[dropshadowbox align=»none» effect=»curled» width=»auto» height=»» background_color=»#ffffffff» border_width=»1″ border_color=»#f61313″ ]Филипп Николаев — русско-американский двуязычный поэт и литературовед, живущий в Бостоне, автор нескольких сборников английских стихов и соредактор серийной антологии англоязычной поэзии и критики Fulcrum. Он полиглот и переводит стихи с нескольких языков. Его стихи, статьи и переводы регулярно появляются в международной литературной периодике, а на русском языке они выходили в журналах «Воздух», «Артикль», «Дружба Народов», «Новый мир», TextOnly.ru и некоторых антологиях. Николаев обладатель двух ученых степеней Гарвардского университета, защитил диссертацию (PhD) о творчестве Сэмюэла Беккета в Бостонском университете.[/dropshadowbox]
Современные индийские поэты в переводах с английского
Филиппа Николаева
К. Сатчиданандан (K. Satchidanandan)
К. Сатчиданандан (K. Satchidanandan , р. 1946) — всемирно известный двуязычный поэт, критик, драматург, редактор и переводчик, пишущий на малаяльском и английском языках. Его сборник «Избранное: 1965-2015» вышел в 2016 году, после чего он опубликовал еще три тома стихов. Лауреат всевозможных премий и поэтических фестивалей, он является заслуженным профессором английского языка и переводоведения и многие годы возглавлял Национальную академию литературы (Sahitya Akademi) в Индии.
Кролик
Первая любовь — первый кролик,
белопушистое чудо
с рубиновыми глазами и жемчужными ушами,
прыгающее по росистой лужайке.
Приручить его не просто,
рукой не потрогаешь —
удирает в кусты.
Тявканье инстинктов приводит его в ужас.
Он нежен, падение листа
может оглушить его,
а аромат розы —
опалить ему нос.
В итоге нам удается поймать его.
Мы ослепляем его страстью,
сажаем на колени и начинаем
ласкать и тетешкать.
Тут-то он и тает, как снег, лишь белый
солнечный зайчик скачет на его месте,
а еще остается снежинка —
замерзшая слезинка.
Кактус
Колючки — моя речь.
Кровоточащий укол —
весть о моем существовании.
Когда-то эти иглы были цветами.
Я презираю неверных любовников.
Все поэты ушли из пустыни,
вернулись в сады, а здесь
остались одни верблюды с купцами.
Они втоптали в пыль мое цветение.
От каждой редкой капли воды
мне досталось по колючке.
Мной не соблазняются бабочки
и птичий хор меня не славит.
Зато мне нипочем засуха.
Я создаю иную красоту
за гранью лунного луча,
но по сю сторону снов
на пронзительно колючем
параллельном языке.
Бабка
Бабка моя была сумасшедшей.
Пока в ее деменции
вызревала смерть,
мой дядя-жлоб
держал больную в кладовке,
одетую в солому.
Когда моя бабка иссохла и лопнула,
семена ее рассеялись из окна.
Было солнце, и был дождь,
и один росток достиг возраста дерева,
чья похоть породила меня.
Как же мне не писать стихов
о мартышках с золотыми зубами?
Безумцы
У безумцев нет касты,
религиозной принадлежности,
половых различий,
они вне идеологий.
Мы недостойны их невинности
Язык их — не сны,
но иная реальность. Их любовь —
лунный блеск, зашкаливающий
в полдень полнолуния.
Вперяясь ввысь, они зрят
неведомых богов, потрясая крылами,
когда нам кажется, что они
пожимают плечами. Они верят,
что и у мух есть души,
что прыгуч и тонконог
зеленый бог кузнечиков.
Порой им видятся
кровоточащие деревья,
слышатся рычание львов в переулке.
Порой они, как и мы,
примечают отражение неба
в глазах котенка, но муравьиный хор
слышен только им.
Поглаживаниями воздуха
они укрощают
средиземноморский циклон,
притопом предотвращают
извержение вулкана.
Отсчет времени у них тоже иной,
наш век — их второй,
за 20 секунд они въезжают в Христа,
еще 6 — и они уже Будда.
За один день пути они достигают
начала начал, Большого хлопка́.
Потом ходят вприпрыжку,
так как земля все еще кипит.
