рассказы
Список Сергеева
В субботу днем Сергеев вдрызг разругался с женой. Скорее всего, в запале, в момент выяснения отношений Сергеев произнес много обидного, но то, что он услышал в ответ его потрясло. «Я тебя никогда не любила!» — такие слова услышал Сергеев от своей горячо любимой жены. Сергеев сразу затих, скукожился. Глаза его беспомощно забегали по стенам квартиры, как будто он хотел найти то, что опровергало бы высказанное вслух. Он замолчал, затем надел пиджак, стараясь не встречаться глазами с супругой, вышел из дома. Сергеев посидел на скамейке во дворе, выкурил сигарету, потом вытащил из кармана пиджака ручку и листок бумаги, медленно обдумывая каждое слово, сделал несколько записей. Резко соскочив со скамейки с лицом человека, который только, что принял судьбоносное решение, Сергеев поспешил в сторону центральной улицы города. Он шел в сторону салона «Татуированная Роза». Шёл с целью сделать себе татуировку. В руке он держал листок бумаги с текстом, который должен был скоро перекочевать на его кожу. Он задумал отомстить жене с помощи тату-мастера. Никого не замечая вокруг, Сергеев шел мысленного проигрываю сцену разговора с мастером татуировки и объясняя ему смысл своей необычной просьбы: «Понимаете, у меня к Вам не совсем обычная просьба. Я хочу, чтобы вы мне набили, если правильно использую этот термин, мой донжуанский список, список Сергеева. Его будем колоть. Мне не нужно сердце, пронзенное стрелой. Вот это: «Катя forever». Не нужны афоризмы всякие. Не нужны высказывания Рильке, Хемингуэя, Достоевского. Не нужна — группа крови. Мне нужен целый список женских имен у меня под сердцем. Фамилии женщин не будем набивать, ограничимся именами. С болью я уже смирился, поэтому, если будем неприятно, я потерплю. Я могу вам немного рассказать про каждую даму, чьи имена у меня будет теперь будут вечно на груди, для того чтобы вы, как художник, как мастер, смогли подобрать для каждого имени свой неповторимый шрифт. Вы должны почувствовать, если хотите, что это имя для меня значит. Мы отметим на моем теле имена только тех женщин, которые что-то привнесли в мою жизнь, оставили отпечаток в моей памяти. Я хочу, чтобы моя кожа помнила их имена, как моя память. Мастер, а вы слышали историю пяти девственниц, согласившихся на тату-эксперимент? Какой-то загадочный галерист, объявил о том, что ему для новаторского арт- проекта в области тату — искусства нужны спины пяти хорошеньких девушек. Обязательное условие: они должны быть девственницами. За солидный гонорар девственниц быстро нашли. В течение нескольких дней их спины расписывали приглашенные из Японии каллиграфы. На спинах девушек не осталось живого места. Они были расписаны заезжими мастерами милитаристскими татуировками в самурайском духе. Любопытно, что за основу были взяты письма японских летчиков-камикадзе, написанные во времена Второй мировой войны. Это были письма летчиков, отправленные домой, незадолго до последнего полета. Вы можете себе представить? Пять юных, нежных красавиц, которые ничего не видели в жизни, совсем ничего. И у них на белых спинах появилась эта боль: самолеты, драконы, священный ветер. Кошмар! Это же не их история! Это чужая, не ими прожитая боль. И теперь им, с этой чужой болью, с этим чужим ужасом жить много, много лет. А у меня на коже будут мои истории. Здесь есть принципиальная разница. Пожалуй, пора начинать, number one. Это имя- имя Розы. О да, она была восточной женщиной. Была старше меня на 12 лет. Однажды я был приглашен на ее день рождения. Отмечали ее юбилей. Она запретила гостям говорить, сколько ей исполнилось. А ей тогда было 30. А мне только-только исполнилось 18. Люди, которые сидели за столом, казались мне перезрелыми и слишком толстыми дядьками и тетками. Как вести себя с ними я не знал. Когда юбилей близился к финалу, один из хорошо выпивших гостей, подсел ко мне и посмотрел мне в глаза. Я покраснел, и заглянул в собственную тарелку. Роза сидела