Особые из «Нового мира»

 

Премия «Нового мира» как всегда отличает особые миры. О сатирическом микроромане «Кумбу, Мури и другие» Михаила Гаёхо и прозе Саши Николаенко, «Моров» («Элохим» продолжает набивать похожие рисунки, но все более сложные, на холодной парусине ли, планиде ли, в надежде заполнить пустые места) я уже писала раньше. Это достойное отражение уходящего года. Он был таким же абсурдным и безапелляционным, как наказание за наступание на тень людей длинной тени. Он был столь же зацикленным на уходе от жизни и возвращении из смерти.
Однако скажу о двух публикациях, которые прояснили, на мой взгляд, миссию поэзии и определили литературное движение не только следующего года.

В критической статье Филиппа Николаева ««Есть две любви…» О сонетах Шекспира в новых переводах» (№ 11, 2021) переводы Аркадия Штыпеля и Владимира Гандельсмана не просто сравнены друг с другом и с оригиналом, но объяснена природа шекспировских сонетов. Сильные и слабые стороны переводов проанализированы со всем возможным уважением к индивидуальности переводчиков — состоявшихся поэтов. Самым неуловимым критическим тоном Николаев говорит о «повышенной сложности» перевода сонетов и изящно высвечивает контекст. Двусмысленности облетают как отцветшей вишни цвет, потому что в отличие от драматических произведений Шекспира, в сонетах «звучит не сценический голос актера, а внутренний голос поэта», и он полон «философского эроса». Николаев убежден, что Великий Певец «принял близко к сердцу доктрину платонической любви», и все воспевания прекрасного юноши — единственный путь «через сублимацию плотского влечения к постижению истины, красоты и добра». Равно как и страсть к «смуглой леди», которая не обладает традиционным набором добродетелей (красота, молодость, знатность, невинность, ум, верность и т. п.), вызвана, говоря современным языком, харизмой, феромонами-флюидами, то есть что ни на есть плотью плотской. Это и противопоставление идеи инстинктам, и слияние духовного и телесного начал. Опередившая время «новая искренность» Шекспира. Меж тем подстрочники Николаева, позволяющие тактично и тонко сопоставить работы Гандельсмана и Штыпеля, читаются как верлибры. Они так поэтичны, объемно точны, что, возможно, перевод сонетов Шекспира и есть воплощение вечного платоновского «рождения в красоте», раз от раза стремящееся к идеалу.

Теперь о романе (хочется все-таки назвать повестью) Дмитрия Данилова «Саша, привет!» (№ 11, 2021). Короткий такой роман. Большой такой роман. Премиальный. Скоро будет книгой. Но это киносценарий. Это фильм в прозе, и в тексте открыто акцентированы приемы, вставлены ремарки. Сюжет, как обычно у Данилова, построен на ситуации абсурдной несправедливости, которая для вида высвечивает социально-политические корявости, перегибы и загоны власти. А в корне уравнения имеем ошибку 404. Эта ошибка особенно несущая в «Сережа очень тупой» и «Выбрать троих». Она в арматуре пьес. Данилов последовательно ее усиливает. И теперь «Саша, привет!». Что там? Чего апофеоз? Все той же 404-й ненайденности человека в… Пафосно — в мире. По-людски — в общении. Весь мир ничего не стоит, если нет общения. Не абы какого, конечно.

Сергей Фролов, женатый филолог, преподаватель с перспективным будущим в науке, приговорен к отсроченной смертной казни (как напрашивается аналогия с отложенным платежом — инструментом манипулятивного контроля). Преступление его из нравственно-моральной категории — измена. Формально его партнерша не достигла совершеннолетия по-американски, а именно 21 года, и это стало отягчающим обстоятельством. Тот факт, что по любви слились, не учитывался, скорее, так еще хуже. И вот Сергея Петровича приговорили. В комфортабельной тюрьме гуманнейшая из казней: ежедневно умирать от животного страха, что тебя расстреляют по дороге на прогулку в парк или сад, в рай одним словом. Умирать и потом продолжать быть не умершим. Но и не живым. Таковым Сережа перестал быть в момент оглашения приговора. Для близких и дальних он стал с большой долей вероятности трупом. Не по классике, в пылу изворотливости, а по жестокому закону общества, не терпящего никакие критические недостатки или увечья.

Данилов написал аллегорический киносценарий о том, как условность сознания нас убивает. Как заштампованы фундаментальные понятия и ценности. Как игры в соцсетях заменяют иерархию и механизм оценочности во внешней реальности. Смысл в чем? Расстрела нет, но он назначен, значит, расстрел есть. Гипотетически. И даже больше, он озвучен, он услышан, он заложен в план. Случай. Собственно, жизнь каждого человека, как только он задумается о своей конечности, и есть проход мимо пулемета по кличке Саша. Александр означает защитник. От чего защищает пулемет Саша, многочисленными дулами напоминающего цербера? Почему команда вызова специальной коляски для впавшего в панический ужас обреченного, чтобы помочь преодолеть коридор казни, говорится как «Саша, неблагодарность»? Пройти должен сам? И получить вместе со всеми муками шанс войти в парк/сад/рай живым? Но зачем завтра повторять тот же дикий путь заново? В парке/саду/раю забвение. Побег возможен, но подобно суициду бессмыслен и жестко наказывается потерей личности, души, если кому так привычней думать. И религия ничего не дает, кроме разговоров. Особенно чужая. Только присутствие рядом телесного, дышащего, доброго (не добрых нет, помним) человека помогает в испытании. То же самое чувствует неизлечимо больной — он еще не скончался, а отношение изменилось, в голове окружающих Саша уже отработал. Холостыми? Профилактический от застоя и неполадок? Да ладно!.. И пока не примешь смирение как дар, как прогулку, как смех и объятие охранника, будешь проходить круги чистилища. А все потому, что из ада выйти лишь через него. Хотя в православии нет этой ниши. Ад — это нехватка общения. Но не такого, как общались Сережа с женой Светой (Адам и Ева, М и Ж, за вариациями не заржавеет) — мало, скучно и высокомерно. Разочарование в собеседнике не меньший грех, чем прелюбодеяние. Это предательство интереса к человеку, отречение от слова другого. А оно было первым. Потому-то будь как графоман Виталик, будь проще, будь бездарем искренним. Бродягой, нищим, великим лекарем… Или будь как Дмитрий Данилов, держи кинокамеру прозы не для селфи и снимай, передергивай стелсовскую маскировку обыденности. Негнущиеся пальцы и шелковые шнурки наше все. Мамонов, думаю, одобрил бы. Литераторы же, вероятно, подхватят, возьмут за образец, что тоже якобы будет про общение.

А еще об одной публикации из декабрьского номера «Нового мира» в следующий раз.

logoSMALLPROZRACHNO

 

 

 

 

 

 

Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.

Loading

Поддержите журнал «Дегуста»