Филипп Хорват ║ Неудачный сюжет одной писательской истории

Я понимаю, почему издательства очень неохотно берутся за издание сборников рассказов малоизвестных российских авторов (да и известных, видимо, тоже не очень охотно): нету в них цельности, единой смысловой однозначности. А значит, с коммерческой точки сборник невыгоден, кто будет покупать и собирать небольшие текстовые лоскуты воедино?

Сборник рассказов Марты Антоничевой «1003-й свободный человек» тем не менее вышел в прошлом году у «ЭКСМО» в серии «Голос поколения. Современный роман». На голос поколения, однако, как и на роман он не тянет, — это именно что сборник, состоящий из 15 отдельных рассказов. Которые в общий паззл, не складываются, но это не основная проблема книги.

Основная же проблема в специфичности поведанных Мартой историй — они подаются под соусом имитирующего реализм то ли трешачка (не серьёзного треша, а так себе, чего-то гибридно-анекдотичного), то ли социальной фантастики, то ли простых зарисовок из жизни условных современников. Все рассказы преподносятся в виде бытового, прописанного до мелочей жизнеписания рандомных людей. Оттого, к сожалению, совершенно не запоминаются, прочитал, перелистнул страницу е-бука или книги, пошёл дальше читать, а о чём было в прошлом рассказе уже сходу не вспомнишь.

Нет, ну всё понятно, это же приём. Марта не какой-то там зелёный ноунейм с прозы.ру, она филолог и опытный литкритик, кандидат филологических наук, защитивший диссертацию по Набокову (немного смешно видеть фирменные лимонно-кислые сетования Дмитрия Ольшанского, советующего в своей нацбестовской рецензии Антоничевой читать, цитирую, «Газданова, Бабеля, Катаева, Булгакова, Вагинова, Трифонова, Казакова, Распутина, Солженицына, Венедикта Ерофеева…»).

Однако Ольшанский-Ольшанским, но разбираться в сложной литературе, не значит уметь её созидать. Это настолько тонкая материя, филигрань, которая возникает в писательских руках не столько в результате освоения техники письма и стилистических приёмов, сколько под воздействием спонтанно-наплывающего, природой данного чутья. Речь не о вдохновении, это другое без тени иронии: нужно чётко чувствовать русский язык, подчиняться его зову, лететь за ним, понимая, что где-то можно и отступить в сторону, поэкспериментировать, стилистически согрешить, но главное — написать так, как только ты и можешь написать здесь и сейчас.

Марта старается, пробует работать с этой материей, но складывается впечатление, что как-то небрежно, без искры, которая только и способна приподнять текст к горизонту, и далее нести всё выше и выше. Это чувствуется по рассказам сборника, каждый из которых построен будто по одной схеме: общий бытовой наброс реальности оборачивается псевдореальностью. Псевдореальность условна на все 100% — действие либо происходит в недалёком будущем, либо обёрнуто кафкианским коконом сюрреалистического гротеска, либо просто сворачиваются в спираль холодного абсурда. Даже сама стилистика подачи каждой истории схожа: начать нужно с места в карьер, затем ввести читателя в океан мельчайших подробностей из жизни героев, подцепить внимание небольшой фантастической (фантасмагорической, запредельно-безумной даже) деталькой или двумя, а в финале свернуть в сторону, оставив без внятной концовки. И ускакать галопом к следующему рассказу.

С чем в результате остаётся читатель? Общее впечатление такое — вроде и есть всполохи интересных идей, но они совершенно погребены под спудом бормочущего, забалтывающего внимания текста. В памяти от книги «1003-й свободный человек» оседает немногое. Поедание человечьей мертвечины (это предлагается преступникам в качестве искупающего наказания за совершённое убийство) — не треш, по большому счёту, автор не смакует детали, не размазывает кишки по стенам, и получается любопытная идея для хоррора, для социально-психологического исследования человека в экстремуме сложившихся обстоятельств. Или же ещё: семейная драма сожительства хомячка с боксёрской грушей — добротная кафкианская зарисовка с плот-твистом в финале. Есть и заход в строгую фантастику, к примеру, в рассказе о триповом погружении в AR-книгу в том будущем, где, кажется, о настоящей, бумажной книге уже давно забыли. И всё бы вроде хорошо, но у Антоничевой это добро лежит в тени ровного, скучного текста, который может показаться лишним. Да, так иногда, к сожалению, бывает: текст есть, книга более или менее складывается, но нет ощущения волшебной химии, возникающей при соприкосновении с большой, настоящей литературой.

В далёком интервью 2017 года изданию «Солома» Марта довольно откровенно рассказывает о своём пути из кинодраматургии в писателя малых форм: она начала писать, когда снимать уже не было физической возможности. Но драматурга, режиссёра-то из себя не вытравишь, поэтому документальные практики превращаются у Антоничевой в инструменты перехода от кино к литературе.

Причём именно к литературе малых форм — к рассказам фантастико-технологического формата, которые суть идеальная форма для нашего времени (это всё немного вольное переложение интервью, но ровно по сути сказанного). Однако не всякий рассказ важен и интересен, по мнению Марты, рассказ должен соответствовать своему времени. Сегодня это форма визуальной передачи истории, когда драматургию нужно ловить в повседневном течении жизни.

Это и есть тот метод, которым пользуется Антоничева, но, повторюсь, выходит неважно, неубедительно, в некоторых текстах откровенно слабо. Не хватает того самого полёта вольного пера, который переводил бы документалистику просто слов в настоящую, хорошую литературу.

Любопытно, что в упомянутой истории про AR-книгу (рассказ «Всё включено») лирический герой всё ждёт и ждёт, когда же, наконец, пойдёт обещанный производителями контента сюжет. Будто не замечая и не понимая, что он погружён в сюжет дополненной реальности с того самого момента, как щёлкнула кнопка пульта. Чисто технически, в соответствии с заданными автором условиями рассказа, сюжет в AR-книге начинается после оплаты аккаунта на трёхмесячный срок. Однако, если смотреть философски — даже эта ироническая уловка вклеивается в сюжет самого рассказа (то, что как раз концептуально и нужно Антоничевой).

Сама же Марта как будто не замечает и не понимает, что и она заложница жизненного сюжета о написанной ей книге. Только в отличие от искусственно созданной вселенной книжного мира, ничего поделать с сюжетом своей жизни нельзя: он вышел таким, каким вышел. Если документировать этот сюжет, то пока получается неважная картина: либо малая проза не хочет склеиваться с кино, либо малая проза не хочет склеиваться с кино в руках Марты Антоничевой.

Но так ли уж она в этом виновата с точки зрения писательского сюжета? Ведь каждый ваяет свой горшок так, как умеет, не более того.