где-то рядом, но была увлечена беседой одной из своих подруг. «Так ты здесь в качестве друга Розы?». «Да, в качестве друга», — еле прошептал я. Ведь я не знал, кем я был для Розы. Наверное, 30-летней Розе было приятно, что на нее обращают внимание 18-летние юнцы. Другом я не был. Любовником еще не являлся. Кем я был для Розы? Наверное, капризом. Но чего жаждет 18-летний юноша, который еще не стал мужчиной? Конечно, только одного — стать мужчиной. Cократить эту жуткую дистанцию, которая отделяет его от осознания себя взрослым! Узнать, что такое секс, быть с женщиной! А когда рядом зрелая женщина, я вправе был рассчитывать на то, что получу хороший урок. Увы, Роза для роли учителя не годилась. Как- то я остался у нее дома поздно вечером. Мы были вдвоем. Она жаждала страстной ночи. А я вряд ли годился для роли исполнителя этих простых женских желаний. Что я запомнил? Моя голова билась о поручни ее кровати, а Роза подкладывала свою ладонь, чтобы мне не было так больно, чтобы я не разбил свой лоб. За это я ей благодарен. Это очень повышает самооценку 18-летнего парня. За это я дарю Розе первое место в своем списке. Следующее имя: Наталья. Это подруга Розы, красивая, взрослая женщина, которая на месяцы лишила меня покоя. Она была разведена, имела двух детей, отличную фигуру, бывшего мужа и любовника — музыканта. Как я вписывался в этот коктейль, мастер? Я сам не понимаю. Роза зачем- то приводила меня несколько раз в ее дом, наверное, демонстрировала меня своей подруге, как некий необычный экспонат. Но Роза не могла конкурировать со своей подругой в плане женской привлекательности. Однажды я оказался у Натальи в гостях без Розы. Ближе к ночи случилось то, ради чего я к ней ходил. Наталья спросила меня: «Зачем тебе это нужно?» Глупый вопрос поставил меня в тупик. Просто мне нужно «это». Ради «этого» я тогда жил. Об «этом» я думал постоянно. А Наташа олицетворяла — «это». С ней я впервые почувствовал себя мужчиной. И за это я даю ей очень привлекательное второе место под моим соском. Теперь, Елена, мастер. Ее тоже нельзя забыть. Как можно забыть имя женщины, с которой впервые лег голым под одеяло?! Именно она была первой, но я не захотел делать ее первой в своем списке. Знаете, почему? Ее стошнило в кровати. Да, да. Ее вырвало во время нашего неуклюжего сексуального контакта. Нет, я думаю, ее тошнило не из-за меня. Скорее всего -виноват алкоголь. Для храбрости мы выпили на двоих бутылку водки. Из закуски было только печенье. Не знаю, возможно, виновато это печенье, мастер. Такое не забывается. Совместные попытки убрать с простыни рвоту напрочь отбило у нас желание повторять эксперимент. Но за ее терпение, за сговорчивость, за ее усилия по превращению меня из мальчика в мужчину, имевшего хотя бы один сексуальный опыт -Елене дарю почетное третье место. Ольга. Это уже из другой жизни, мастер. Яркое увлечение. Познакомился с ней в поезде. Помните, мастер, герой фильма «Москва слезам не верит» знакомится с героиней в электричке? И все у них так потом интересно развивается. После большого успеха этого фильма социологи сделали вывод: количество знакомств в наших отечественных электричках между мужчинами и женщинами выросло в геометрической прогрессии. Я же познакомился с Ольгой в поезде дальнего следования. Звучит пошло: познакомились в тамбуре вагона. А на самом деле вышло красиво, даже романтично. Полночи ее ладонь в своей держал, а она мне так пронзительно в глаза смотрела. Раньше такого у меня не было, искреннего что ли. Правда, недолго длилось у нас. Через месяц закончилась сессия и она уехала из нашего города. Когда прощалась — заплакала. Я тоже немного переживал. Нина! Она хотела от меня ребенка. Голову у меня тогда снесло. Не от любви, конечно. Плотское такое чувство было, но обоюдное. Упоение телом. Ночи без сна. Днем спишь, перерыв, затем следующая ночь, которую уже ждешь, предвкушая. Без слов любви, одна страсть. Ни один год так продолжалось. Без