Ангелина Сычева ‖ Мальчики

рассказ

Ты мне нравишься, поэтому я рассказываю, что пришла с похорон. Да и что, если это действительно так. В моих волосах тоненький черный платочек из итальянской ткани, который я элегантно завязала вокруг хвоста, и его острые углы завиваются и свисают. Мы только что познакомились, но я знаю, как заполучить мальчика, и это работает безотказно. Я в подробностях рассказываю, что мой старший двоюродный брат умер от передоза героином и чувствую, что теперь ты в моих руках. В этот вечер ты как будто случайно касаешься моего локтя, а потом я еду к тебе ночевать.

— Реально что ли умер?
— Ну да.

На самом деле, я знаю мало деталей. Да и что здесь знать, если все наркоманы умирают почти одинаково. Дима всю взрослую жизнь просидел в тюрьме, потому что лет в 18 зарезал отчима своей тогдашней подружки. Отчим не разрешал ей быть наркоманкой, за что и поплатился. В детстве мне рассказывали какую-то относительно благородную историю, что Дима с друзьями с кем-то подрались, кого-то избили, и он самоотверженно взял всю вину на себя. Дима и правда был там не один, поэтому братки купили ему новую куртку и ботинки, когда он вышел на свободу. Когда Дима сел, я, наверное, была занята грудным молоком, и мы никогда не виделись. Один раз мне маленькой дали трубку, и я совсем не знала, что говорить. Незнакомый грубоватый голос, назвавшийся братом, сказал, что хочет к нам, что не особо меня порадовало. На Диму в детстве всем было плевать, его мать, старшая сестра папы тетя Женя, беспробудно пила, не оставляла ему денег на еду, уезжая на две недели с новым временным мужчиной. Они пропивали какую-то квартиру, а Диме нечем было питаться, и он отшельнически бродил по дворам и подсел на наркотики еще лет в 13. В Вконтакте Дима выставлял фотографии в футбольной форме, в тюрьме он накачался и просил раскаивающуюся тетю Женю привозить ему на свиданки кедровые орехи. Нам с сестрой тоже хотелось кедровых орехов, но мы не сидели в тюрьме.

Мне жалко Диму. Он, наверное, даже не был плохим человеком, просто для того, чтобы жить хорошо, не нужно употреблять наркотики, а было нужно, чтобы мама его любила. Через 19 лет Дима вышел на свободу, но мы так и не успели увидеться, и через пару лет Дима умер. Я первый раз увидела его в гробу и удивилась, что он совсем не такой большой, каким всегда казался мне на фотографиях. Перед похоронами мама в подробностях рассказывала об условиях Диминого воспитания, поэтому я была преисполнена какой-то злостью к тете Жене. Она встретила нас такой несчастной серо-зеленой от слез, распухшей и постаревшей, что мне моментально стало стыдно. Тетя Женя несколько раз спрашивала нас, не обидится ли Дима, что гроб стоит возле подъезда, потому что в квартире бедно и грязно. Мы говорили, что, конечно, нет. Мама успокоила, что сейчас все так хоронят, а если все, то всё в порядке. Все хоронят своих единственных мальчиков возле подъездов, здесь не о чем волноваться.

На прощание пришли дружки Димы. Они не выглядят намного лучше, чем он, однако могут произнести речь.
— Как же так, Дима, только позавчера с тобой пили чай с тортиками! — говорит рыжий и помятый.
Под темными платочками проходит горькая улыбка для родственников подальше. Что это за чай и за тортики, после которых мы здесь. Если ваша вечеринка похожа на эту, пожалуйста, не зовите меня.

Тетя Женя 19 лет ждала, когда сын выйдет из тюрьмы. У нее больше не было никого и ничего, кроме этой надежды, что тогда они все заживут. Она возила ему передачки, заполнявшие весь салон нашего старенького «Соболя», тратила последние деньги на еду, которую не ела сама, на протеины и на многочисленные долги Димы, который умудрялся заводить их в тюрьме. Вся ее работа хорошей матери эти годы оказалась бессмысленной, и от горя, отражающемся на полном теле и дрожащих руках, хотелось стыдливо отвернуться. Оно проникло в каждую морщинку опухшего ее лица и воспаленных глаз.

