Георгий Авдошин ‖ Куда подевалась Зина Морозова?

рассказ

В комнате.

Мы находимся в комнате. Зинаида Михайловна лежит в своей кровати. Я сижу рядом. Мы молчим. Слова притаились в нас и не смеют проникнуть наружу.
Молчание, впрочем, нисколько не тревожит нас с Зинаидой Михайловной. Напротив, облегчает наше совместное пребывание. Комната наполнена спокойствием.
Сейчас Зинаида Михайловна не такая, как обычно. В ней происходят изменения. Я хотел бы узнать о них, но ситуация не позволяет.
Я встаю со стула и направляюсь к окну.
Я смотрю в небо.
Там я замечаю птицу, которая исчезает в небесной бесконечности….
Ну, что, Зинаида Михайловна, до свидания.
Или прощай, не знаю, как лучше.
Я иду на кухню поставить чайник. Мне не хочется чаю, просто надо немного отвлечься. Скорее всего, я забуду о чае, как только налью его в чашку.
Впрочем, лучше мне не отвлекаться. Лучше собраться с мыслями. И снова стоять на своем.

***

1.

Зина работает в фотоателье, которое находится недалеко от университета. От главного здания спуститься вниз по улице — только и всего.
Там она принимает заказы у посетителей. Сейчас, в июле, большая часть посетителей фотоателье — абитуриенты.
Желаете сфотографироваться?
Да. Мне нужны фотографии три на четыре.
С уголком или без?
Это как?
Ну вот, посмотрите.
А, все ясно. Ну…. Давайте с уголком.
С вас семьдесят копеек.
Пожалуйста.
Подождите минуту, фотограф вас пригласит. Вот зеркало.
Да, спасибо….

Зина, кроме того, помогает фотографу Виктору печатать фотографии. Она понимает в этом, ее отец фотограф-любитель, у которго она научилась. Темная ванна, фонарь, волшебные жидкости, в которых появляются лица, те, что теперь растворились в воздухе комнат.

Зина живет в центре города К., на улице Гоголя. Летом она почти всегда ходит на работу пешком. Эта процедура занимает у нее пятнадцать-двадцать минут. Ателье открывается в девять, так что можно вставать в восемь, пить чай и неспешно идти на работу. Утренняя свежесть настраивает на рабочий день. Работать летом не особенно хочется, лучше быть где-нибудь за городом. А самое лучшее — лежать на горячих камнях возле моря.
Ну, ладно, отпуск не за горами.
Отпуск в горах. А пока — стол, тетрадь, ручка, вентилятор, Витя, посетители, копейки, рубли….

В свободные минуты, когда в ателье никого нет, Витя выходит из своей полутемной комнаты и заводит разговоры с Зиной. Рассказывает о своих родственниках из Киева, которые собираются приехать, или о своем брате, который готовится к вступительным экзаменам в университет. Или еще о чем-то….
Кажется, Зина очень нравится фотографу Вите.

2.

Рабочий день закончился, Зина выходит из фотоателье и направляется в сторону дома. Она поднимается по улице Галактионова и выходит на улицу Горького. Сегодня был жаркий день, но сейчас, в семь часов, жара немного спала. Погода, можно сказать, приятная.
На Зине легкое летнее платье, туфли на невысоком каблуке, сумочка, которой она помахивает, перемещаясь по улице Горького.
Надо бы зайти в магазин, купить хлеба и чего-нибудь к ужину. И чай, кажется, закончился.
Там, на перекрестке Горького и Гоголя, будет магазин «Продукты». Зина там частая посетительница.

Вдруг в теле Зины происходит неосторожное движение, она спотыкается на ровном тротуаре. Она чувствует боль. Она допрыгивает на одной ноге до дерева, опирается о него рукой, чтобы посмотреть, что случилось. Каблук почти отвалился, но это ничего, туфли старые. Однако с ногой, кажется, что-то серьезное. Наступать больно, но дойти до дома, наверное, удастся.
Зина медленно, хромая, движется по улице Гоголя. Около нее останавливается машина.
Девушка, что случилось? Помочь Вам? Давайте я подвезу Вас.
Спасибо, я живу совсем близко, вон в том доме. Я подвернула ногу.
Ничего, до свадьбы заживет.
Молодой мужчина помогает Зине дойти до подъезда и подняться на второй этаж. Зина открывает дверь и перед тем, как зайти в квартиру, поворачивается к молодому мужчине.

Спасибо Вам большое. Что бы я без Вас делала!
Да, ну что Вы! Поправляйтесь!
Я тут в этой суматохе забыла спросить ваше имя.
Меня зовут Володя.
А меня — Зина. Еще раз большое спасибо.
Не стоит, поправляйтесь. До свидания!
До свидания!

Могу Вас обрадовать, у Вас — перелом, говорит доктор. Ну, не пугайтесь, не пугайтесь, ничего страшного. Сейчас мы наложим Вам гипс, и все будет в порядке. До свадьбы, как говорится, заживет. Конечно, я понимаю, сейчас лето, и совсем не хочется сидеть дома, загипсованной. Но что поделаешь.
Лицо Зины бледное. В голове ее проносятся мысли о фотоателье, о Вите, о море. Ей кажется, что без нее ателье превратится в руины, Витя запьет от отчаяния, без нее, один, в этих полутемных комнатах. А море?! А море высохнет и по его дну будут бродить верблюды, арабы. Ужас! Ужас!

Тетя Вера, у которой Зина снимает комнату, недовольна ее новым состоянием. Сейчас она тут будет сидеть целыми днями, стучать костылями, прыгать по комнате от кровати до стула, а потом обратно. И скажет, тетя Вера, я заплачу деньги попозже. Так получилось. Сами понимаете.
Понимаю, понимаю. Да еще посетители будут бывать. Ухажеры. Понимаю, все я понимаю.

3.

К Зине приходит ее старшая сестра Надя. Она приносит творог, рыбу, яблоки.
Ты не волнуйся, я буду к тебе приходить. Ты скажи, что тебе надо, я принесу…. Слушай, а маме ты еще не сказала?
Нет, не сказала. Я думаю, может, не надо. Она будет переживать.
Не будет. Что ты не знаешь маму.
Да, ты права…. Давай чаю попьем.
Давай. Я пойду, приготовлю.

Витя, словно хищник в комнате. Перемещается из угла в угол.
Она звонила на днях, все рассказала.
Вместо нее теперь приходит Мария Сергеевна, все со своими сумками, с продуктами. В обеденный перерыв она предлагает Вите жареные пирожки с луком-яйцом, с капустой. Ему сразу представляются жирные пальцы и фотографии, и как эти пальцы хватают их, и лица покрываются жиром, исчезают, а потом люди приходят за снимками и никак не могут узнать себя, они возмущаются: «В кого вы нас превратили?! Где же тут мы?!». Мария Сергеевна толстая и разговорчивая. «Как это где? ― возразит она. ― Вы Петров? Значит, вот это Вы и есть!»
Когда Мария Сергеевна задремлет после обеда на пару минут, с приоткрытым ртом, Витя сфотографирует все ее внутренности, а потом покажет ей. «Вот, скажет он, а это Вы».
Мария Сергеевна удивится. Но ни о чем не догадается.

Что делал Витя в тот момент, когда зинина нога ломалась? Может быть, находился в ванной и бурно выражал сокровенные мысли о Зине?
Другими способами зинины ноги ломаться не могут….