лишних вопросов, без претензий друг к другу. Только через много лет Нина сказала мне, что очень хотела от меня тогда ребенка. А потом подумала: «Какой из него отец? Никакой! Только жизнь себе ломать». И не стала ломать. А я ее водку учил пить и курить. Смешно так у нее получалось. Выпьет пол — рюмки, морщится, краснеет. А ей сразу зажженную сигарету: «Попробуй, затянись». Готовить Нина не умела совершенно, но холодильник всегда был забит всевозможными полуфабрикатами. И книг в квартире было очень много. Не хотела, видимо, отвлекаться, тратить время на приготовление пищи, когда есть секс и литература. Моя встреча с ней была явно неслучайной, но дороги наши постепенно разошлись. Я искал ее позже, но не нашел. Говорили, что она вышла замуж за офицера и он ее увез в какой-то дальний военный гарнизон. И она родила ему ребенка, а может даже двух. Что было бы логично. Если мы приближаемся к животу и скоро будем в районе паха, то следующее имя: Евгения. Красотка. Секс-бомба. Мужчины оборачивались. Машины сигналили вслед. Длинные рыжие волосы, узкая талия, умопомрачительный бюст. Любила рассказывать про своих бывших. Иногда мне приходилось ее останавливать: «Милая, ты хотя бы обо всем мне не рассказывай». Я был ее промежуточным вариантом, пока не появится кто-то посерьезней, кто больше подходил бы ее представлению о будущем муже. Если такой мужчина появлялся на Женином горизонте, я должен был уйти. Такой был у нас договор, и он меня устраивал. По крайней мере тогда, когда я его заключал с Женей. Я оценил рациональный подход Евгении, я ведь сам не любил излишней сентиментальности. Никаких кандалов из лишних обязательств. Только контролируемая взаимная симпатия. Ей было со мной интересно, я ей откровенно любовался. Желание сократить дистанцию ласково пресекалось. Так продолжалось девять месяцев, а потом появился идеальный кандидат на должность мужа. Он был разведен и обеспечен. Мои акции резко упали. Мне напомнили про заключенный ранее негласный договор, про его условия. Я не хотел о нем вспоминать, я хотел продолжения. Женин сногсшибательный коктейль из борща и секса сделал свое дело. Через две неделе кривоногий, но обеспеченный сделал ей предложение. Женя лучилась от радости, я должен был исчезнуть. Я не спрашивал, любит ли она кривоногого. В Женином лексиконе не было слова «любить», но было словосочетание «удачно выйти замуж». В тот день я жутко напился, но уже назавтра мне стало легче. Моя горечь и обида быстро прошла, ведь умные люди говорят, что рано или поздно все заканчивается. Мне рассказывали, что во время бракосочетания Евгении и кривоного, но обеспеченного, был праздничный фейерверк, заказанный женихом. Женя плакала от счастья. Теперь пришел черед Анастасии. Анастасия в моей списке, в списке Сергеева, занимает особое место. Думаю, что в жизни каждого мужчины должна быть девственница. Конечно, никто не погибнет и мир не рухнет, если ее не будет. Но все же лучше, чтобы она была. Девственница, которая на твоих глазах перестает быть невинной, добавляет тебе мужественности в собственных глазах, не так ли? Ее кровь делает твою жизнь более наполненной. Можно сказать, себе: «Молодец, парень! В целом свою программу ты можешь считать выполненной. Дерево посадишь чуть позже». И неважно, где это было, как и при каких обстоятельствах. Это вторично. Главное, сам факт, то есть наличие этого в твоей жизни. Как мужчина, мастер, вы должны, меня понять. Важно еще другое. Молодая, непорочная, кровь с молоком Анастасия решила доверить свою плеву мне, зрелому и взрослому. То есть, как бы сказала мне: «Тебе можно доверить самое дорогое, что у меня есть сейчас: невинность, свой первый опыт. И это по любви «. Наверное, этим можно даже гордиться. Можете меня спросить: верю ли я в любовь. Спрашиваете? Вы сентиментальный человек, мастер. С этим словом «любовь» надо быть осторожнее, мастер. Люди из-за этого слова шли на костры, стрелялись, вешались, не щадили других. Любовь