Темноволосая маленькая женщина, идущая в комплекте с ритуальными услугами, читает с листочка текст. Голос ее звучит безразлично и монотонно, она вставляет слово «Дмитрий» на пустые места обезличенной речи. Дмитрий был хорошим человеком. Да-да, вторит тетя Женя и заливается новыми слезами. Примерным семьянином. Он очень любил свою дочку Катю. Катя стоит рядом и не моргает. Она не плачет, не улыбается и не произносит ни слова за все время похорон, разве что ее сильно укачивает в автобусе по дороге на кладбище, и она просит остановиться. По огромным голубым глазам невозможно понять, о чем она думает. Мама украдкой говорит Кате, что она красивая, как папа, и на тонких губах проскальзывает легкая взрослая улыбка. Кате 10, она живет в два раза меньше, чем ее папа сидел в тюрьме. Катя ездила на свиданки к нему вместе с орехами. Тетя Женя нашла ее маму на кассе в Ашане. Ей достанется квартира.

Я первый раз вижу Диму близко, когда целую в холодный лоб, и за эти несколько секунд судорожно пытаюсь запомнить его лицо, но он все равно стоит в красной футбольной форме, поднимая вверх большие пальцы обеих рук.

На поминки заказали еды на 50 человек, а пришло только 20. Тетя Женя стоит на пустой веранде возле кафе и смотрит на мокрый асфальт, расплывающийся в тумане, но в «Искру» больше никто не идет. Она плачет, и родственники ждут ее за пустыми столами, но нет даже случайных прохожих, которых можно позвать. За поминальным обедом мы молчим и почему-то сели в разных местах. Все смотрят в тарелки с постным фасолевым супом и брякают ложками, а потом изучают гречку с грибной подливой. Тетя Женя залпом выпивает граненый стакан водки и кричит: «Димка, пошли они все на***!»

После похорон я еду на концерт. Чувствую, что поступаю неправильно, и спрашиваю совета у мамы. Она говорит, что родственник не очень близкий, поэтому ничего страшного не случится, Бог меня не накажет. На этом концерте мы познакомились с тобой. У тебя кудрявые темные волосы и южные корни. Забавный голос, как у Смурфика, ты любишь Битлз и Высоцкого и постоянно читаешь книжки. Мне никогда и ни с кем не было так смешно и спокойно. Я спрашиваю, в чем твоя главная травма детства, Сема. Ты рассказываешь, как умер папа. Они с мамой расстались, потому что он постоянно ей изменял, и мама переехала с двумя детьми в тесную комнату в коммуналке. Папа остался один в двухкомнатной квартире почти без мебели и повесился. В предсмертной записке он нарисовал портрет Высоцкого с сигаретой, а еще оставил пожелание, чтобы сыновья никогда не стали такими, как он.

— Ну выкурил бы еще одну сигарету, ну подумал бы, — говорит Сема.
— Ты сильно тогда грустил?
— Нет, я играл в компьютер.

Мы никак не можем выспаться в одной кровати, потому что то тебе, то мне нужно с утра на смену. Мы работаем в одном кафе, но нас никогда не ставят вместе, потому что болтаем и целуемся. Вставать тяжело, запираться на целый день в кафе летними днями тоже, поэтому каждое утро я жалуюсь и вздыхаю. Я не понимаю, зачем совершать это насилие над собой, если мы могли бы просто валяться весь день и играть в нарды, а потом пойти пить пиво, но тогда нам будет не на что валяться и пить пиво. После каникул я возвращаюсь в Москву на учебу, и мы каждый день болтаем по часу перед сном. Ты покупаешь очередной чай, который может мне понравиться, но я так и не смогу его полюбить.

