Михаил Панов ¦ Владимир Новиков

Неопубликованная статья о М. В. Панове для биобиблиографического словаря «Русские литературоведы ХХ века»

ПАНОВ Михаил Викторович [20.07.1920, по другим сведениям 21.09.1920, Москва — 03.11.2001, Москва], лингвист, литературовед. Д-р филол. наук.

Окончил фак. русского языка и лит-ры Москов. гор. пед. ин-та в 1941. С октября 1941 — в действующей армии. После войны работал учителем в московской школе. В 1952 защитил кандидатскую диссертацию в Москов. гор. пед. ин-те ин-та им. В. П. Потемкина, преподавал на кафедре русского языка этого института. В 1958 был приглашен академиком В. В. Виноградовым на работу в Институт русского языка АН СССР, а затем и на преподавательскую работу на кафедре русского языка филологического факультета МГУ.
В Институте русского языка П. сначала руководит фонетической группой, а с 1963 возглавляет сектор современного русского языка. В 1967 выпускает монографию «Русская фонетика», в 1968 защищает по этой теме докторскую диссертацию. Заведуя сектором, организует коллективное четырехтомное исследование по социолингвистике — «Русский язык и советское общество» (1968). Выступает с проектом радикальной орфографической реформы (главная идея — усиление роли фонематического принципа написаний), который, однако, не получает поддержки в научных кругах.

В 1966 П. направляет генеральному секретарю ЦК КПСС Л.И. Брежневу письмо с просьбой о помиловании осужденных писателей А. Д. Синявского и Ю. М. Даниэля. Выступает в защиту сотрудников своего сектора, выразивших протест против ввода советских войск в Чехословакию в 1968. Это приводит к конфликту с партийным руководством Института, исключению П. из КПСС (куда он вступил на фронте) и увольнению с работы. Законченная им в 1970 году монография «История русского литературного произношения XVIII — XX вв.» (где немалое внимание уделено звуковой организации в творчестве поэтов — от М. В. Ломоносова до А. А. Вознесенского) вышла из печати только двадцать лет спустя.
С 1971 до начала 1990-х гг. П. — старший научный сотрудник сектора методики преподавания русского языка НИИ национальных школ Министерства просвещения РСФСР. Одновременно с этой работой он читает на филологическом факультете МГУ спецкурс «Язык русской поэзии XVIII — XX вв.», который слушается не только студентами, но и многими профессиональными филологами и литераторами. В нем П., продолжая научную традицию ОПОЯЗа, фактически разворачивает литературоведческую концепцию эстетической эволюции русской поэзии на протяжении двух столетий.

Первый его исследовательский опыт на эту тему относится еще к юным годам: тетрадка с научными этюдами П. была передана К. И. Чуковскому, у которого, однако, сама попытка автора писать в опоязовском духе вызвала резкое неприятие. Исследовать русскую поэзию П. продолжил на фронте, потом занимался этим параллельно с собственно лингвистическими штудиями. Реализовывалось это и в рукописях, написанных «в стол», и в ряде опубликованных статей по поэтике и стиховедению (впоследствии составивших раздел «Поэтика» в посмертном двухтомнике его трудов). В 1984 году П. выступает составителем «Энциклопедического словаря юного филолога (языкознание)», организует для него цикл статей о языке русских классиков, привлекая для их написания литературоведов.

После ухода П. из Института русского языка у него дома собирается кружок единомышленников и учеников (организатором его выступил Л. Л. Касаткин): делаются доклады, выпускается самодеятельный рукописный журнал «Дятел». В 1990 учеными этого круга к 70-летию П. выпускается коллективный сборник статей «Язык: система и подсистемы», среди участников которого есть и поэты О. А. Седакова и В. Б. Кривулин.
Инициатором выпуска этого издания (как и других сборников, посвященных М. В. Панову, и посмертного двухтомника его трудов) выступает его ближайший друг Е. А. Земская.

С 1992 года П. преподает в Московском государственном открытом педагогическом университете (с 2000 года — имени М. А. Шолохова), где в своих лекционных курсах уделяет большое внимание истории русской поэзии и теоретической поэтике. В 1998 году выпускает сборник собственных стихов «Тишина. Снег», где представлены поэтические произведения, написанные на протяжении шести десятилетий. К 2001 году он успевает также подготовить стихотворный сборник «Олени навстречу» (книга вышла после смерти автора).