меняет сознание человека. Был одним, настигла любовь, бац — стал другим. И не обязательно был плохой — стал хороший, был злой- стал добрый. Очень часто бывает наоборот. Так много должно случиться всего, чтобы два человека встретились и полюбили друг друга. Переходим к важному. Набивайте имя: Мария. Когда я с ней познакомился, я считаю, что-то со мной произошло. Болезни не было, просто при виде ее я начинал волноваться. Маша была волнительная девушка. Я следил за ней взглядом, радовался, когда она смотрит на меня. У нее были очень длинные ресницы. Она говорила, что это одно из главных отличий девочки от мальчика. У девочки должны быть длинные ресницы. Я очень тщательно готовился к первому свиданию с Машей, так как знал, что многого хочу от него. Потом, когда мы встретились в кафе, и я разливал грузинское вино по бокалам, то от волнения пролил мимо ее бокала. Ей это понравилось, она знала, что в моем волнении виновата она. Свидания с ней были редкими. Ночи, проведенные вместе, можно пересчитать по пальцам, но они запомнились. Конечно, первые слова об этом тоже были сказаны друг другу в одну из таких ночей. Я все думал, когда слова любви уже произнесены нами, что-то изменилось в мире или нет? Или все осталось прежним? Мы изменились, мастер? Когда я был рядом с ней, я хотел казаться лучше, чем я есть на самом деле. Думаю, что с ней происходило тоже самое. Полет прервался как-то сам собой. Кончилось все без объяснений и без слез. Может быть, полет приснился мне? На день рождения Марии я отправил ей открытку. На открытке была изображена девушка в длинном платье и с зонтом в руке. Это была репродукция картины кого-то из французских импрессионистов. Девушка на открытке удалялась в сторону заката. Образ ее казался размытым. Так случилось и с Марией. Она стала ускользать, встречи постепенно прекратились. Можно ли сказать, что я страдал? Не знаю, наверное, просто скучал по ней. Мы и теперь нечасто звоним друг другу, хотя прошло много лет. Она иногда вспоминает обо мне, но без особого трепета. Я изредка думаю о ней. Прошло время. Наступил момент, когда казалось я готов к настоящему чувству. Готов был встретить любовь с распростертыми объятьями. Умные люди на Востоке говорят, что полюбить друг друга смогут только два зрелых человека. Был ли я на тот период зрелым человеком? Я был взрослым человеком, мужчиной сорока лет. И тут появляется Ирина (еще один номер из моего списка). Была ли Ирина зрелым человеком? Нет! Она была юной, неискушенной, искренней, симпатичной девушкой двадцати двух лет. Наверное, ее молодость и подкупила меня. Ведь можно было контролировать ситуацию. Быть ведущим в отношениях. Я сказал себе: «Она влюблена в тебя, не подведи ее. Ты сегодня-герой ее романа. Она — роскошь». Я старался удивить ее и у меня первое время это неплохо получалось. Многое в ее жизни было в первый раз. Как любая девушка Ирина хотела иметь своего героя всегда рядом, всегда под боком. Я, как герой ее романа, начал давать сбои. Роскошь стала для меня обузой. Однажды я услышал в телефонной трубке голос Ирины: «Все кончилось. Ты больше не центр моей вселенной». Голос ее не дрожал, а звучал уверенно. Она говорила правду. Вместо оправданий, признаний в любви я сказал: «Ты права. Все закономерно». Но даже тогда я знал, я еще полюблю по-настоящему, до дрожи в коленях, до слез в горле. Просто это у меня еще впереди. Мастер, есть ли смысл продолжать мой список? У меня есть причина продолжать! Это мой подарок ей. Эта моя месть ей, моей жене, из-за нее я здесь нахожусь. Не надо ничего объяснять. Нет смысла называть ее имя и рассказывать о ней. Просто вчера она сказала, что не любит и никогда не любила меня. Поймите, осознайте только весь смысл этих слов «никогда не любила меня». Значит все было напрасно, значит все, что было раньше -ненастоящее. Что я мог ей ответить? Чем я мог ей ответить? Я должен был ответить ей чем -то таким, что соответствовало понятию «на всю жизнь». Я