Сейчас Витя курит в комнате. Солнце исчезает, оно оставляет на Вите свои последние полосы.
Витя думает о телефоне, о том, что расположен над ним, в квартире № 23. Тетя Лида хорошо относится к Виктору, и, конечно, она любезно разрешит ему позвонить. Но как он будет стоять там, в коридоре, среди обуви и пустой летней вешалки, как он будет говорить с ней при них, они, с Михаилом Павловичем, само собой, исчезнут, но Вите будет казаться, что они тут, за углом. Если бы можно было просто молчать, повесив трубку на ухо! А там у нее тетя Вера, старая ведьма! Она сама не прочь притаиться со своими ушами.
Она будет скакать на своих костылях, пол зазвенит, чашки сдвинутся с места….
Витя прислушивается к комнатным звукам: на стене мерно стучит витино сердце. Оно считает пустоту. Витя зарядит ружье, глубоко вдохнет, закроет глаза.

«Иди, тебе звонят», стучит тетя Вера в зинину комнату.
Алло!
….
Здравствуйте!
…..
Нет, не узнаю.
…..
Ах, это Вы, извините, я так сразу…. А откуда Вы узнали номер?
….
И все же?
…..
У меня перелом, вот сижу в гипсе, читаю книжки.
…..
Врач сказал, месяца два.
…..
Ой, я даже и не знаю. Вообще-то, я не против. Только….
…..
Вы ее не знаете.
…..
Но я не могу сейчас говорить об этом. Сами знаете, почему.
…..
Нет, ничего не надо, все есть.
…..
Знаете, лучше в четверг, она, по-моему, собиралась в сад.
…..
Я говорю, в четверг лучше, в четверг.
…..
Да, вечером.
…..
Хорошо, что Вы позвонили.
…..
До свидания.

Цветы. Конечно, цветы! Так просто. Но только какие? Это будет дружественный визит, сослуживцы посещают больную, и пусть ее тетя Вера ничего такого не подумает. Хотя, она любопытна. И она подумает. Она станет самим любопытством, как оно есть.
Почему я так не люблю тетю Веру. Может, она замечательная.
Ладно, черт с ней. Цветы. Розы? У тети Лиды в саду красивые розы. Она разрешит…. Но розы, они… Не тот, наверное, случай. Что-то другое. Гладиолусы, астры? Она говорила однажды о цветах, какие ей нравятся, а я все забыл. Какие?!…
Еще можно взять яблок. Для больной. Витамины. Быстрей поправляйся! Сладкого к чаю…. Хорошо бы торт…. Или хотя бы пирожных….
Книги! Книги! Она там скучает. Она говорила про Чехова….
Она, конечно, не приглашала специально. Но тогда я сказал, что приду тебя навестить. Приходи, сказала она.
Друзья навещают больную. Что ж в этом такого?
Может быть, лучше придти с кем-нибудь. Взять Вовку. Так, это мой друг, познакомься, решили зайти, проведать тебя. Вовка — веселый.
Но вот тетя Вера!….
Да, ладно, что это я.
Надо вообще взять вина, это будет ей даже полезно.
И без Вовки.
Просто представиться. Я такой-то, такой-то, работаем вместе. Пришел навестить…

4.

Пришел навестить.

Здравствуйте!
Здрасьте, здрасьте. Вот дверь…. Но она там не одна.
Да, я так, я … мы работаем вместе.
Работайте, работайте….
Вот ведь, а, ходят и ходят, звонят и звонят. Один за другим. А вначале такая тихая была, скромная, Вера Андреевна, Вера Андреевна.
Вот тебе и Вера Андреевна! Натащила дружков-приятелей! Ногу она сломала, шла-шла и сломала! На ровном месте! Разве такое бывает?!
Мы вот ног на ровном месте не ломали!

Спать Вера Андреевна сегодня не будет. Вера Андреевна ворчит, но теперь у нее есть в жизни цель. Уши, уши только у Веры Андреевны маленькие, об этом она сейчас жалеет. В молодости ее уши ее устраивали, а сейчас нет.
Сходить к Любе — вот что задумала Вера Андреевна. Разве можно такое держать в себе. Разве можно! Взять конфеток — и к Любе.
Тихо у них что-то. Что ж они там делают. Сидят, что ли, молчат?.. Да, молчат. Странно.
Вера Андреевна захлопывает дверь, и некоторое время стоит на лестничной площадке.
Здравствуй, Шурочка!
Здравствуйте, тетя Вера!
Ну что, к школе приготовилась?
Приготовилась.
Ну, умница, умница. Вот, держи.
Спасибо, тетя Вера.
Маме привет передай. Пусть заходит в гости.
Передам. До свидания, тетя Вера!

Комната. В середине стоит круглый стол, покрытый скатертью. Возле стены, справа, если стоять лицом к окну, стоит железная кровать. Она убрана. На покрывале — подушка. На подоконнике книги, газеты, зеркальце, горшок с цветком, сложенное полотенце. За кроватью, возле той же стены — комод, покрытый белой кружевной скатертью. На комоде — ваза с яблоками. Напротив комода — старинный дубовый шкаф. Неизвестно, что там внутри. Возможно, одежда, а возможно, какие-то достопримечательности, например, глобус девятнадцатого столетия. Или старинный усатый любовник Веры Андреевны, которого она когда-то спрятала в шкафу, а потом за делами забыла. А он, интеллигентный молодой человек, так и сидит там, не смея напомнить о себе. Единственное его развлечение — подглядывать за Зиной, когда она переодевается или просто сидит голая на кровати. Он уже некоторое время обдумывает план, как бы предстать перед ней, потому что сил терпеть больше нет!
На столе три чашки, заварочный чайник. Две вазы с цветами: в одной — розы, в другой тоже розы. Еще тарелка с печеньем, тарелка с пирожками, вазочка с вареньем, чайные ложки.
За столом сидят Зина, Володя, Витя. Возле Зины — костыли.
Они поднимают и опускают чашки, берут из вазы печенья. Покашливают….
Если сейчас зажечь спичку, например, чтоб закурить, комната разлетится на куски к чертовой матери!

5.

Когда Витя приходит домой с работы, он думает о Зине. О голой Зине. Какая она, голая Зина? Желанная.
Витя наполнен голой Зиной до краев. Он больше не может. Стоит открыть рот, глаза, и Зина вытекает наружу, Зина оказывается в тарелке с супом, Зина улыбается с газетных страниц, Зина рассказывает по радио о последних известиях.
Неугомонная Зина!
Витя знает, как ее успокоить. Остановить. Он часто думает об этом.
У Вити есть специальный глаз, от которго Зина не сможет скрыться — Феликс Эдмундович Дзержинский, или просто ФЭД.
Зинина одежда лежит на кровати. А сама Зина — в рамке. Прекрасная и немного смущенная.
Зина сидит за пустым круглым столом. На столе ваза с ромашками, слева от Зины. Сама она смотрит в окно. За окном солнце. А между зининой головой и столом — зинина грудь.
Зина дотрагивается пальцами до цветов. И улыбается.
А потом случается так, что между ног у Зины все заполнено ромашками.
Витя их нюхает.
Горячее витино сердце облеплено фотографиями.
Он проявляет их в своей крови.