Я приехала в Нижний на новогодние праздники. 31-го декабря опаздывала на работу, а сначала хотела забежать в «Фамилию», потому что не подготовила заранее подарки. Рядом с нашим подъездом лежал мужчина, его окружила толпа людей, и я не смогла разглядеть, что там случилось. Я стояла и думала, подойти ли мне ближе или нет, но решила, что буду лишней и неуместной, а скорую уже точно вызвали. Я сворачиваю к торговому центру «Куб», размышляя о том, как грустно умереть в Новый год. В «Фамилии» есть голубоватая посуда, мраморная, как будто из камня, а еще можно долго рассматривать шарфики. Я беру темный платочек с огуречным узором для мамы, этнический кулончик с иероглифом для папы, там что-то про силу и любовь, розовый крем для коки и синюю тарелку для коки Леши. Он никогда уже ничего из нее не поест, потому что лежит на снегу возле подъезда и умер от инфаркта. В эту тарелку кока положит для него барбариски, печенье и поставит возле фотографии. Водитель такси не спрашивает, почему я плачу всю дорогу домой в Новый год, а в моем пакетике мерно побрякивает стекло. Кока целует холодные руки мужа, поправляет ему одежду, укутывает потеплее, и Лешу небрежно заворачивают в черный пакет. Мы смотрим по камерам, установленным на домофоне, как он несет коробку на помойку, застегивает куртку и пропадает из кадра, но это не дает никакого ответа.

Мы идем с тобой на похороны вместе. Вы с ним познакомились летом на нашей даче и говорили про армию, пока жарили шашлыки. Это короткий путь, чтобы найти общий язык с незнакомым мужчиной, и я даже немного завидую. Кока Леша показывает на какое-то созвездие, тыча прокуренным желтоватым пальцем в темноту, и ты со смехом говоришь, что он романтик, пока мы засыпаем на старой железной кровати. Возле могилы ужасно мерзнут ноги, поэтому я топчусь и виновато жду, когда все закончится. Никто не жалуется, что замерз, поэтому я тоже не должна так мерзнуть, но не чувствую пальцев ног. Когда последняя лопата укрывает коку Лешу, я с облегчением выдыхаю.

Мои тихие домашние девочки не заслужили мертвых мужей. Я тревожно смотрю на папу, который не хочет идти к врачу, когда что-то болит. Мама рутинно ругается, что он снова ест хлеб с майонезом, пьет лимонад и не ходит пешком. Кока выискивает на подоконниках голубей, похожих на Лешу. Она приходит с работы и говорит, что один голубь в птичьей толпе был совсем не такой, как другие. Он отличался стройным телом и мудрыми глазами. Голубь смотрел на нее и стало понятно, что это Леша, она купила ему перловки. Потом Леша был паучком в ванной и случайным прохожим, подарившим жухлый белый цветок на восьмое марта. Летом кока Леша будет бабочкой, которая слишком долго для насекомого, живущего один день, просидит на похудевшем плече.

В начале весны я решила, что нам нужно расстаться. Потому что ты слишком заботливый и нормальный, а я не могу это вывозить. Не могу выносить даже самых тоненьких мальчиков, интуитивно выбираемых мною как безопасных. Даже таких я не могу ни от чего защитить. Я чувствую себя Настасьей Филипповной. Слишком наглая, чтобы любить Мышкина. Слишком тревожная, чтобы с кем-то планировать будущее. Слишком непостоянная, чтобы любить кого-то хорошего. Тебе нужно встречаться с милой и доброй девочкой, которая сможет о тебе позаботиться. Ты приезжаешь, чтобы поговорить вживую, и мы, конечно, спим в каком-то убогом хостеле на Марьиной роще, где через стенку слышится мужской храп, а потом засыпаем в привычной позе, когда ты обнимаешь меня со спины. Я извиняюсь, извиняюсь, извиняюсь. Я не должна так поступать, если ты меня еще любишь, я не хочу спать с мальчиками, которых бросила, даже если хотят они. В надежные женские руки отдаются хорошие мальчики, мои никуда не годятся. Пусть мальчики сидят дома, это для всех безопасно.