нашел такой способ. Я пришел к вам с именами своих женщин, которые у меня были, которые есть в моей памяти. Мой список, список Сергеева, под моим сердцем — это мой ответ на ее «никогда тебя не любила», моя месть на ее «я не люблю тебя», мой ответ на ее признание «не люблю». Здесь дело только в одном имени! В ее имени. Вернее, в его отсутствии. Дело в том, мастер, что у меня на груди, под сердцем нет ЕЕ ИМЕНИ. Я не включил ее имя в мой список памяти, мастер. Вы понимаете, что это значит для нее?! В вашей татуировке нет ее имени. Какая страшная и изысканная месть. Я старался. Вы можете себе представить, как она поведет себя, когда все это увидит? Увидит все эти имена. Сначала осмотрит меня, молча и бесстрастно с холодным выражением лица, стараясь не показать своей заинтересованности. Будет искать здесь свое нежное имя, прочтет их все. И даже, может быть, не совладает с собой. И захочет посмотреть, что у меня сзади. Нет ли там ее ласкового имени. Но, о ужас, и там его нет. Моя искалеченная кожа перевешивает ее четыре сказанных мне вчера слова. Помните про девушек-девственниц? Испытывают ли теперь они разочарование? Когда деньги от гонорара проелись, когда еще страшно открыто показать такую спину на общественном пляже, когда парень-сверстник, влюбленный в нее со школы, еще ничего про это не знает, но уже признался в любви, а она боится, что он может потом испугаться и уйти к ее подруге. Жалеют ли они о своем поступке? Или он позволит им легко расстаться с невинностью и войти во взрослую жизнь гордо, с ярко пылающим японским самолетом на всю нежную семнадцатилетнюю спину. А может быть, красный огнедышащий дракон теперь их ангел — хранитель? Или она плачет в подушку каждую ночь, потому что мать твердит ей каждый день, что она исковеркала свою жизнь и грозится выгнать из дома. А в институте на нее по-прежнему показывают пальцем и называют сумасшедшей. А в ее виске постоянно звучит: «А можно ли это исправить? А можно ли это исправить? Не может быть, чтобы это на всю жизнь! Невозможно представить, чтобы что-то было на всю жизнь. Этого просто не бывает». Как не бывает: «я тебя никогда не любила». Бывает лишь: «все можно исправить» или «еще можно все поменять». Когда Сергеев пришел в тату-салон, то действительность оказалось гораздо прозаичнее. Тату-мастер взял из рук Сергеева его донжуанский список и без лишний вопросов перенес его на грудь мстителя. Сергеев пришел домой поздно вечером, застал жену, сидящий на кухне у окна. Он подошел к ней вплотную, снял рубашку, отодрал защитный пластырь с груди: «Лена, посмотри, что тут у меня. Видишь, что ты наделала!» Потом Сергеев положил голову на колени жены и заплакал. Лена погладила Сергеева по голове: «Это ничего, милый, ничего, это поправимо». Когда Сергеев успокоился и перестал всхлипывать, супруга убрала руку с его головы, внимательно посмотрела Сергееву в глаза и произнесла: «Завтра пойдешь туда, где ты это наделал, перечеркнешь весь свой дурацкий список и заставишь мастера написать сверху мое имя, понял?» Сергеев едва заметно кивнул.
Друг Аркаша
Сергеев остро нуждался в друге. После своего развода Сергеев стал замечать, что товарищи стали от него отдаляться. Говорили ему, что с ним стало сложно общаться, что он замыкается в себе, советовали обратиться к психологу. Сам Сергеев отшучивался заученной наизусть умной фразой из книги Карла Юнга: «Возможно, психическое заболевание –это лишь наиболее острая форма стремления быть самим собой». Он постепенно разочаровывался в старых приятелях: те все больше времени проводили с семьями, в огороде, в своих офисах. После бракоразводного процесса, когда жена от Сергеева съехала, разговаривать ему стало практически не с кем. Даже кошку Шанталь, любимицу Сергеева, с которой он часто вел беседы по вечерам, забрала бывшая супруга. Да, у Сергеева была любовница, но Сергеев толком не умел с ней говорить, так как считал, что она все равно не может понять смысла сказанных им