― Здравствуй, Люба, можно что ль к тебе?
― Ну, заходи, раз пришла.
Тетя Вера и Люба располагаются за кухонным столом. Люба ставит чайник, моет принесенные соседкой яблоки, раскладывает их в вазе.
― Да, погода совсем испортилась. Третий день уже льет!
― Конечно, а что удивляться. Осень на дворе.
― Да, осень….
Люба заваривает чай. Достает из шкафчика варенье, сушки.
― Ну, как там твоя больная? Все скачет.
― Скачет. Через неделю собирается в больницу, говорит, гипс должны снять.
― Пора уже. Два месяца прошло. Сколько можно тебя мучить.
― А я, знаешь, Люб, и не мучаюсь теперь. Я-то с ее Володькой даже подружилась. Вчера вот пили втроем чай с тортом. Он принес.
― Неужели?! Кто их костерил последними словами?
― Было, да вот Володя этот хорошим парнем оказался. Как-то приходит с цветами. Он часто ей цветы приносил. Ну, я открываю — стоит. Это вам, Вера Андреевна. Я от удивления стою, молчу, глазами хлопаю. А потом он мне мешок картошки привез, да и вообще такой он обходительный. Все время что-то рассказывает, и дверь они последнее время открытой оставляют.
― А он кем работает?
― Да я даже не спрашивала. Но на машине ездит, на «Волге».
― Ну, что-то серьезное, наверное, партийный работник.
― Наверное. Он мне даже денег заплатил, за сентябрь. Я знаешь, Люб, что думаю, думаю, к свадьбе там дело идет. Чует сердце.
― Прям уж и к свадьбе?
― Да…. А что, гипс снимут — и все. Дело-то житейское.
― А другой-то к ней ходил, тихий такой, работали они вроде вместе.
― Фотограф? Нет, он не появлялся.
― Не появлялся?! А я думала он тоже по этой части.
― Да вот оказалось, что нет. Просто приятель.

— Ну, что, еще чаю?
― Можно.
― А может, раз уж дело к свадьбе, рюмочку.
― Ох, Люба. Да, давай, раз уж такое дело.
Люба достает из шкафчика графин с темно-коричневой жидкостью. Разливает жидкость по рюмкам.
Дзинь….
У Любы и тети Веры довольные лица. Теплота и уют.
А там, за окном, хлещет октябрьский дождь.

Кто бы только знал, как Вите надоели эти лица! Каждый день одно и то же. Невыносимо! Вите кажется, что он уже не отличает одних от других. Прически, глаза, носы, лбы, рты, усы, бороды. Что, если бы можно было фотографировать женщин, например, с обнаженной грудью. Немного расширить границы кадра — только и всего. Зато как было бы интересно работать. Открываешь паспорт, а там Лидия Михайловна Зайцева со своей красотой. Но с таким же серьезным выражением лица. Хотя, наверное, в этом случае выражение лица не было бы серьезным. Приветливым, заманчивым, игривым. «Лида, дай паспорт посмотреть» — говорили бы знакомые мужчины. И Лидия Михайловна не говорила бы: «Ой, может, не надо, я там такая некрасивая», она говорила бы: «Пожалуйста, смотрите!». Или нет, она говорила бы: «Знаешь, голубчик, ты слишком много хочешь!», и таинственно исчезала бы….

― Витя! Витя! Опять ты там задумался. Люди ждут!
― Ах, да, конечно, конечно, садитесь вот сюда. Голову поднимите повыше. Да, вот так. Приготовились! Внимание! Не двигайтесь!

Снято.

6.

Зина и Володя сидят за столом. Перед Володей лежит лист бумаги, на котором в столбик написаны слова. Все слова начинаются с большой буквы, все слова — фамилии приглашенных на свадьбу людей.
― Ну, что, всего, тридцать пять человек.
― Да, не считая, Соловьевых и Самойловых. С ними пока не ясно.
― Ладно, пусть будет сорок. Сорок человек. Ты всех своих пригласила? Никого не забыла.
― Кажется, всех.
― Хорошо. Сорок человек — не так уж и много.
― А зачем тебе много?
― Совершенно незачем….
Зина тянется к Володе, они целуются, трутся носами. Кажется, у них любовь.
― Слушай, а вдруг к свадьбе я еще буду немного хромать? Думаешь, за месяц заживет окончательно?
― Заживет, заживет, не переживай. Ты, главное, двигайся больше.

— Слушай, а того парня, ну, с которым мы тогда сидели, ты пригласила?
― Витю?
― Да, Витю, Витю.
― Нет, не пригласила.
― А почему?
― Да, не знаю даже. Он, наверное, не пойдет. Он же такой стеснительный, не любит шумных компаний.
― Да?..
― Ну, давай пригласим. Я не против. Витя — хороший. Будет нас фотографировать.

Витя хороший. А Зина плохая. Хочет, чтобы витино хрупкое сердце разбилось на свадьбе от грохота: «Горько!»
Нет, она совсем этого не хочет. Просто лучше не надо Вити.

7.

Вот, кажется, и все. Дело сделано. Судьба решена. Довольна ли Зина своим новым положением? Конечно. Начинается новая жизнь, неизвестная и полная сюрпризов, а это всегда приятно щекочет сердце.
К тому же Зине уже двадцать шесть. Пора. Пора создавать семью, рожать детей, заботиться о муже.
Володя — замечательный. Зина чувствует себя с ним как за каменной стеной. И по службе он, кажется, далеко пойдет. Да еще не курит и почти не пьет….
Все эти мысли проносятся в Зине, пока она сидит в своей комнате. Завтра она перевозит вещи на квартиру к Володе, после свадьбы они будут жить совсем недалеко от тети Веры, на улице Карла Маркса. Сама же свадьба через три дня.
Сегодня последняя ночь. Тетя Вера гремит чем-то на кухне. Она, кажется, решила устроить Зине прощальный ужин. Можно сказать, что за эти месяцы, они подружились с тетей Верой. Ее даже пригласили на свадьбу.
Тете Вере даже жалко, что Зина уезжает.
― Как я тут без вас буду! Я уж к вам привыкла. А то приедет неизвестно кто — и живи тут с ним.
― А я вам свою подругу, Ксению, пришлю, она хорошая девушка. Мы с ней вместе учимся.
Зине, конечно, хочется побыть одной, но чувствуется, тетя Вера от нее сегодня не отстанет. Без советов, воспоминаний о собственной молодости здесь не обойдется.