80-летие П. было отмечено выходом коллективного сборника статей «Жизнь языка» (2001). Под таким же названием в 2007 году выпущен сборник статей памяти ученого: там, в частности, опубликованы беседы с ним, где отражены его литературные вкусы и литературоведческие убеждения.

Как литературовед П. нацелен на создание единой и системной истории русской поэзии. В ее основе лежала рабочая гипотеза о том, что поэзия (как и искусство в целом) развивается по имманентно-эстетическим законам («внутреннее самодвижение поэзии»). Образцом научности в этом смысле для него была теоретическая и историческая концепция ОПОЯЗа. В своей письменной и устной речи П. редко пользовался выражением «русский формализм», считая преимущественное внимание к исследованию художественной формы необходимым условием научности. В трудах ведущих опоязовцев Ю. Н. Тынянова, Б. М. Эйхенбаума и В. Б. Шкловского он ценил прежде всего спецификаторское начало, считая, что именно эти исследователи создали литературоведение как науку. Для П., как и для опоязовцев, всякого рода «идейность» (социальная, политическая, этическая, религиозная) была не «содержанием» искусства, а его материалом, подвергающимся глубокой трансформации и подчиненным собственно эстетическому фактору.

При этом понимание художественной формы в поэзии было у П. дифференцированным и многоуровневым. В поэтической форме он выделяет три «яруса»: звуковой, словесный и образный. Звуковой ярус включает всю фонику стиха — метрику и ритмику, акустику, повторы и аллитерации. С него начинаются исторические сдвиги, потом эволюционная энергия передается словесному и образному ярусам. Так, например, звуковой ярус Ломоносова отмечен внутренним контрастом между стопной и тактовой структурами. В словесном ярусе наблюдается контраст между русизмами и славянизмами, конкретными и абстрактными значениями. Этим контрастом создается та «эмблемность», «внеличность» которая представлена и в образном ярусе.

Все ярусы в исследовательской системе П. изоморфны, для них характерна единая система тождеств и контрастов. Для обозначения этой системы П. вводит специальный термин «кнотр», придуманный по принципу зауми, чтобы он не вызывал никаких ассоциаций с другими словами. «Кнотр» — «такой повтор отношения, при котором каждая единица <…> свободно избирается в процессе творчества». Вводя понятие «повтор отношения», П. уточняет и углубляет положение Е. Д. Поливанова о том, что поэзия есть повтор. При этом, согласно концепции П., возможны два варианта такого системного повтора — «кнотр тождества» и «кнотр контраста». В качестве примера «кнотра тождества» П. приводил постоянное число ударений в строках тактовика, образное сравнение как таковое. Примеры «кнотра контраста» — мифологизмы в общем словесном строе стихотворения Пушкина «Прозерпина»; стилистическое противопоставление героев «Медного всадника»: «Петр решен средствами искусства XVIII века <…> Евгений — средствами искусства ХIХ века…».

Как стиховед П. последовательно продолжает разрабатывать открытое А. Белым противопоставление метра и ритма. При этом он отказывается от господствующего в современной науке представления о резкой противоположности «силлабо-тонической» и «тонической» систем стихосложения. На протяжении всего исторического развития русской поэзии в ней, согласно концепции П., сосуществуют два типа организации стиха — стопная и тактовая (под тактом понимается фонетическое слово). На одно и то же стихотворение можно посмотреть с двух точек зрения. Так, четырехстопный ямб чаще всего содержит три словесных ударения в одном стихе. С этой точки зрения «ямб Пушкина — это не только ямб, но и тактовик», а у Блока тактовик преобладает, причем «тактовик для Блока — метр, стопный размер — ритм». С тактовиком в системе П. граничит верлибр. Свободный стих для П., как и для Тынянова не близок к прозе, а наоборот — квинтэссенция поэтичности.

Тыняновское положение об «отталкивании» как основном двигателе литературной эволюции нашло у П. недогматическое научное развитие. В его историко-литературной системе движение от Ломоносова к Державину, от Пушкина к Баратынскому, от символизма к акмеизму и т.п. осуществляется по принципу контраста, антитезы. Творческое развитие обретает у П. и тыняновская концепция лирического героя. В отличие от Тынянова, который создал этот термин как окказиональный и связанный прежде всего с Блоком («человеческое лицо») и в отличие от Л. Я. Гинзбург, для которой лирический герой обладает «устойчивыми чертами — биографическими, сюжетными», П. видит в лирическом герое доминанту «образного яруса», реальность поэтической формы, органически связанную с ритмикой и языком. Жизнеподобие не является непременным условием существования этого феномена. Так, например, лирический герой Хлебникова — «это пророк, ребенок, ученый, колдун, конструктор-изобретатель, невменяемый воин, бомж, как сказали бы сегодня, инопланетянин. И все эти ипостаси поэта перетекают одна в другую…».