слов. Именно в этот непростой для Сергеева жизненный момент, попалась ему на глаза, много раз прочитанная в детстве, книга Астрид Линдгрен. «Если Малыш, герой книжки Линдгрен, придумал себе воображаемого друга, после чего его жизнь стала гораздо увлекательней, то почему этого не могу сделать я? Правда, Малыш — дошкольник, а мне сильно за сорок, но это не должно меня смущать. Главное — результат. Изменения в жизни», — такие мысли прочно засели в голове Сергеева. Он пришел к выводу, что его новым другом не обязательно должен быть живой человек. Секс-куклу Сергеев сразу отмел: слишком банально и пошло. После длительных размышлений, он вспомнил про свои детские игрушки, которые уже много лет зачем-то хранились в пыльной кладовке вместе с другим ненужным хламом. Вывалив из огромного мешка свои детские забавы, он сразу же увидел свою самую любимую игрушку. Аркаша, огромный мягкий заяц, размером с первоклассника, был подарен мамой на трёхлетие Вити Сергеева. «Как я мог про него забыть? Ведь долгие годы я не мог даже заснуть, не обняв Аркашу, он был моим верным компаньоном по всем играм. Никакие новые подарки из «Детского мира» не могли привлечь мое внимание так, как это удалось сделать Аркаше», — думал Сергеев. В детстве мама Вити замечала, что у Аркаши такая смешная мордочка, что ему хочется подарить всю морковь мира. Сергеев не соглашался: настаивал, что у игрушки не мордочка, а лицо. Однажды, после бурных кувырканий, у Аркаши оторвалась пуговичка-глаз. Мама Сергеева хотела пришить глаз на место, но Сергеев ей не разрешил, заявив, что любит Аркашу таким, какой он есть. И если зайцу суждено быть одноглазым, он принимает его новый вид полностью и безоговорочно. Долго думать Сергееву не пришлось: заяц Аркаша был быстро выбран им на роль закадычного друга детства. Первым делом он искупал зайца в теплой ванне, аккуратно протерев мех Аркаши мягкой тряпочкой. Затем он долго сушил Аркашу феном. Заяц Аркаша внимательно наблюдал за всеми действиями Сергеева. Его взгляд выражал одновременно и благодарность, и сожаление. Сожаление за то, что про него вспомнили только сейчас. Сожаление за то, что он долгие годы бесцельно томился всеми забытый в захламленном чулане. «Ничего, Аркаша, мы теперь с тобой наверстаем все упущенное время», — приговаривал Сергеев, причесывая шерсть на заячьей голове своей любимой массажной расческой. На следующий день Сергеев озаботился приобретение одежды для Аркаши. Об одежде для игрушек не могло быть и речи. Замерев рулеткой длину передних и задних лап Аркадия, Сергеев отправился в специализированный магазин детской одежды. Там он показал замеры продавщицы и попросил подобрать спортивный костюмчик для ребенка. Сергееву пришлось употребить слово «ребенок», чтобы не смущать консультанта в магазине долгими объяснениями про то, что он покупает одежду игрушечному зайцу, которому уже исполнилось 40 лет. Продавщицу немного озадачили размеры лап, но одежду она подобрала именно такую, какую хотел Сергеев: мягкие спортивные штаны и толстовку с надписью «Неro». Этим же вечером Сергеев смотрел вместе с Аркашей полуфинал Лиги чемпионов. Пили пиво, ели чипсы, громко «болели» во время матча — чисто мужское развлечение. Правда, Сергееву вначале показалось, что Аркаша собираете болеть за «Баварию», а не за «Реал Мадрид», но после пару бокалов светлого нефильтрованного пива это недоразумение было снято. А в конце матча Сергеев даже повязал на шею зайца фанатский мадридский шарфик и даже не стал ворчать из-за того, что Аркаша повсюду на диване раскидал чипсы. Теперь каждый вечер Сергеев торопился домой, стараясь выйти из офиса пораньше, чтобы побыстрее добраться до дома. Два друга вместе ужинали. Пока Сергеев разогревал купленную заранее готовую еду, он старался рассказать старому приятелю свежие новости с работы. Сергеев знал, что он может делиться с Аркашей любыми, даже самыми сокровенными переживаниями. Он знал, что Аркадий — «могила», знал, что он никому