― Знаете, тетя Вера, мне ведь нужно к маме сходить, кое-что отнести ей, кое-что обсудить.
― А, ну иди, иди, конечно, перед свадьбой-то дел много. Иди, иди.
Зина выходит на улицу. Там идет снег, весь воздух наполнен надвигающимся Новым годом. Зина, конечно, идет не к маме, она просто вышла погулять. Еще раз увидеть старые, родные улицы перед новой жизнью.
Зина проходит мимо того места, где сломала ногу. У нее появляется вдруг ясная мысль, что перелом был совсем не в ноге. Сломалось что-то другое, а нога — она просто оказалась поблизости — для отвода глаз. Хотя и отводить их незачем, потому что все равно ничего не различишь. Одно только ясно, что все изменилось. Сначала ты, Зина, идешь в одной жизни, с работы, домой, летним днем, полным надежд, а потом идешь в другой, в совсем другой, но даже не можешь сказать, чем они отличаются, эти две жизни. И никогда не заметишь, как перешагиваешь веревочку между ними. Есть небольшая пауза между мирами, в беспамятстве, ― и все продолжается дальше. А потом пауза, очередная, затянется на некоторое время — и это будет смерть. Смерть…. Интересные у меня мысли перед свадьбой….
Зина идет дальше, к фотоателье, через улицу Горького, а потом к Черному озеру, где гуляют предновогодние люди, и визжат те, у кого сейчас вместо ног коньки. Это как-то отвлекает Зину, она начинает думать о свадьбе, о будущей жизни, как они будут жить с Володей, о Новом годе, о новой квартире, об ее устройстве. Все это кажется Зине таким заманчивым, особенно сейчас, когда вокруг волшебный декабрьский снег….
Фотоателье, уже закрывшееся, не вызывает у Зины никаких чувств. Хорошо, что Витя отказался от свадьбы. Он сказал, что очень рад, но уезжает, к сожалению, в Киев к сестре. Он, конечно, наврал насчет Киева, но пусть лучше уезжает….

Нога…. До свадьбы заживет, сказал тогда Володя….

Взять и исчезнуть. Что тогда будет? Может, действительно, ну их всех к черту со своей свадьбой. Пойти сейчас к Вите, устроить вместе с Феликсом Эдмундовичем веселье…. В конце концов, эти старые приятели никуда не делись.

8.

Володя и тетя Вера в зининой комнате. Володя взволнован.
А где Зина?
Да, как же, она же к маме пошла, сказала, там какие-то дела обсудить, сказала, что вы знаете, что вы сами туда придете, и там ее встретите.
Да?!

А может быть, она пока к маме шла, поскользнулась по дороге, и опять сломала ногу, ту же самую, в том же месте. И сейчас она в больнице, снова в гипсе.
Алло, алло, это больница? К вам не поступала гражданка Морозова Зина, с переломом ноги?
Не поступала. Только Морозова Таня…..

А она и не была у меня, да мы с ней ни о чем таком не договаривались, я ее не ждала вчера. Это она придумала.
Да, нет же! Сказала, пойдет к вам….

Да, вы не волнуйтесь! Садитесь. Сейчас я налью вам чаю. Замерзли, наверное. А может лучше чего покрепче, для согрева, а?
Да, нет, спасибо. Лучше чаю.
Это правильно. И потом, зачем вам Зина. Что, кроме нее девушек красивых мало. Зина, Зина…. Вы, главное, успокойтесь. Объявится ваша Зина! Зашла просто к подруге, слез полить в последний раз!

В комнате.

У Зинаиды Михайловны никаких изменений. Я щелкаю пальцами перед ее лицом — никакой реакции.
Никакой реакции и не должно быть.
Я сижу на стуле и вспоминаю, как один раз мы пили с ней вино и курили сигареты. Я так удивился, ведь это она сама предложила. Мне тогда было лет четырнадцать. А ей — в четыре раза больше. Я иногда покуривал с дружками во дворе, в тайне от родителей, конечно. И алкоголь пробовал. Но так, чтобы раз — и выпить со взрослыми, на равных…. Именно с того момента она стала для меня Зинаидой Михайловной и у нас завязалась с ней особенная дружба.
Вот сейчас бы она открыла глаза, приподнялась на кровати и сказала таинственным голосом: «Ну, что, Шура, сбегаешь за бутылкой?». Я бы сбегал, с большим удовольствием.
Зинаида Михайловна пьет только вино. Водку она не любит.
При этом Зинаида Михайловна ни в коем случае не пьяница. И когда она предложила мне вина, она вовсе не думала меня спаивать. Просто ее муж, Владимир Петрович — ужасно строгий и дисциплинированный человек, а Зинаида Михайловна веселая и не способная жить по какому-либо распорядку. Так что, ей нужна была отдушина.
Да и пили мы вино всего пару раз….

***

1.

А сейчас снова лето. Для Зины тридцать какое-то. Петя и Миша уже неделю у бабушки в Саратове.
Зина с мужем собираются на море. В Сочи. Билеты уже лежат в специальной сумочке для ценных бумаг.
А пока Владимир Петрович в Москве по служебным делам. Приедет послезавтра.
Зине скучно третий день сидеть в этой огромной квартире. Вчера они виделись с Леной, выпили вина, поболтали, вспомнили студенческую юность. Фотографии разглядывали. А сегодня Лена рванула на дачу с какими-то своими приятелями.
Она звала Зину, но та отказалась. Владимир Петрович обещал сегодня позвонить, надо быть дома. А так, поехать на дачу — за милую душу!

Вот, наконец, телефонный звонок.
Как дела?
Все в порядке?
Никаких происшествий?
С Леной там вчера не переусердствовали?
У меня все хорошо, приеду послезавтра.
Такой заботливый! Каждый день звонит, проверяет. Замучил меня! Выходи, выходи, за Володю, дочка, с ним как за каменной стеной будешь!
Вот и действительно, сижу тут, за каменной стеной, среди этого барахла.
Не переусердствовали ли? Ну, а если бы и переусердствовали, что теперь?

Зина голая перед своим шкафом. Выбирает платье. Честно говоря, не надо никакого платья. Семь часов, а на улице двадцать девять. Зачем платье? Выйти и пойти так. Пусть смотрят. Пусть видят, какая я красивая. Никто этого не ценит. Никто этого даже не видит. А время уходит, и вспомнить будет не о чем.
Пусть Зина превратится в уличное вдохновение, когда угрюмые мужчины-комсомольцы вдруг остановятся, как будто их укололи иголкой. Пусть они споткнутся на ровном месте, пусть уронят папиросы, пусть из них вылетят междометия, пусть их комсомольские сердца заколотятся.
А что скажут старушки во дворе?
Впрочем, кто их будет слушать?

2.

Зина сидит за столом на кухне. На плите кипятится чайник. Горячий черный чай лучше всего утоляет жажду.
Окно на кухне открыто, как собственно почти все окна в доме. Но жара от этого не становится меньше.
Зине кажется, что квартира, в которой она сейчас находится — призрачная. Что она временами тает, рассеивается, а потом снова собирается в одной точке. Как жизнь… Зина ждет, пока заварится чай, и перемещается из комнаты в комнату. Зина по-прежнему голая, она движется, и думает о том, что за ней наблюдают. Ей становится приятно от этой мысли. Она даже позирует в какие-то моменты движения….
Она снова садится за стол. Чай заварился. Можно наливать и пить.
Стол находится посреди кухни, Зина сидит лицом к открытому окну.
Зинина голова наполняется мыслями об этой кухне, без нее, без Зины. Они приходят совсем не с улицы, они протискиваются изнутри Зины и наполняют собой ее всю.
Мысли, наверное, больше, чем я, думает она. Намного больше.
Я исчезну, а они останутся. Будут сидеть тут, за столом. Может быть, выпьют чаю. Хотя, чай их совсем не интересует.
Меня не будет, а они будут. Вот что неприятно. И Володя удивится. И дети. Что они им скажут? Будет неудобное напряженное молчание….