Такое понимание лирического героя позволяет включить в сферу исследования всё интеллектуальное, психологическое, этическое наполнение поэтических произведений. При таком подходе внехудожественные ценности предстают не «содержанием», а материалом, претерпевающим творческую трансформацию. В своих лекциях П. применял категорию «лирический герой» и к научно-публицистической прозе, отмечая, что она становится литературным фактом в тех случаях, когда в ней присутствует «лирический герой», то есть образ автора, воплощенный в словесно-композиционной ткани произведения.

В своем лекционном курсе по истории русской поэзии П. подробно высказался о Ломоносове, Державине, Пушкине, Баратынском, Тютчеве, Лермонтове, Некрасове, Фете, Сологубе, Блоке, Андрее, Белом, Анненском, Кузмине, Ахматовой, Мандельштаме, Хлебникове, Маяковском, Пастернаке, Цветаевой, Есенине, Заболоцком, Твардовском, Вознесенском. Каждый из поэтов в этой цепи предстает как необходимое звено, для П. не характерен узкоспециализированный научный интерес к отдельным «персоналиям», какие-либо вкусовые предпочтения. Эта своеобразная «всеядность» имела у П. теоретико-эстетическое обоснование: он вводит категорию художественной «предельности» произведения: если возможности данного материала реализованы художником до предела, то его творение уже не может быть «превзойдено», оно уже не может быть «хуже» другого произведения, каким бы шедевром то ни являлось. При таком широком взгляде на вещи решительно отпадает необходимость в бессмысленных иерархиях, в избыточных оценочных градациях («гениальный», «великий», просто «талантливый»), в выстраивании эстетической «табели о рангах». П. выступает против отнесения подлинных мастеров к «второстепенным поэтам». Самую высокую оценку получают у него и Карамзин как поэт, и Батюшков, музыкальность которого он считает непревзойденной.

П. раскрывал непреходящую эстетическую актуальность поэтов отдаленных эпох и вместе с тем был последовательным противником пассеизма: к вершинным достижениям поэзии он смело относил и многие произведения своих современников, с сугубо эстетической точки зрения анализировал стихи шестидесятников (в особенности А. Вознесенского).
С юношеских лет П. писал стихи, но обнародовать их решился только в 1998, когда вышел его сборник «Тишина. Снег». Как стихотворец П. тяготел к верлибру, но не чуждался и традиционных форм (в частности, сонета). Филологическая, литературоведческая проблематика становится одним из мотивов его лирики. Так, в стихотворении «Ночью» (1942), вслед за рассказом офицера-артиллериста о военном быте следует неожиданная апология верлибра: «Думаю о судьбе русского свободного стиха: // будущее — за ним. И совсем не бескрылый, // не безвольный, вранье: это стих глубокого дыханья, // яркости, крутизны. Блок давно уже это открыл».

А в сборник «Олени навстречу» (2001) включена поэма «Звездное небо», написанная в 1960–1970-х гг. и являющаяся собой творчески пережитый автором мир русской поэзии. Она состоит из ста миниатюр, написанных верлибром и рисующих художественные миры русских поэтов XVIII–XX вв. «Здесь сделана попытка представить те образные впечатления, которые возникают у автора этих набросков при чтении русских поэтов», — с такого пояснения начинает поэт-исследователь. П. по сути дела осуществляет широкий разворот хлебниковского четверостишия «О, достоевскиймо бегущей тучи…», где в четырех строках даны авангардные образы художественных миров Достоевского, Пушкина и Тютчева. Не случайно Хлебникову отведено здесь особенное место: с его лирического портрета начинается поэма и другим портретом завершается. Верлибр здесь выступает универсальным художественным языком для изображения любых поэтических систем. При его помощи портретируется, например, Пушкин: «Мир, где все // отбрасывает // остро-сверкающие тени. // Пушкин». Миниатюры П. потенциально переводимы на язык научного исследования и могут быть декодированы, использованы при изучении изображенных в «Звездном небе» поэтов и их художественных систем.