не расскажет секреты Сергеева. Впоследствии темы разговоров с Аркашей значительно расширились, они уже не ограничивались темой работы. За бокалом сухого вина Сергеев рассказывал зайцу о свои чувствах к бывшей жене, о своих взаимоотношениях с любовницей, с которой после появления в его жизни Аркаши, Сергеев практически перестал встречаться. Ах, какой был Аркаша прекрасный собеседник. Он никогда не перебивал Сергеева, никогда не жаловался на то, словоизлияния Сергеева его утомили, наоборот, его единственный глаз-пуговка внимательно и сочувственно смотрел на своего друга, выражая полное приятие. Он как будто растворялся в Сергееве, как будто в эти моменты искренности проживал вместе с Сергеевым те эпизоды, о которых тот ему рассказывал. В особенно длинные вечера по выходным, разговоры стали касаться детства Сергеева. Он рассказывал зайцу о таких вещах, о которых он раньше не говорил никому. Он вспоминал своих рано умерших родителях, вспоминал о тех, переживаниях, которые испытывал будучи, школьником. Сергеев говорил зайцу: «Помнишь, Аркаша, как ты появился в моей жизни? Помнишь нашу игру в прятки? Как ты тщательно прятался, но я тебя все равно всегда находил». После второго бокала вина такие воспоминания могли вызывать у Сергеева стыдливую мужскую слезу в уголке глаза, и тогда он в переизбытке чувств бросался обнимать зайца, приговаривая: «Раньше мы с тобой, Аркаша, были молодые и красивые, а теперь просто красивые. Ничего не поделаешь: время бежит». Стараясь сделать так, чтобы Аркадий не сильно заметил, что Сергеев с годами стал сентиментальным, он стремился после таких разговоров, занять своего товарища какой-нибудь игрой. И вот здесь уже в ход шли шахматы, карты, домино и даже «Монополия». Надо заметить, что Сергеев щадил честолюбие Аркаши, зная, что тот играет значительно слабее его, он часто поддавался и делал так, чтобы партию в шахматы выигрывал именно заяц. Впоследствии Сергеев купил Аркадию сотовый телефон и часто звонил другу с работы, чтобы тот меньше скучал. Уезжая в офис, он выкладывал перед Аркашей продукты из холодильника, на случай, если он проголодается, а порой и оставлял включенным телевизор, усаживая зайца в кресло перед экраном. По выходным они совершали длинные автомобильные прогулки по городу: Сергеев старался показать Аркаше, как изменился в лучшую сторону их родной город за то время, пока он пролежал в темной кладовке. Ночевали они в одной комнате. Сначала Сергеев планировал, что спать они будут вместе на одной кровати, но потом подумав, все взвесив, решил, что у зайца должно быть свое личное пространство, поэтому он стелил ему на тахте рядом со своей кроватью, заботливо накрывая его финским пледом. Примерно через месяц идиллии Сергеев начал подумывать о том, что возможно, Аркаше не хватает общения. Сначала Сергеев подумывал познакомить его со своей любовницей, но посчитал, что заяц будет его ревновать и решил этого не делать. Недостаток коммуникаций с другими людьми, который, возможно, испытал Аркадий, Сергеев пытался компенсировать чтением вслух. После ужина, если не было футбола по телевизору, он усаживался рядом с зайцем и читал ему вслух свои любимые книги. Акцент делался на книги, где прославлялась мужская дружба, как высшая добродетель. Он часто читал фрагменты из книги Ремарка «Три товарища». Однако, Аркаша тяготел к более интеллектуальной сложной литературе. Например, просил прочитать вслух «Превращение» Кафки или «Преступление и наказание» Достоевского. В таком случае Сергеев мягко отказывал, ссылаясь на то, что эти писатели слишком депрессивные. Через 9 с половиной недель после возобновления дружбы с Аркашей, Сергеев решил разрешить зайцу пообщаться со своей приходящей домработницей Зинаидой. Эта была пожилая женщина, которая раз в неделю приходила к Сергееву убираться в его квартире. Он не закрыл дверь в спальню, где находился Аркаша, позволив Зинаиде там пропылесосить. Когда Зинаида ушла, Сергеев вошел в