В последние месяцы у Зины часто возникает чувство, что она старенькая. То есть еще не старенькая совсем и окончательно, но что старость вот-вот проберется в нее. И на что же страшное животное старость, набросится в первую очередь? Конечно, на ее руки, ноги, шею, лицо. И Вова, самое печальное, не заметит этого, потому что ему нет дела до прекрасной Зины, еще очень недолго прекрасной. Вова весь в делах и заботах…
А, может быть, он заметит, утром, случайно, когда откроет глаза, а она будет еще спать и солнце покажет ему давно знакомое лицо, а он его не узнает, и вздрогнет и мысль пробежит в его голове «А кто это рядом со мной?».
Но как и когда произойдет изменение — опять неизвестно. Это ночью приходит какой-то гражданин, уносит одних нас, а приносит других? Но куда он уносит, и где мы такие, прежние, остаемся?
Зине хочется стать подарком. На маленькое время отдать себя целиком и забыть обо всем. Потому что время идет, оно унесет нас с собой и оставит лежать в своем старинном дубовом шкафу, что в комнате у тети Веры….

За столом, где сидит Зина с чаем, появляется молодой человек. Он располагается прямо напротив Зины, то есть садится спиной к окну. Вернее, он появляется уже сидящим спиной к окну. Зина наливает ему чай, он пьет. Зина нисколько не удивлена. Никакого смущения.
Опять ты?
Опять я.
Что нового?
Да, ничего нового. Разве дело в этом?
Нет, конечно, нет…. А я вот тут одна. Сижу.
Я вижу.
Собираюсь пойти прогуляться. Хочешь со мной?
Хочу…
Ой, впрочем, опять я задаю лишние вопросы. В общем — я сейчас пойду на улицу. Невозможно находиться в квартире.
Да, это верно.
Не знаю только, какое платье надеть.
Ну, надень какое-нибудь. Разве долго.
Нет, не долго. Я сейчас…. Ты конфеты-то ешь, не стесняйся.
Я ем, ем.
Молодой человек ест, ест и постепенно исчезает.

Наконец все препятствия преодолены, и Зина выходит на улицу. На улице духота. Возможно, будет дождь, мелькает мысль в зининой голове. Зонт….
Нет, зонт не нужен.
Зина идет по улице Большая Красная к площади, где стоит памятник Ленину. На улице почти никого нет. Сегодня пятница. Уже вечер.
Люди оставили на этих улицах скуку, а сами исчезли. Дни до моря тянутся, словно медленные капли.
Тогда, в гипсе, в комнате, с шуршащей тетей Верой, кажется, было веселее. Все начиналось…
Интересно, что сейчас с ней? Жива ли она? Можно к ней зайти, на Гоголя, проведать.

3.

На площади Свободы довольно много людей. Зина садится на скамейку в небольшом садике напротив Дома Офицеров. Смотрит по сторонам.
Дует ветер, поднимается пыль.

Зина?! Не узнаешь меня?
Зина с удивлением смотрит на бородатого мужчину, что нависает над ней, улыбаясь.
Конечно, не узнаешь, я же вижу, но, кажется, ты снова рада меня видеть. Ты всегда рада меня видеть.
Леша! Леша!
Ну, конечно, Леша!
Бороду отрастил! Ой, чудо! Вечно ты что-нибудь придумываешь! Взрослый мужчина, а все такой же!
А с чего бы мне меняться. Да и ты не изменилась. Такая же красавица!
Да ладно тебе.
Ты мне скажи, ты что здесь делаешь, когда все приличные люди на курортах, или на дачах?
Да мы тоже с мужем собираемся через неделю. Он сейчас в командировке, а я вот что-то заскучала, вышла погулять.
Сейчас же дождь хлынет! Хотя тебе, как и раньше, нет дела до атмосферных условностей!
Да, наверное!
Тогда пойдем гулять! Как в старые добрые времена!
Пойдем!
Зина и Леша направляются по улице Карла Маркса в сторону Парка Горького. Зина и Леша снова студенты первого курса.
Через несколько минут начинается дождь. Счастливые первокурсники некоторое время бегут по улице, они смеются, а потом исчезают в одном из подъездов старинного трехэтажного дома.
Долгожданный июльский дождь….

Долгожданный июльский дождь — это вода. Плюнуть на все, забраться однажды в эту воду и потечь с ней сквозь трещины старинных помещений и застывших улиц. Натыкаться на неизвестные предметы, хватать из магазина бутылки с вином, выдавливать тугие пробки прямо пальцем и тут же пить, разбрызгивая все по сторонам, подливая в открытые форточки и самое главное — смеяться — вот новая философия неожиданного, но долгожданного состояния. Темные земляные мысли теряются в мокрых улицах, и рыбы делают из них свои пузыри. Одежда из шкафа прилипает к телу, а потом растворяется в нем. Все видно, вода — прозрачная….

Зина и Леша в комнате, у окна. Зинино платье прилипло к Зине. Она пахнет дождем, шампунем, потом, который появился совсем недавно в связи с убеганием от дождя. Этот запах залетает в лешины ноздри и будоражит в нем частицы воспоминаний. Они смотрят друг на друга и молчат. Зина чувствует себя обнаженной в этом мокром прилипшем платье. Поэтому она снимает его, как лишний атрибут….

4.

Утро, около шести. Зина спускается по тяжелой каменной лестнице старинного подъезда. Она идет и не чувствует ног под собой, она как будто все видит сегодня впервые.
Она выходит на улицу. Дверь подъезда захлопывается. Во дворе дома, на скамейке, спит молодой человек. Выглядит он вполне счастливо, и алкоголь здесь, кажется, ни при чем. Молодой человек заботливо накрыт свитером, и свитер этот явно не его.
Зина улыбается. Она выходит со двора и берет направление в сторону дома.
Она идет по улице Карла Маркса и не узнает ее.
Вокруг пустота и тишина: слышно, как Зина стучит каблуками. В улицу проникает появляющееся солнце, оно проникает из окон домов, из листьев деревьев.
Зина смотрит на окна, и ей кажется, что окна наблюдают за ней.
По трамвайным рельсам передвигаются птицы — вороны и голуби. Сами трамвайные вагоны сушатся на электропроводах: вчера был сильный дождь, и необходимо высохнуть к приходу вагоновожатых.
У Зины такое чувство, что она без приглашения пришла в гости и вот стоит в прихожей, пытаясь объяснить ситуацию хозяевам. А тем все равно, они рады гостям.
Потом Зина выходит на площадь, где стоит Ленин. Ленин стоит напротив оперного театра. Ленин — оперный певец и сейчас исполняет партию из «Пиковой дамы». Зина поражена вокальными данными Владимира Ильича. Почему раньше нигде не писали об этом удивительном таланте вождя пролетариата?… Надо спросить у Володи, он, вероятно, знает.
Зина подходит к дому. Она с удивлением замечает, что дома нет. Она стоит некоторое время в растерянности.
“А вы не переживайте, дом сейчас будет. Просто все еще спят, поэтому он находится в другом месте”. Зина поворачивает голову — и видит перед собой дворника с метлой. “Вы посидите пока на скамеечке, покурите папироску”.
Здрасьте, говорит Зина.
Здрасьте, здрасьте, говорит дворник.

Зина сидит за круглым столом на своей большой кухне. На плите кипятится чайник. «Сегодня опять будет жарко», ― проносится в ее голове луч солнца.
Начинается новое время.
Кажется, вчерашний дождь смыл все тяготы из души. Теперь они лежат в лужах, но лужи скоро высохнут.
Легко и приятно быть одной. Легко и приятно иметь в голове пустоту. Ее можно заполнить чем угодно. А лучше вообще не заполнять ничем, а оставить так.
Зина смотрит на ромашки, которые стоят в вазе. Трудно сказать, чем Зина и ромашки отличаются друг от друга. Ромашки и Зина — одно и тоже. Приедет Володя и окажется в замешательстве.

