Больнозоркость I У меня развилась больнозоркость, Босховеют зрачки в свете зла. Положить бы на них монеты И не видеть, как жёлтые путы Забирают людей за черту. Дым из живородящей матки (Из подземных гротов, катакомб), Жёлтый дым разъедает глаза, Но они не слезятся, а сохнут, Жёлтый дым проникает в окна! II Окулист посылал к психиатру, Психиатр назначил покой. Но глаза, как голодные кратеры, Наполняются жёлтой
Найти свой голос, дать свободу связкам
Привокзальная площадь. Багажное отделение. Дорога уходит влево. Асфальт старый, потрескавшийся, истертый, песок просачивается, трава пробивается. Дома, за домами тянутся железнодорожные пути,..
Пока гремел гром и сверкала молния, этажом выше откидывалась крышка концертного фортепиано, это странная девочка отрабатывала свое ежедневное наказание, — этюды Черни.
Важно — то, что новый роман Алексея Радова, вышедший из печати в начале недавно прошедшего лета, как утверждают уже успевшие высказаться о нём рецензенты, свидетельствует о том, что его автор существенно изменил свою творческую манеру.
Кажется, сама поэзия устала от социального, от свалок, физиологии, быта и востребовала возвращения к тем словам-символам, что изначально связаны с поэтическим мироощущением. Именно на таких словах держится стихотворная ткань книги.
О том, как приговоренные люди проводят последние отведенные им мгновения. Чему их посвящают, о чем думают, по чему заранее скучают. Как спустя много лет выжившие продолжают думать о себе как о мертвых, а о мертвых, потерянных в той войне, как о живых.
В голове было пусто, точнее, никак. Так, наверное, выглядит слепое одиночество, когда некому доверить свои глупые страхи, истеричные опасения, обнаженные тексты.
Неопубликованная статья о М. В. Панове для биобиблиографического словаря «Русские литературоведы ХХ века»
Мой друг! мой одиссей! мой рулевой!
