Ольга Балла ‖ Редкостно счастливый случай

Елизавета Трофимова — тот, кажется, редкостно счастливый случай, когда большая начитанность, культурная насыщенность, переполненность культурными реминисценциями, цитатами разной степени скрытости (доходящая до переусложнённости — но для молодости в избытке сил это нормально) не задавливает юной авторской индивидуальности, но добавляет ей внутренних измерений.

Видно, что автор ещё в стадии становления — и что это становление бурно. В этой первой маленькой, очень концентрированной книжечке заметно, конечно, множество следов узнаваемых влияний — воздействия авторов, во многом определившим поэтическую динамику XX века. Каждый поэт, как известно, сам создаёт собственных предшественников, и  Трофимовой они мощные: от (почти неминуемой) Цветаевой, которую мы узнаём в первом же стихотворении книги, до, например, Пауля Целана. То есть, в основном это первая половина и середина прошлого века: времени демиургического и катастрофического, сдвигавшего те самые «литосферные плиты», упомянутые в первом стихотворении книги, которые продолжают своё движение и до сих пор. У Трофимовой слышен гул этого сдвигания.

Всем этим сильным, властным влияниям не только нельзя не поддаться, но даже и грех не поддаться: они — школа, и трудная школа, которую необходимо пройти — для обретения чувства формы, для владения ею.  В случае Трофимовой эти следы хочется назвать рубцами, шрамами, ожогами (от взаимодействия с чужим открытым огнём) — ещё и не всегда вполне зажившими, — следами происходящей на наших глазах борьбы с этими влияниями, соперничества с ними, сопротивления им и вызова им.

пока ты до конца не уяснишь

своей нечеловеческой природы

все будет лишь болото да камыш

тягучие неправильные воды

ступать по ним обидно, горячо

как будто под ногами стовитражный

собор с его гаргульевым плечом

такой огромный и такой бумажный

перенеся веревку и словарь

взмываешь через тернии и астры

плененная свободою агарь

бродяжничества пролитое масло