5.

Проходит время, и у Зины возникает чувство, что лучше бы ничего и не было. Побывать в другом течении жизни, а потом снова вернуться в старое и сидеть в нем, подперев голову руками. Ни там и ни там нет места.
Зина оглядывается по сторонам. Возле холодильника стоят две пустые винные бутылки, на полу какой-то мусор, в раковине — немытая посуда. На столе крошки и чашки с коричневыми кольцами от чая.
О комнатах даже думать не хочется. За три дня превратить дом в хаос. Никогда такого не было!
Володя завтра приедет.
Зина начинает уборку. Стирает пыль с привычной обстановки. У нее тяжело внутри. Утро, в котором она была сегодня утром, коснулось ее и исчезло. Возможно, ничего и не было. И не будет. Все останется, как есть.
В общем-то, и в Сочи теперь можно не ехать.

― Слушай, Володь, может быть, не полетим в Сочи.
― Как это не полетим, ты что говоришь!
― Да, нет, ты не понял, я не против моря. Я просто предлагаю не лететь туда на самолете, а поехать поездом, и не в Сочи, а в какое-нибудь другое место: выйдем на какой-нибудь станции, недалеко от Сочи, найдем комнатку возле моря, будем сами себе готовить, ходить за продуктами…
― Но у нас же путевка, Зина!
― Ну, отдай кому-нибудь эту путевку, еще ведь есть время, желающие, я думаю, найдутся.
Пауза. Володя пару минут сидит в задумчивости.
― Я не понимаю, тебе захотелось приключений?
― Наверное. Мы ведь с тобой уже три раза летали в Сочи по путевке. А сейчас просто поедем, без всякого плана и определенностей.
Володя снова думает.
― Я, конечно, не против, действительно, можно поехать дикарями. Я только не знаю, что делать с путевкой.
― Слушай, Володька, да черт с ней, с этой путевкой. Да, выкинь ты ее или подари кому-нибудь. Неужели это трудно! А представь, мы приедем в какую-нибудь деревушку, в…., в…., я даже не знаю, как называется, там на карте посмотрим, найдем у какой-нибудь старушки комнатку, у нее во дворе будут бегать курицы и еще какая-нибудь живность. Будем готовить из куриц омлет. Будем спать на железных скрипучих кроватях, как у тети Веры, помнишь? Не будет этих соседей по санаторию, с которыми надо будет поддерживать соседские отношения, посещать мероприятия, обсуждать температуру воды и степень загара. А тут мы с тобой одни, в тишине, море в двух шагах. Мы с тобой последнее время так редко вместе, ты всегда в разъездах, мы проведем замечательный отпуск. Будем только я, ты, море и солнце, и никого больше. Неужели ты не устал от всех своих работ! Володька!
― Конечно, Зина, мы сделаем так. Ты абсолютно права, не надо никаких этих санаториев. К тому же Свиридов туда едет, будет мне там докучать. Ты права!
― Вот и замечательно. Я знала, что ты согласишься…. Ты просто заработался в последнее время, тебе надо отдохнуть.
― Конечно, конечно, дорогая.
Зина обнимает Володю, и целует его лицо. Володя выглядит усталым и безучастным. Он согласен на все.

6.

До моря осталось ехать часов двенадцать. Зина и Володя сидят в купе. С ними вместе едут на море молодая пара, Вадим и Лена. У них была свадьба два месяца назад. Между попутчиками сложились хорошие отношения. Были даже высказаны предложения сойти в одном месте и поселиться рядом. Дружить на море семьями.

Сейчас вечер, минут через двадцать будет десятиминутная остановка. Зина ждет ее с нетерпением, сил уже нет сидеть в этой душной каюте. Хочется пройтись по земле. Володя задремал от усталости и жары. Молодожены в ресторане.
На остановке Зина вместе со многими другими пассажирами выходит из поезда. Она расхаживает по платформе, вглядываясь в очертания окрестности. Она глубоко вдыхает остывающий вечерний воздух. Она замечает, что некоторые люди направились к колодцу, что стоит недалеко от станции. Она тоже идет туда попить воды.

Володя просыпается от возбужденного разговора молодоженов. Они пришли из ресторана, они поели и выпили вина, так что это придало им сил. Володя садится на койке и улыбаясь, спрашивает: «А где Зина?». «Мы ее не видели», ― отвечают те. «А давно ли была остановка?» «Да уже минут двадцать, как мы поехали дальше». Володя в волнении выходит из купе посмотреть жену. Он спрашивает у проводницы, та говорит, что не видела ее. «А она выходила на остановке?». «Да, выходила». «А обратно она зашла?» «Кажется, да,… но я точно не помню».
Володя идет в ресторан, но там ее тоже нет. «Может быть, она встретила знакомых, и сидит в каком-нибудь купе. Но почему она никого не предупредила», ― думает в волнении Володя.
Где же она?

В комнате.

Когда мы виделись с Зинаидой Михайловной, она рассказывала о своей жизни. Она представляла свою жизнь совсем не для того, чтобы подать мне пример. Напротив, она рассказывала и о хорошем, и о дурном. О высоком и низком. Я слушал ее с большим интересом. Чувствовалось, что сама Зинаида Михайловна часто размышляла над всеми этими событиями и когда рассказывала мне о них, у меня появлялось ощущение, что она рассказывает их и для себя тоже. Что она тоже не все об этом знает. Так, мы вместе пытались разгадать загадки нашей жизни. Но у нас ничего не получалось, потому что, как говорила Зинаида Михайловна, разве можно нашим маленьким умом распутать все эти хитросплетения жизни?
Самое главное, что мы были вместе, и у нас был наш, тихий и счастливый, дружеский союз….
Зинаида Михайловна с большим вдохновением говорила о Вите Панове, фотографе, с которым они вместе работали в фотоателье. Она в те годы заочно училась в университете на историко-филологическом факультете.
Она рассказывала, как они фотографировали разных людей, и иногда приходили такие смешные типы, что потом, когда они их печатали, делали для себя еще один экземпляр, специально для их общей «Тетради с лицами». У них там набралась порядочная коллекция. Каждого участника они подписывали особым именем, тем, которое ему подходило.
Как-то, спустя много лет, Зина случайно встретила Витю на улице. Они уже были «совсем большими», как выразилась Зинаида Михайловна, у них были семьи и своя жизнь. В тот день они замечательно провели время, они вдруг вспомнили об этой тетради, специально сходили к Вите домой за ней (он ее, конечно, сохранил), рассматривали ее и смеялись как дети. «Помнишь дядю Рудольфа, он, когда пришел, так важно заявил мне: «Милочка, я должен быть прекрасен!». Он и вправду прекрасен, дядя Рудольф! А вот Татьяна Ивановна в полете. Она почему-то так нервничала перед съемкой. Когда я сказал: «Приготовились, снимаю!», она вдруг опрокинулась со стула, даже нет, не опрокинулась, а как-то сползла, пропев «О-о-о-й…..»
Я спрашивал у Зинаиды Михайловны, фотографировал ли ее Витя? Конечно, фотографировал, отвечала она. Когда мы гуляли или когда сидели в комнате. Он всегда брал с собой камеру. Почти все фотографии того времени, что ты видел, сделаны Витей. «А почему же вы вышли замуж за Владимира Петровича?» Зинаида Михайловна задумалась. Потом сказала, что Витя ее не брал в жены, а Володя взял. «А вы сильно любили Витю?», ― спрашивал я. «Не знаю, я, честно говоря, не помню даже… И зачем вообще говорить о чувствах, которых не помнишь. Чувства надо чувствовать. Витя был красивый, всегда такой радостный, но стеснительный и нерешительный…. Когда появился Володя, Витя как будто опомнился, что девушку у него отбивают, но потом исчез…. Володя был обаятельный и хозяйственный, да и маме моей он понравился, она мне говорила: «Зинка, выходи за него, хороший он парень!». Вот я и вышла. И не о чем не жалею».
Зинаида Михайловна говорила еще о том, что были такие моменты в ее жизни, когда так все надоедало, и хотелось все бросить, и даже семью бросить, уехать куда-нибудь, или просто пойти, куда глаза глядят. Пару раз я даже закатывала скандалы, один раз чуть не развелись. Мне было очень плохо. Но мы, все преодолели. И, слава Богу!