Безумцы безумны
иначе, чем мы.
Я
Моя мать не поверила,
когда я в 1954-ом
явился ей во сне и сообщил,
что через год рожусь у нее.
А вот отец сразу опознал меня
по родинке на левом запястье,
под большим пальцем.
Однако мать была до конца
уверена, что у нее родился
притворяющийся мной самозванец.
Как ни убеждали ее мы с отцом,
но сны — сомнительные свидетели.
До самой смерти она ждала
рождения обещанного ей младенца.
И только когда она сама снова родилась,
на сей раз уже моей дочерью,
она наконец признала,
что это таки я у нее родился.
Несмотря на это, я мучился сомнением:
а не чужое ли сердце
бьется в моем теле?
Что ж, когда-нибудь я найду
и сердце свое, и свой язык.
Джит Тайил (Jeet Thayil)
Джит Тайил (Jeet Thayil) родился в 1959 году в индийском штате Керала в семье заметного автора нон-фикшн Тайила Джейкоба Сони Джорджа. Обладатель магистерской степени Колледжа Сары Лоуренс в США. Жил в разных странах мира. Первую книгу стихов, Gemini, выпустил в 1992 году, за ней последовали Apocalypso (1997), English (2004) и These Errors Are Correct (2008), получивший премию Академии Сахитья. Также опубликовал несколько романов, первый из которых, «Наркополь» (Narcopolis, 2012), получил широкое международное признание, удостоился Премии DSC в области литературы Южной Азии и вошёл в короткий список Букеровской премии. Выступил составителем нескольких антологий современной индийской поэзии. Живет в Дели.
Бодлеру
Наконец-то я тебя преодолел
здесь, в Мехико, в белом закутке
высоко над улицей. Руки больше не дрожат,
стены не колышутся. Здесь тепло,
безопасно; даже зимой едва моросит.
Порой утрами я даю площадным голосам
продавца фруктов, мальчишки-акробата и
торговки романами о романтике
грудой обрушиться в углу комнатенки.
Не могу похвастаться, что я счастлив,
но здоров и живу за собственный счет.
Иногда, бредя через рынок мимо кур,
сквозь дым свиней, я думаю о тебе — о твоих
велеречивости, волчьем сердце,
бонапартовой прическе и глазах По. Я по
тебе не скучаю ни когда открываю окно
и в комнату льется свет,
как вода в бумажный стаканчик,
ни когда замечаю, как белое платье блестит
ярче мониста на женщине, и знаю,
что мог бы велеть ногам донести меня до реки
и жизни моей покинуть меня.
Ловя себя на том, что мысленно
разговариваю с тобой, всякий раз поражаюсь
собственным словам сожаления
и глупой мальчишеской преданности.
Новый остров
Раз чья-то одновесельная лодка,
когда муссонный шквал сорвал ее
и угнала река, плыла, легка,
мимо крыльца,
где я, изловчась, поймал ее.
Каким-то чудом старый дом
наш устоял среди воды реки,
вдруг ставши островом.
Помню шаги
и от шагов — качание кормы.
Я сдрейфил, показалось — не доплыть,
а ты уж греб на деревцо там,
маячащее издали сквозь зыбь,
и я прирос к бортам
руками. Мы карабкались по водам.
Нас вывели бескрайняя река,
твой глаз наметанный и опытный
и верная рука — на голоса,
огни, на обитаемый,
берег, наш дальний брег обетованный.
Синяя газелла
Отложи перо, рифмой не рифмуй этой ночью.
Проклята луна, слова шумят ерундой этой ночью.
«Некого винить», — написала рука, вот и вся записка.
Я никто, и любовь не стоит запятой этой ночью.
Изменилось все, но все, как всегда, над водой над черной.
Мосамби — сладкий апельсин-лимон твой этой ночью.
Мне убийца твоя наливает вина, ставит песни Билли.
Принимаю всё: я ее партнер преступной этой ночью.
Анонимные Алкоголики водки в рот не берут, кофе пьют.
Нет уж, виски мне с белой дорожкой-понюшкой этой ночью.
Самоненависть-стерва проистекает от бедности.
Не видать, видать, стихам Нобелевской этой ночью.
