешней подборке есть всё, за что хочется ухватиться в ветреную погоду.
Полагаю, что я не один и не двое
нас, поставивших «на»; мы стоим на кону,
не теряя надежд. Но берет за живое
иногда, что не нужно уже никому.
Ничего. Как-нибудь. Не впервой. Не напрасно.
Нам ли это не знать? Сколько лет, сколько зим.
Навещать свою память настолько красиво и часто, каждый раз с новыми подарками, душевную теплоту приносить из «потом» в «до», а не наоборот, чтобы не оказалось всё зряшным, — не каждый человек умеет, может, хочет. У Чечика этому учишься.
Жизни мотив
на любовь обречён.
И стихи, синтаксически так порой лихо закрученные, но не теряющие простоты и гибкости, подтверждают выверенным слогом. И абсолютно не чувствуется натужности, будто между перекурами написано на форзаце книжки, случайно взятой с полки в комнате приятеля. Поэт немного ироничен, но привязанность, как и предвзятость его, объективны. Серьёзно жить без прошлого нельзя. И Феликс Чечик, прекрасно зная это, стихами показывает, как необходимо работать на собственном гештальтном поле, а потом пересказывать истории барыни-истории своим поэтическим языком. Это редкость.
Что ещё предлагает «Волга»?
А вот.
«Небесным головокруженьем» Елены Сунцовой приятно начинать, например, серебристо-лазурное утро или предварять долгую ночь. Стихи хорошо ложатся на внутренний слух, ритм и рифмовка не отягощены сложными вывертами. Знаками препинания «распнуты» только первое и последнее стихотворение подборки, все остальные свободны от, казалось бы, формализма. (Совпадение или своеобразные кавычки?) Интонацию ищи сам по смыслу. Вариантов не много, авторская мысль движется в русле преобладающей логичности, но есть и такие неожиданные метафоричные решения:
Из темноты из глубины
Туда где мы туда где сны
Под покрывалом языка
Где в строку падает строка
— что придаёт некую пикантность тексту. Есть впечатление лёгкого акцента, ведь автор, живя в Нью-Йорке, чаще, наверное, говорит, а может и думает, на иностранном языке. И это скорее на пользу стихам Елены Сунцовой, потому что женская манера говорить предметно, но мечтательно-скоропалительным тоном, привлекательности не теряет.
Однако способность видеть жизнь в пикселях демонстрирует Андрей Пермяков подборкой «Как починить свет». Опытный автор. Заметная уверенная строка. Импликация и повествование. Тон поэта средне-скользящий. Он описывает происходящее как Present Continuous (настоящее длительное время), бесшовно переходящее в Past Continuous (прошедшее длительное время). Разница едва видна, потому что экспрессии в выводах-проводах прошлого не ощущаешь. Пермяков как созерцательный реалист изображает облака облаками — еле-еле двигающимися, проволоку проволокой — играющей, звенящей, убывающие росы росами — убивающими. Факт как образ. Или образ как факт. Повторенный несколько раз факт-образ усиливает свою начинку, и смысл детонирует сам, когда добавленные или изменённые элементы в финале сопрягаются. В случае со стихами, которые с акупунктурной точностью попадают в ментальную мишень, о первичном импульсе говорить не обязательно.
Собака бежала.
Вторая собака бежала.
Свет жалил.
Милая говорила.
Мило так говорила.
Через стекло говорила.
Было.
И что тут, собственно, добавишь?..
Читайте поэзию! Она для вас.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