***

1.

Небольшая деревня Маньзя в Сибири. Зима, январь месяц, морозы.
Деревенская школа. Сейчас там идут уроки. Доходит двенадцать часов. В предбаннике в два ряда друг напротив друга стоят валенки. В школе положено быть во второй обуви, поэтому дети, придя в школу, первым делом переодевают обувь. В помещении школы стоит кисловатый запах. Сегодня солнечный день — и коридоры школы ярко освещены, на стенах висят плакаты, посвященные Великой Отечественной войне, портреты Ленина, Сталина. Сразу возле входа в главное помещение школы сидит Мария Ивановна, строгая бабушка, которая следит за порядком в школе. Она же дает звонки об окончании или начале урока. Для этого у нее предназначен специальный колокольчик, который она взяла из лошадиной упряжки.
В кабинете № 1 идет урок русского языка. Учительница, в простом платье, обмотанная сверху шалью, что-то объясняет детям. Ее губы двигаются. Дети что-то старательно записывают в тетрадь. На доске написан текст: «Наступила зима. Зимой все покрыто снегом. Он лежит на крышах домов, на деревьях, на земле. Особенно красиво зимой в лесу. Деревья стоят в тишине. Зимой в лесу мало зверей. Медведи ушли в спячку. А белка и заяц поменяли свои шубки».
Девочка, что сидит на предпоследней парте, все время отвлекается и часто смотрит в окно. Учительница делает ей время от времени замечания, чтобы та занималась делом, а не вертела головой по сторонам. Девочка со вздохом возвращается к своей тетради. Все ее мысли о том, что поскорее бы закончился урок.
Мария Ивановна достает часы. Часы показывают двенадцать двадцать четыре. До конца осталась минута.
Звенит звонок.
― Так, дети, запишите задание на дом, ― говорит учительница. ― Сделайте третье и пятое упражнение из учебника…. А ты, Морозова, задержись на минутку.
Все дети вышли из класса, остались только учительница и та девочка, что смотрела в окно.
― Ты почему сегодня такая рассеянная, Зина? ― спрашивает учительница. — Не заболела ли ты?
― Нет, Валентина Сергеевна, не заболела.
― А чего же ты сегодня целый день по сторонам смотришь? И уроки не выучила. Смотри, учиться надо прилежно!
― Я буду, Валентина Сергеевна. Это просто сегодня так.
― Смотри, Зина! Ну, ладно, иди.
Девочка выходит из класса и весело, подпрыгивая, направляется в комнату, где переодеваются ее одноклассники.

2.

На улице сегодня не так холодно, градусов семь-восемь. Зина идет домой. На пересечении двух деревенских улиц она встречает свою подружку Лену Пономареву. Лена подбегает к ней и говорит:
― Привет, Зинка! А я как раз за тобой в школу шла.
― А ты сама чего сегодня на уроках не была?
― Да бабка меня не пустила, говорит, что мне надо дома посидеть, а то в школе еще заразишься.
― А как же ты сейчас вышла?
― Да просто, сказала, пойду, погуляю.
Девочки идут к зининому дому. Они некоторое время молчат. Потом Лена продолжает:
― Слушай, Зинка, мне вчера Колька рассказывал, что в нашем лесу медведь ходит.
― Как же это он ходит, он же в берлоге, в спячке. Откуда это Колька знает?
― Да, говорит, видел, когда они с мальчишками туда ходили.
― Прям живого медведя?
― Да. Его уже несколько раз видели. Говорят, он какой-то чудной, сидит на поваленном дереве, или ходит взад-вперед, и ни кого внимания не обращает.
― Да врешь ты все, Ленка.
― Да, не вру. Пойдем, сами сходим, может, он сегодня опять из своей берлоги выйдет.
― Ну, пойдем, сходим. Только надо домой зайти.
― Давай я с тобой, а то мне домой не охота возвращаться.
Зина и Лена заходят в дом. Их встречает бабушка. Девочки снимают свои тулупы и проходят в комнату. Бабушка накладывает в тарелку горячих щей, отрезает ломоть хлеба. Ставит тарелку перед Зиной. Затем смотрит на Лену и спрашивает: «Ты, Ленка, щей-то поешь?». Лена отвечает: «Нет, баб Тонь, я из дома, сытая». «Ну, смотри», ― говорит баба Тоня и выходит в сени….
Зина уплетает горячие щи, а Лена разглядывает стены. Бабушка возвращается из сеней, подходит к девочкам и спрашивает, как они учатся. Девочки говорят, что учатся они хорошо. «Ну и хорошо», ― говорит бабушка и залезает на печку. «Бабушка, мы сейчас пойдем погуляем?», ― спрашивает Зина. «Сходите, сходите, только не долго», ― разрешает бабушка.

Зина и Лена идут по улице. Они направляются к лесу, им надо пересечь всю деревню. У них в руках лыжи. В лесу без лыж нечего делать.
― Слушай, Лен, а ты думаешь, медведь появится?
― Наверное, появится.
― Странно все это. Нам ведь Валентина Сергеевна говорила, что медведи уходят зимой в спячку.
― Ну, не знаю. Может, это особенный медведь.
― Нет, я, конечно, это вполне допускаю, что он выходит из берлоги.
― Вот и хорошо. Пойдем и проверим.
― Знаешь, мне просто немного страшно.
― И мне тоже. Но мы же с тобой вместе.
― Да, вместе.
Девочки проходят всю деревню и выходят на дорогу, что ведет в лес. Лес виден, как на ладони. Девочки встают на лыжи и набирают скорость.

3.