Я всегда гадаю: отчего так бедны мои друзья?
Черт, опять я какой-то неделовой этой ночью.
Бледный лунный скол, синевы размол, меловой фарфор.
Менее моих — надежд — у тебя одной этой ночью.
Отчего же ты голодаешь, Джит, над едой в тарелке?
О жене, о Шакти душа скорбит долгой этой ночью?
После
(Филиппу Николаеву)
Там имя изменяется, в нем нет крюка
для звука,
а если и прислышится когда,
достаточно и полувзгляда,
чтобы убедиться, что не окликал никто:
словцо само из памяти всплыло.
Столы такой длины там, что усадят
весь люд,
бессчетным поколеньям места хватит
в возврате сил, и всем нальют,
и все всем обо всем расскажут всё, в чем
не признавался никому никто еще,
хоть, хлопая дверьми, бурлили речи,
гремел скандал.
Новинка: взор, что взору отвечал,
здесь исчезает; ты встречаешь очи
знакомые, но не припомнить, чьи,
и не найти начал.
Предчувствие № 1
Памяти Шакти
Ушла или даже УШЛА — какая разница?
Мы-то все еще тут, жизнь продолжается,
пьем на пирушках, поем их имена — мол,
вовек не забудем — как средство от стыда, но
знаем, что где-то на сколе неба ждет одна,
ложащаяся на свет светил, как на пол.
Не в срок опущен мост меж сущим и прошлым.
Их уносит над дымоходами и домами —
тех, чьи любили мы губы, исшедшие, как дым,
чьи руки нас обнимали, пока были руками, —
как потерянно тянутся они к нам, за нами,
и как монолитно сливаются с былым.
Перекошен от горя рот у летящих мимо,
ибо им расставание с нами невыносимо.
Лев в кабульском зоопарке
Страх: трассирки над вольером,
густой грохот пуль
и параллельный звук
покидающих жизнь животных.
Слониха-вдова, ревя,
носилась сужающимися кругами
после того, как гроздь снарядов
взорвалась в ее загоне.
Ее остановила шрапнель,
она свалилась, первая из всех.
Все полыхало.
Тигр отряхнул с плеч огонь.
Обезьяны-капуцины
пытались убежать от своих
горящих хвостов.
В пламени носились
гиацинтовые ары,
колпицы-широконоски,
серые неясыти,
розовые фламинго…
Одни ламы стояли недвижно
средь этого безумия,
тупые до конца. Я
завидовал их пустоте.
Ослепши на один глаз, с рваной
челюстью и обгоревшей гривой,
я жду: пусть подойдут
ко мне эти люди.
Шушмит Панда (Susmit Panda)
Шушми́т Панда (Susmit Panda, 1996 г. р.) — поэт, живущий в Калькутте. Его стихотворения публиковались в ряде англоязычных изданий в Индии и США, а также вскоре выйдут в периодической антологии поэзии Fulcrum и в сборнике «14 молодых поэтов» (изд-во Art and Letters). Шушмит был участником российского всемирного фестиваля Poesia 21.
Жизнь и любовь
Ел. Пел. Любил. Молился. Среди лиц
мелькнул — и ночь. Сна ни в одном глазу.
Сижу, застыв очками на носу
над бесконечным маревом страниц.
Мой мир завис в безмолвии надежд.
Прошу простить меня, что разлюбил
и больше не влюбляюсь и забыл,
разбил все, что добыл по воле звезд.
Что было верой — поросло виной,
вина стремится в ужас, пустоту,
но вдруг — опять — мурашки по хребту,
дыханье, задыхание, любовь!
Жизнь и любовь — бродячие огни.
Куда бежать от них? Ведь вот они.
Платонов пир
А вечером я забреду на Пир, покуда ты
зарделась нимфою на храмовой стене.
Я нагляделся в сны свои до тошноты
бесстыжие, и вот теперь запить бы мне,
залить, забыть. Наука, кстати говоря, не раз уже
на пару с Философией допрашивали,
зачем мужчина мучит, жмет к груди жасмин,
где бьется его сердце отрыдавшее.
И Психология желала б разуметь,
с какой вдруг стати человек зарезался,
глотнул таблеток, словом, вызвал смерть.
