Pagyn 3

Сергей Пагын ‖ В себе учуять робкое свеченье

 

Приснилось

Он сидит за длинным ночным столом,
в одиночестве медленно ест картофель,
посыпая солью его, потом
он глядит в окно, и вижу я только профиль

скорбный, сумрачный…
А за окном зима
или Господне лето — дождя шуршанье…
На стене пиджак обнимает тьма
нежно, как будто в немом прощанье.

Ни вина, ни хлеба нет на его столе.
В пустоте лишь горе скрипит дверями.
Он берёт картофелину всю в золе
и начинает плакать
светящимися слезами.

 

***

Земная смерть, растущая из трав,
из мёрзлой глины, из воды грунтовой.
Но снег кружится, власть её поправ,
кружится снег — безумствующий, новый.

Прекрасный снег… Сливаются в одно
вся жизнь и смерть,
и всё теперь иное.
И страшно мне… Лишь светится окно —
дрожащее,
последнее,
родное.

 

***

Будешь ты водою… Из темноты
вдруг тебя поднимут в бадье на свет —
небосклон закатный увидишь ты,
золотой, не виденный столько лет.

И к тебе потянется высота,
и лицо проявится из неё,
и светло коснутся тебя уста,
что не помнят имя уже твоё.

Отразив, с собою не унесёшь
ни лицо склонённое, ни зарю.
Но какая долгая будет дрожь
прошибать глубину твою!

 

***

Я возвращался в мягкий прах
и в глину, и в траву
в других неявленных мирах,
а в этом я живу.

Быть может, там орал петух
из предрассветной тьмы,
но чуял мой предсмертный слух
вхожденье тишины.

Она стояла надо мной
как близкий человек,
как будто с крошечной свечой
родной огромный снег.

А в этом мире шум и зной,
и мнится — жизнь одна…
Но где-то рядом, за спиной,
тот снег и тишина.

 

***

Наши земляничные поляны,
кровь июльской вишни за щекою…
Прошлое — как ножичек карманный,
как «лимонка» с вынутой чекою.

Где спасёт, а где тебя погубит,
всё с тобой играет в чёт и нечет.
Полоснёт по сердцу, приголубит,
поцелует или покалечит.

В прошлом есть отрада и надсада.
Гости в белом или в чёрном гости,
золотое облако над садом,
плач отца на ветреном погосте.

 

***

                   Татьяне Некрасовой

Ну что сказать мне в тишине?
Безумный снег кружит в окне,
держа в горсти синицу.
Какой мне дать тебе ответ?
Надломишь веточку — и свет
из трещины сочится.

Дрова внесёшь — влетит она,
на кружку сядет у окна —
напуганная птаха.
У печки станешь и глядишь,
и сам всецело состоишь
из радости и страха.

И в этот миг другого нет!
Где снег юродивый, где свет,
где тьма дрожит живая?
И сам не знал бы ничего,
из смерти в тёплый сон Его
вслепую залетая.

 

Разговор

«Тяжко мне, и воды мои мутны,
яблоки водянисты в моих корзинах,
старый друг приходит из тишины,
руку жмёт — и веет холодной глиной».

А она в ответ:
«Мне во сне вчера
ласточки всё виделись на закате —
он был розов, будто сосны кора,
или как моё, если помнишь, платье.
Знаешь, и было мне так легко!
Птицы проносились под облаками,
тёплыми, как бабушкино молоко.
Птицы с обжигающими глазами!
Всё летали рядом, касались лба.
Было много ветра и много света»….

И в пару дыхания все слова
обретали вес и объём предметов,
и, светясь, позванивали в тишине.
И тогда я чувствовал, что едины
ласточки, пролетающие во сне,
паданцы золотистые из корзины.

 

***

Большая зима приходит к маленьким людям
с охапкой метелей, сутуля по-бабьи плечи,
с трещоткой мороза…
Они говорят: «Мы любим
тепло наших близких и жар раскалённых печек.
Окна обили плёнкой от стужи тёмной,
впрок напекли вчера золотого хлеба»…

Вровень зиме умерший и нерождённый,
дарит она им своё потайное небо,
цветущее, нежное…

 

***

А здесь и смерть не трудно продремать:
похмельной ночью, матюгнувшись, встать,
глотнуть воды, качнувшись полусонно,
и, стукнув кружкой, не услышать звона.
Коснуться лбом немытого окна:
все та же ночь — без Бога и без дна.
И снова лечь на жесткую кровать…
И с тяжким изумленьем осознать,
что петел твой к шести не пропоет
и квелый день стернею не придет
к двери глухой…
И изгнанный взашей
из твердолобой памяти вещей,
ты не найдешь ни уголка, ни щели
в простых словах — они перегорели
спиралью чуткой лампочки стоваттной,
истаяли горошиною мятной
на языке не снящегося детства…

И остается не спеша одеться
и ручку двери в темноте найти,
чтоб смерть свою, как поле, перейти.
И по дороге, растерявши в прах
последний разум и последний страх,
в себе учуять робкое свеченье,
не ведая,
что это очищенье.

 

 

 

©
Сергей Пагын — родился в 1969 году. Живет в городе Единцы (Молдова). Филолог. Выпускник педагогического института. Автор шести книг стихотворений: «Обретения» (2002), «Прогулка в ноябре» (2005), «Сверчок в радиоприёмнике» (2008), «Перед снегом» (2012), «Просто жизнь» (2017), «Спасительный каштан» (2022). Финалист и дипломант Международного поэтического конкурса имени Н. С. Гумилева «Заблудившийся трамвай» (2010). Лауреат премии «Молодой Петербург» (2011). Победитель Международного поэтического интернет-конкурса «Эмигрантская лира» в номинации «Неоставленная страна» (Бельгия, 2012/2013). Член Ассоциации русских писателей Республики Молдова.

 

Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.

Loading

Поддержите журнал «Дегуста»