В лесу тишина. Деревья покрыты снегом. Они погружены в зимний сон. Даже как-то страшно заходить в лес — вдруг потревожишь все это спокойствие. Разбуженные деревья направят на тебе безмолвные взгляды, а ты будешь стоять посреди них в растерянности. Вместе с деревьями пробудятся звери, и тогда ты окажешься в ловушке.
Впрочем, сейчас еще день, на улице светло, и это лесное безмолвие совсем даже не страшно, тем более, когда в лесу две девочки, которым есть о чем поговорить. Вот они замечают лыжню, она, правда, чуть занесена снегом, но это придает теплоту холодному и далекому от людей зимнему лесу.
Зина и Лена стоят пару минут в неподвижности, осваиваясь с этой лесной отрешенностью, привыкая к новой обстановке. Последний раз девочки были в лесу перед Новым годом, они ходили туда чуть ли не всей деревней. Тогда они играли и веселились, да и темно на улице было, так что леса они даже и не заметили. А тут, лес вдруг возник сам собой….
― Ну что, пойдем!
― Пойдем, что тут стоять-то!

— Слушай, а медведи едят людей?
― Кажется, нет. Хотя я не знаю.

Девочки замечают в лесу небольшую горку. Даже не горку, а снежную насыпь. Они подходят к ней, останавливаются. Стоят некоторое время в безмолвии. Наверное, это медвежья берлога….

4.

― Мам, а Зинка где?
― Да гулять пошла.
― Давно? Что-то во дворе ее не видно.
― Да уж часа два назад. С Ленкой они пошли, сказали, погуляют немного, а вот все нет и нет.
Мама Зины беспокойно ходит по избе, время от времени подходит к окну, смотрит в него.
― Пойду, схожу я к Клаве, может, они там сидят.
― Сходи, сходи. Хорошо бы они там были, а то ведь, глупые, могут и в лес пойти. Наслушались всяких рассказов про медведей. А эти тоже хороши, дурят девчонкам головы. Оборванцы!
― Да ты, мам, не переживай. Здесь они где-нибудь. Найдутся.

Зинина мама стучит к Самойловым.
― Здравствуй, Клав!
― Здравствуй, Зой, заходи!
― Да я спросить — девочка наша не у вас?
― Нет. А я думала, они у вас, Лена мне сказала, что к вам пошла.
― Нет их у нас. Где же они? Неужто и правда, в лес пошли. Темно ведь уже.
― Ну, ты погоди раньше времени думать. Сейчас Семен вернется, сходит за ними.
Обе женщины сидят за столом. Лица их тревожные.

5.

Половина пятого. На улице темно. А в лесу еще темнее.
― Слушай, Ленка, я замерзла. Пойдем домой. Нет тут никакого медведя.
― Нет! Видимо, он сегодня спит. А куда нам идти?
― Да вон туда, мы же оттуда пришли.
― Как же оттуда, когда вон оттуда.
― Да нет, вон оттуда мы пришли.
― А я говорю оттуда….
Девочки продолжают спор, а у обеих в глазах слезы, потому что они уже поняли, что заблудились.
― Что же делать, как же мы попадем домой?! Это все ты со своим медведем!
― Ну, я же не знала, что так получится!
― Слушаешь этого Кольку, а он тебе все врет! Дурак он! И ты не лучше!
― Ну, прости меня, Зинка!
― Да, ладно, что теперь об этом.
Девочки в полном замешательстве стоят, обнявшись, посреди леса, и плачут во весь голос. Кажется, обе они готовятся к смерти, они взахлеб делятся друг с другом своими грехами, Зина рассказывает, как она украла у бабушки двадцать копеек, и прогуляла один раз два урока, Лена — как подглядывала однажды за родителями и воровала яблоки у тети Зои….
А над лесом висит черная темнота. Деревья окружают девочек плотным кольцом. Сейчас они задушат девочек в своих ледяных объятьях….

В комнате.

Прошло почти два часа. Два часа, которые мы провели с Зинаидой Михайловной в этой большой квартире. Временами мне становилось жутковато в этой тишине, и я уходил на кухню. Но потом снова возвращался в комнату.
Зинаида Михайловна последние три месяца болела. У нее было что-то с кишечником. Как я потом выяснил, это называется спастическая непроходимость кишечника. На нервной почве. Или что-то в этом роде. Она провела в больнице два месяца, а последние десять дней лежала дома. Врачи сначала не хотели ее выписывать, говорили, что надо сделать еще одну операцию, но Зинаида Михайловна настояла, и Владимир Петрович забрал ее домой. В конце концов, врачи сказали, что надеяться уже не на что, просто может быть…
А Зинаида Михайловна ни на что и не надеялась. Ей, кончено, никто ни о чем не говорил, она сама все знала. Да и кто мог знать это лучше нее! Она просто говорила, чтобы ее увезли отсюда. И ее увезли.
Я одобряю ее поступок. Отправляться в путь лучше оттуда, где знаешь все ходы и выходы. Отправиться в путь в больнице, через незнакомые коридоры, палаты, операционные — безумство! Можно запутаться и застрять там надолго. Зинаиду Михайловну такая перспектива не устраивала. Нужна была знакомая, родная местность.
Дом на улице Большая Красная.
Сейчас сентябрь, за окном солнечно и тепло, а Зинаида Михайловна Морозова сегодня умерла. Зинаида Михайловна родная сестра моей бабушки, моя двоюродная бабушка. У меня сложились с ней близкие отношения, она очень дорога мне. Наверное, из всех родных, она была самым близким мне человеком. Не знаю, почему так получилось.
Последние десять дней я жил в квартире на улице Большая Красная. Зинаида Михайловна была рада меня видеть. Она вообще очень преобразилась за последние десять дней — то время, когда она была в родном доме, с мужем и сыновьями. И со мной тоже.
Я заходил к ней в комнату, садился возле ее кровати, и рассказывал самые разные вещи, о том, что у меня сегодня было на работе, о том, как живет Маша, моя девушка, о том, как я съездил на море. И о многом другом. Она слушала меня, почти ничего не говорила, едва заметно улыбалась.
А сегодня она умерла. Я как будто чувствовал, остался ночевать у них.
Сейчас утро, и все разъехались по срочным похоронным делам, а я остался с Зинаидой Михайловной. Все удивились моему решению, но возражать не стали.

У меня на душе легко и спокойно. Никакой горечи, никакого сожаления. Я, наверное, даже не до конца понял, что случилось. Может быть, ничего и не случилось. Просто мы не сможем больше выпить вина с Зинаидой Михайловной и поболтать по душам. Но это не самое главное.
Мне не дает покоя только один вопрос, где сейчас Зинаида Михайловна? У меня такое ощущение, что она находится где-то возле моей головы, возле левого уха, а потом она перемещается чуть ниже, за спину. Но при этом она лежит вот тут на кровати. Мне кажется, что это какой-то обман. Меня это смущает.
Но больше всего меня смущает то, что Зинаида Михайловна знает сейчас все мысли, которые проносятся в моей голове. Возможно, это совсем даже не мои мысли, а ее, и я сейчас являюсь невольным наблюдателем ее жизни. Хотя, возможно, она сама меня выбрала.
Не знаю даже, какая разница между живой и мертвой Зинаидой Михайловной.

На тумбочке возле кровати — стакан с водой, книга, покрытая слоем пыли, потому что Зинаида Михайловна к ней так и не притронулась, очки, упаковка таблеток, в которой осталась только одна, остальные выдавлены. Еще ваза с белыми и розовыми астрами.
За окном висит небо, наполненное движущимися облаками.
Мы — в комнате. А в комнате — тишина. Я слышу, как стучит мое сердце. Я думаю, у нас сейчас с Зинаидой Михайловной наступила гармония….
И многочисленные родственники, которые начнут появляться через некоторое время, не смогут помешать нам.