И Мифу, есть что рассказать про это все.
Ты — в сердцевине времени времен,
а на душе — светло и бриллиантово,
и стол уже накрыт. Ты выжала лимон
и надвое разгрызла сердце дантово.
Меня слепит блеск вилок и ножей. Я ем
и холодно гляжу на мир. Без поволоки
твои глаза ясны, но губы шепчут немо.
Молитвы наши равно одиноки.
Гибель за лицо
Представь, что погибаешь за лицо,
разъят в распаде самоискажений
на гордость, долг, свободу, страсть и всё,
что ты б назвал конфликтность отношений
с семьей и обществом. Такие страсти
мордастые! Плюс половой аспект —
мечта о поцелуе — рвет на части,
терзает сердце, а надежды нет,
чтоб кожей к коже и к душе душой…
Эх, голуби на крыше… Веселее
лесной тропой сквозь гомон городской
шагай с печатью барда на челе, и
сей храм отверзется в твой звездный час.
Служитель обещал: он не обманет нас.
Шрути Сарин (Shruti Sareen)
Шрути Сарин родилась и выросла в Бенаресе и живет в Дели. Она окончила Университет Дели, а впоследствии там же защитила диссертацию на тему «Индийские феминизмы в 21 веке: женская поэзия на английском языке», которая выйдет в двух томах в изд-ве Routledge (Великобритания) в 2022 году. На ее счету более сотни стихотворений и несколько рассказов, опубликованных в различных журналах и антологиях. В настоящее время она ищет издателей для своего романа. Ее дебютный сборник стихов «Такая ведьма как ты» вышел в свет в изд-ве Girls on Key Poetry (Австралия) в апреле 2021 года. Сарин была участницей российского всемирного фестиваля Poesia 21.
Творчество
Влюбись в кого-нибудь из другой
цивилизации. Потеряй голову,
пусть это очарование
преобразит тебя.
Не относись к иному иначе
и не суди на скорую руку.
Начни понимать и даже
сама изменись.
Заговори на их языке. Выучи
названия их рек и танцуй
в дни их праздников под их музыку.
Одевайся, как они, люби их еду,
вытатуируй их на своей коже.
Будь уязвима, дай им
власть над собой, власть
разорить, разрушить тебя.
Откройся переводу.
Творчество — это позволить сердцу
разбиваться, развиваться,
разрываться, жить,
принимать.
Неразлучницы
Ты вросла в меня,
стала моей частью.
Твои слова — мои слова.
Твои интонации и жесты —
мои интонации и жесты.
Твой стиль одежды — мой.
Как же мне теперь отделиться,
как убежать от тебя,
не теряя себя?
Арундати Субраманиам (Arundhathi Subramaniam)
Арундати Субраманиам — поэт, куратор, критик, автор отмеченных наградами двенадцати сборников стихов и прозы, последний из которых — «Любовь без истории». Ее темы — культура и духовность. Она — одна из основателей и редакторов индийского раздела портала Poetry International Web (известный онлайн-архив современной поэзии). Под ее редакцией недавно выпущена антология священной поэзии «Поедание Бога» (изд-во Penguin). Ее поэзия переведена на многие языки и широко антологизирована. Субраманиам — участница многих ведущих литературных фестивалей в Индии и за рубежом. Она живет в Бомбее и много путешествует.
Как пейзаж превращается в женщину
Мне было восемь, когда я,
глянув в замочную скважину,
увидела в гостиной маму
в шелковом цвета гибискуса сари
со стаканом колы со льдом
в тонких пальцах
и меня охватила застенчивость,
как при виде незнакомки.
Разумеется, я досконально знала ее
безмятежное сине-кисейное колыхание,
ее запястье, стянутое тонким золотым браслетом,
нежную выпуклость родинки
на правом предплечье
и высоко выгнутые ступни —
лучше, чем я знала саму себя.
Знала я и голос ее,
подобный то проточной воде,
то льдинкам в коле.
Но при взгляде сквозь замочную скважину
в разгар вечеринки взрослых
ее вид больше не производил впечатления
географии.
Казалось, она точно знала
как наклонить шею,
потягивая разноцветный коктейль,
и понимала басы голосов,
смысл лакированных ногтей и таких слов
как «Чрезвычайное положение».
