***
Мы, поэты, стоим пред Тобою в одном ряду,
Дуем в свою дуду,
Складываем по слогам Твой мир, едва соскочив с постели —
Как же мы Тебе надоели!
Оттрубив своё — когда нас отпустит шок,
Каждый прочтет Тебе свой стишок,
Запинаясь и путаясь, с ужасом понимая,
Что фальшивит, и белая даль немая
Оживёт у Тебя за плечами: пойдёт снежок.
Посмотри на нас: каждый держит пучок стихов —
Полевых, садовых или бумажных,
Будто взятых с кладбища; протянуть готов,
Но боится — страшно,
Вдруг не заметишь, не выдернешь из пучка
Ни василька, ни ромашки, ни маленького стишка,
Ни единой строчки, ни шепотка, ни крика.
Снег пошёл, смотри-ка!
***
Кто мне скажет, кому подчиняется
Этот медленный звук в голове.
Ни с того ни с сего начинается,
Замерев у окна, человек.
Безо всякого смысла и выгоды
Он глядит на калину в снегу
И на яблоню, в поисках выхода,
На тропинки косую строку.
Он же знает — любовь его кончится,
Звон рассыплется возле виска,
Не оставив ни имени-отчества,
Ни следа от него, дурака,
Ни намёка — что делал он давеча.
Оттого в наступившей ночи
Человек западает, как клавиша —
Нажимаешь, а он не звучит.
***
Война, чума, взлетели акции —
На кухне слушаешь, продрогнув.
К колодцу выйдешь — куст акации
Стоит, как белый иероглиф.
Там где-то друг за другом гонятся,
И падают, и проклинают.
А снег летит в фонарном конусе
И никого не обгоняет.
***
И снег идёт, и жизнь приснилась,
Вся мгла ее и кабала,
И весь бардак ее, и сырость,
И тлеющие купола
Собора в месиве метели,
И красные глаза машин,
И лёгкий тополь, над котельной
Плывущий облаком большим.
Всё белым схвачено, помечено,
И чёрный воздух, и герой,
И плавный шлем его, и меч его,
И дом, взмывающий горой.
Смотри, как весело, как здорово,
Виляя огненным хвостом,
Трамваю огибать Суворова
На площади перед мостом,
Искрить, покуда я иду к тебе,
И лёд скрежещет, как металл,
И метроном из репродуктора
Еще не всех пересчитал.
***
Зима должна быть длинной, как любовь,
Как дым из труб — витиеват, надмирен,
Как лязгающий поезд на Тамбов
С сырым бельём и продувным сортиром.
Зима должна быть пухлой, как крыльцо
В густом снегу, и крепкой, как настойка
На горестной калине, как словцо,
Слетевшее в сердцах — но не настолько.
Зима должна быть с твёрдой кожурой,
Пружинящей, скрипящей под подошвой,
С пульсирующей мякотью — жарой,
Огнём, углём, дымящейся картошкой.
Дай ей созреть — не рви её, постой
У зеркала, расчёсывая пряди.
Зима должна быть белой и пустой —
Как руки в ожидании объятий.
***
Господи, пощади наш Содом,
В этом Содоме — мой дом,
Тёплые заспанные тела
Детей, компьютер, кошка, и метель под утро мела.
Я, конечно, не Авраам,
Чтоб говорить с Тобой — но за крестами оконных рам —
Уж какие ни есть, корявенькие —
Тоже найдутся праведники:
Продавщица из пирожковой, Валя,
Учительница, забыла, как звали,
Доктор Нина Иванна, дворник Феруз.
Ошибиться боюсь —
Ну, хотя бы пять, ну хотя бы десять.
Интересно, смогут они перевесить
Весь этот пухлый ворох
Воров, прокуроров,
Судей, гэбистов —
Или суд Твой будет неистов,
Всех отдашь огню-палачу…
Всё, молчу, молчу.
***
Благословенна карусель времен,
Бегущая быстрее и быстрее.
Велик январь, мерцает ёлка в нём,
Вся в мишуре. И кот на батарее.
Сухой февраль и запотевший март,
Как с холода внесенная бутылка,
Несвежий снег, как простыни, помят,
Но мы еще сидим у печки пылкой,
И в нас еще огонь не прогорел,
Коснёмся невзначай — и вспыхнем сами,
Метёт метель. Благословен апрель,
Увешанный дроздами, как часами,
Звенящими на разные лады.
Но ты послушай, руку мне сжимая,
Невнятицу пророческой воды,
Предсказывающей рожденье мая,
Поющего, как птица Гамаюн.
Прозрачные леса — в зелёной дымке.
Благословен рассеянный июнь,
В глазах — ночей нетающие льдинки.
Июль мы проведём на чердаке,
Бесстыжие, почти не одеваясь.
Всё кажется, что август — вдалеке,
Тяжёлый, золотой — да вот он, август,
Со звёздами, как царские рубли,
Разложенные в бархатном футляре.
Мелодия о смерти и любви
Уже слышна — ещё не доиграли,
А потому благословен сентябрь,
И первые краснеющие искры
Листвы, и по натянутым сетям
Паучьим — побежавший дождик быстрый.
Когда-нибудь, я знаю, от тебя
Не будет больше ни звонков, ни писем.
Благословенно пламя октября,
Кленовые костры, пустые выси.
Бог дал — Бог взял. Благословен ноябрь —
Мельканье чёрных веток, ягодицы
И локти разбежавшихся наяд,
Но нам с тобою плакать не годится.
Плывёт декабрь, как жертвенный овен,
Ему в колечки завивает вьюга
Густую шерсть, и он благословен,
Его звезда сияет. Дай мне руку.
Год завершится, и начнётся год —
Ель до небес, огни, миндаль, корица,
И с батареи спрыгивает кот,
И тянется, и шерсть его искрится.
***
Как тебе это платье синее
И серёжки? Впрочем,
Я в твоих зеркалах красивая,
А в других — не очень.
Моет окна в кафе уборщица,
Тормозят машины,
Талый снег под стеной топорщится,
Весь в морщинах.
И у нас не осталось времени,
Платья синий парус
Обмякает — но ты смотри на меня,
Я и не состарюсь.
***
Ходасевич, глядящий на мышь,
Бунин в маске брезгливой. Не спишь,
Вспоминаешь и перебираешь
И надежду хватаешь за краешек
Старомодного платья — ну как
Жить теперь, неудачник, бедняк, —
Не властителем дум, а изгоем
И шутом, потешаться над коим
И пенять ему каждый горазд —
Мол, дождался, мудак, либераст.
Так и жить. Игнорировать ад.
Зубы сжав, перекапывать сад
И советчиков видеть в гробу
И донашивать тело б/у.
***
Никогда не знает ловец словесный,
Отходя к сну,
С ним ли завтра фарт его, дар небесный,
За его блесну
Зацепилась щука или коряга,
На свету блестя,
И с размаху шлёпнулась на бумагу,
Сорвалась. Хотя
Вот же, слово мерцало в воде, но ближе
Поднесёшь — оно
Высыхает, меркнет — простой булыжник —
И бултых на дно.
Ты опять дурак, а вчера был мастер
И внезапный Крёз —
Мир опять ускользает, дробясь от счастья
И двоясь от слёз.