спальню и обнаружил Аркашу не на своей привычной месте на тахте, а задумчиво сидящем на стуле. В этот раз молчание Аркаши, которое Сергеев уже научился уважать, было тревожным. Сергеев подумал, что Зинаида слишком долго прибиралась в спальне, по-видимому, успев за время отсутствия Сергеева, поиграть и пообщаться с Аркашей. Однако Сергеев не придал этому большого значение, ведь в конце концов, он сам разрешил расширить круг общения Аркаши. Зинаида продолжала приходить гладить и пылесосить один раз неделю, каждый раз задерживаясь в спальне Сергеева чуть дольше, чем положено при уборке. Не сразу, но Сергеев стал замечать, что настроение Аркаши стало меняться. Его молчание по вечерам становилось все мрачнее. Он все реже и реже просил Сергеева читать по выходным, перестал интересоваться делами Сергеева на работе, а матчи Лиги Чемпионов смотрел в полглаза. Однажды после ухода Зинаиды Сергеева обнаружил Аркашу лежащим на тахте, заботливо укрытым пледом. Терпение Сергеева было переполнено: «Никто не имеет право укрывать пледом моего друга, кроме меня. Зинаида больше не переступит порог этого дома». Сергеев сдержал слово, он рассчитал домработницу и сообщил ей, что больше не нуждается в ее услугах. Возможно, именно с этого дня и начался разлад в отношения Сергеева с Аркашей. Заяц грустил все больше не хотел больше общаться с Сергеевым на равных. Не радовали его больше ни подарок в виде вязаного свитера, ни стакан ирландского виски. «Это все женская энергия, вернее ее отсутствие. По-видимому, Зинаида за короткое время, пока виделась с Аркашей дала ему то, что не могу ему дать я: женское тепло», — думал Сергеев. Но если Аркаша просто хандрил и отмалчивался, то Сергеев переживал эту трещину в их мужской дружбе более драматично. Он забросил работу, у него поднималось по вечерам давление, все валилось из рук, а мысли крутились только вокруг возникшей проблемы. Попытки Сергеева выяснить отношения через откровенный мужской разговор не увенчались успехом. Аркаша замкнулся в себе и больше не шел на контакт. Сергеев перестал контролировать свои эмоции: вечером в пятницу он впервые наорал на своего лучшего друга. Ситуация только ухудшилась. В субботу днем Сергеев устроил Аркаше настоящий скандал. «Ты понимаешь, что ты меня предал, предал», — кричал Сергеев изо всех сил прямо зайцу в уши. Молчание Аркаши становилось для Сергеева невыносимым. На натянутые нервы Сергеева давил и идущий вторые сутки подряд противный осенний дождь. При мысли, что он готов задушить своего бессердечного друга, Сергеев бросил и разбил об стену бокал с вином. Потом его стало тошнить прямо на финский плед. Последней каплей стал взгляд Аркаши, которым он смотрел на больного Сергеева. Взгляд был полон презрения. «Я ожидал от тебя сочувствуя. Я готов был простить тебе бесчувственность, но только не презрение. Я этого не заслужил», — кричал Сергеев Аркаше, глядя прямо в его единственный глаз. То, что происходило дальше было больше похоже на кошмарный сон. Не помня себя, Сергеев схватил Аркашу, выскочил из квартиры под проливной дождь, стремительно добежал до помойки и швырнул зайца в контейнер с мусор. Потом снова бегом, еле сдерживая рыдания, Сергеев вернулся домой. Насквозь мокрый, не переодевшись, он стал метаться по сразу осиротевшей без Аркаши квартире, задеваю двери и сшибая углы. Сергеев не находил себе места: «Как же я теперь буду один? Я не готов быть снова один. А что же теперь будет с Аркашей? Что с ним будет, если на помойке его найдут бомжи или, не дай Бог, дети?» И он уже почти готов был снова бежать к помойным контейнерам, чтобы вернуть назад своего промокшего товарища, если бы не случайно открывшаяся дверь кладовки. Потревоженный неловким движением Сергеева, переполненный мешок с хламом и старыми детскими игрушка вывалился из кладовки наружу. И изумленный Сергеев увидел знакомую с детства лохматую лапу, торчащую из мешка. Он сразу ее узнал, это была лапа плюшевого медведя Тимофея.