Я могла бы наблюдать за ней всю ночь.
Так я обнаружила,
что в замочную скважину всегда видно больше,
чем в дверной проем.
Что малая щель —
это все, что нужно,
чтобы провалиться
в параллельную вселенную.
И что мамы — женщины.
В честь еще не рожденных стихов
Обсуждаем за чаем, зачем мы пишем стихи.
Чтобы прочитали десяток человек?
Троим из них заранее не нравится.
Еще трое что-то смутно чувствуют,
но у них на уме протекающий кран
и автомобильные пробки.
А двоим даже нравится,
в чем они не постеснялись бы признаться,
но не знают, как.
Еще одному не дают покоя
вопросы о дежурной иронии
и политкорректности.
Десятый интересуется,
носишь ли ты контактные линзы.
А мы, погрязшие,
как и все остальные,
в мире зависимости
от углеводов
и неумолчных разговоров,
путаемся в закатах,
длине строк
и обломках надежды,
на миг
свободные от
заразительного автоматизма
обыденности.
Менка Шивдасани (Menka Shivdasani)
Менка Шивдасани — автор четырех сборников стихотворений, включая Frazil (1980-2017). Она составила две антологии современной индийской поэзии на английском языке для американского электронного журнала www.bigbridge.org и антологию женского письма для SPARROW. Она также является со-переводчиком антологии поэзии «Свобода и трещины» с языка синдхи (изд-во Sahitya Akademi), посвященной Разделу Индии. Менка — лауреат литературной премии Ethos, премии Рабиндраната Тагора и награды имени Юнис де Суза. В 1986 году Менка основала существующее по сэй день бомбейское поэтическое сообщество Poetry Circle.
Железная женщина
Женщина из железа,
из взорвавшейся звезды,
я погружаюсь в твердую землю,
что ждет восхода солнца.
Плющь меня в листы,
вытягивай меня
в провода — а я в ответ
превращусь в плуг
или озарю мир.
Выйдя на волю из метеорита,
вещая языком-молнией,
я расширяюсь без поломки.
Меня можно переплавить,
сделать частью сплава —
меня это только очистит,
намагнитит, приведет
в состояние боеготовности.
Я — железная женщина
в своей стихии.
Тишани Доши (Tishani Doshi)
Тишани Доши — писатель и танцовщица валлийско-гуджаратского происхождения. Она родилась в Мадрасе в 1975 году, получила степень магистра в Университете Джонс Хопкинса и работала в Лондоне в сфере рекламы, прежде чем вернуться в Индию в 2001 году, где случайная встреча с хореографом Чандралекхой привела ее к неожиданной карьере в танце. Она опубликовала семь книг поэзии и прозы. Одна из последних ее книг «Девушки выходят из леса» была номинирована на премию Теда Хьюза и Firecracker Award. Роман «Маленькие дни и ночи» вошел в шорт-лист Премии Королевского литературного общества Ондатже и премии Tata Best Fiction Award и был назван выбор от редакции бестселлеров New York Times. Она преподает литературное творчество в Нью-Йоркском университете Абу-Даби, но также проводит много времени на пляжах штата Тамил Наду в Индии.
Любовное стихотворение
Рано или поздно нас все равно что-нибудь
разлучит. Уж лучше бы это было
что-нибудь грандиозное — беда или смерть.
Однако все может произойти иначе.
Например, ты выйдешь однажды утром
после занятий любовью за сигаретами
и не вернешься. Или же я полюблю другого.
Или медленное сползание в безразличие.
Как бы то ни было, нам придется научиться
нести бремя вероятности того, что мы
так или иначе потеряем друг друга.
Так почему бы не начать прямо сейчас,
пока твоя голова покоится идеальной луной
у меня на коленях и собаки воют на пляже?
Не пора ли нащупать и разодрать шов этой
южно-индийской ночи, ускоряя крушение?
А потом, когда мы столкнемся на улице
и вынужденно отвернемся друг от друга,
уже наспех рассовав по ящикам в спальне
обломки нашей совместной жизни,
и когда запах наших тел улетучится,
как тлен увядших лилий, — как мы
назовем тогда то, что уже не любовь?
Перевел с английского Филипп Николаев
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