В отличие от опоязовцев, избегавших слов «эстетика» и «эстетический», П. пользовался ими постоянно. Его интересовали общие закономерности искусства. В детские годы он видел спектакли Мейерхольда и впоследствии анализировал их структуру. Компетентно разбирался в живописи и архитектуре. Рефлектировал по поводу феномена «комического», разграничивая «остроумие» и «балагурство». Неосуществленным остался замысел книги «Диалоги об искусстве», где П. намеревался выйти на уровень философского обобщения всей своей филологической работы.

Опыт П.-литературоведа свидетельствует о том, что преимущественное внимание к эстетической специфике литературы закономерно приводит к включению в сферу исследования всего смыслового и эмоционального богатства художественной словесности. Продолжив традицию «формального метода», П. раскрыл внутреннюю иерархию художественной формы, обнаружив в ней реальный источник художественной динамики. Эту динамику он прослеживал и в историческом развитии литературы. Подход П. к таким феноменам, как лирический герой и художественный мир, предвосхищает тот «антропологический поворот», тот дух междисциплинарности, которыми отмечены литературоведческая и эстетическая мысль начала ХХI в.

____________________________
Издания:

1. Поэтика // Панов М.В. Труды по общему языкознанию и русскому языку. Т. 2. М., 2007. Лингвистика и преподавание русского языка в школе. М., 2014.
2. Язык русской поэзии XVIII – XX веков: Курс лекций. М., 2017.
3. Панов М.В. Поэтический язык Серебряного века. Символизм. Футуризм. Курс лекций. Подгот. текста. предисловие и примечания Л.Б. Парубченко. СПб., 2019.
4. Статьи. Ритм и метр в русской поэзии // Проблемы структурной лингвистики. 1985–1987. М., 1989.
5. Ритм и метр в русской поэзии. Статья вторая. Словесный ярус // Поэтика и стилистика. 1988–1990. М., 1991.
6. Даниил Хармс // Очерки истории языка русской поэзии ХХ века. Опыты описания идиостилей. М., 1995.
7. Рассказы о русском стихе: Пиррихий // Русская словесность.1995. № 1.
8. Рассказы о русском стихе: Цезура // Русская словесность. 1996. № 3.
9. Рассказы о русском стихе: Логаэдический стих // Русская словесность.1998. № 4.
10. Из рассказов о русском стихе: Тактовик // Русская словесность. 2000. №№ 3–4.
11. Сочетание несочетаемого // Мир Велимира Хлебникова: Статьи и исследования 1911–1998. М., 2000.

Библиография, архивы:
Список трудов М.В. Панова // Панов М.В. Труды по общему языкознанию и русскому языку. Т. 2. М., 2007.

Литература:

1. Капанадзе Л.А. Мемуар о фантастическом учителе // Язык: система и подсистемы: К 70-летию М.В. Панова. М., 1990.
2. Новиков В.И. Сеятель очей: Панов-литературовед // Там же.
3. Парубченко Л.Б. Ученый, учитель, художник // Жизнь языка: Сб. ст. к 80-летию Михаила Викторовича Панова. М., 2001.
4. Бирбраер Е.Г., Иванова Н.А. Наш школьный учитель // Там же.
5. Шкатова Л.А. Слово об Учителе // Там же.
6. Гловинская М.Я., Кузьмина С.М. Слово о нашем Учителе //Жизнь языка: Памяти Михаила Викторовича Панова. М., 2007.
7. Четыре беседы с М.В. Пановым // Там же.
8. Из писем М.В. Панова к Л.Н. Булатовой // Там же; Иванова-Лукьянова Г.Н. М.В.
9. Панов-педагог // Там же; Красильникова Е.В. Помню… // Там же.
10. Седакова О.А. Михаил Викторович Панов. Последняя встреча // Там же.
11. Новиков Вл. По ту сторону успеха: Повесть о Михаиле Панове // Новый мир. 2015. № 7 [то же под названием «Повесть о Михаиле Панове» в кн.: Новиков Вл. Любовь лингвиста. М., 2018].
12. Новиков В.И. Поэтография Михаила Панова // Труды Института русского языка им. В. В. Виноградова. Т. 7. М., 2016.
13. Марков А.В. Летчик-испытатель поэзии. О лекциях Михаила Панова // Троицкий вариант – наука. 27.022108. https://trv-science.ru/2018/02/27/o-lekciyax-mixaila-panova/.

©

Владимир Иванович Новиков (род. 9 марта 1948, Омск) — советский и российский филолог, педагог, литературный критик и прозаик. Доктор филологических наук (1992), заслуженный профессор МГУ имени М. В. Ломоносова, профессор кафедры литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики МГУ, академик-учредитель Академии русской современной словесности.