*
Расплывчата память о радостных днях,
точна и подробна — о горестях.
Цепляешься, держишь детали в горстях,
как будто бы в них и опора есть.
Тут, в памяти, вместе детали сошлись —
что пόд руку только ни кину ей,
из этих деталей сплетается жизнь,
вполне уже четкою линией.
Курсивы закончились все навсегда,
и пруха была, и непруха,
и всё — если не суета, что тогда?
Наверно, томление духа,
*
Время, кажется, настало.
Невозможно промолчать:
Люди бродят, как попало,
Могут вовсе одичать.
Помогите нам, собаки,
и котов зовём к борьбе.
Речь не о дворовой драке,
пол планеты не в себе.
Озверели, одичали,
Люди — что с них взять, пойми!
Мы агентство основали:
«По уходу за людьми».
*
Доброй ночи свои а чужих не бывает
Алексей П. Цветков
Как легко отрешиться от горя порой,
Надо только решить: он чужой.
То, что там, далеко — не достанет сюда,
вот и горе его — не беда.
Посочувствует горю чужому любой,
если только решит, что он — свой.
Приходилось любому небось, горевать,
свои раны в года бинтовать.
И не зря эти складки лежат на лице,
древнегреческой маске сродни,
все сочувствуют тем, кто у горя в кольце,
но легко — ведь чужие они.
Невозможно всю боль на себя примерять,
надо ж как-то самим выживать…
Но бывает: летит и летит вороньё,
И чужое болит как своё.
И тогда, как всё близко на свете, поймёшь.
и дрожишь, кулаками трясёшь.
Это горе, чужого в нём нет ничего;
проморгаешь — хлебнешь своего.
*
Так жил старик — то шатко, а то валко,
Покуда шла лихая перепалка
Своих с своими — вырос бог войны,
Столкнул своих с своими крепко лбами,
Пронёсся смерчем, гад, над головами,
Никто не вышел цел и без вины.
И понеслась! Возник союз народов,
Глухих согласных, нравственных уродов, —
кпсс, и после…
Как во сне
Старик молил: пошли другую рыбку!
исчерпано все право на ошибку,
Давным давно,
Совсем в другой войне.
*
В это лето бесполезное
В день июня двадцать девять
Хочется читать поэзию,
Больше ничего не делать.
Разве что глядеть на облако,
И в саду за поливанием
Наблюдать, как пухнет яблоко
От воды и от старания.
Разве что еще — разыскивать
Взглядом бабочек лимонниц,
Вспоминая стих изысканный,
Как китаец иль японец:
Хокку, бабочки, их гусеницы,
Танки, бронетранспортеры,
Гаубицы, люди мучаются,
Смерть и разрушений горы.
*
С утра соседская собака
Так лаяла, что спать нельзя.
Её влекла скорей не драка,
А пёс, что мимо проходя,
Тут территорию пометил,
А территория её.
Проснулись люди, плачут дети,
И не в порядке бытиё.
Хазяин ей сказал: — Не надо
Переживать, душа моя!
Они пройдут, крепка ограда,
И территория — твоя.
Собака лаяла без злобы;
Есть у породистых собак
Порядок, ритуал особый.
А у двуногих всё не так.
*
Пора абрикосов, пора сенокосов,
Теплейшего летнего дня,
Пора новостей, от которых вопросов
с ответами — нет у меня.
В природе, где гниль — порождение роста,
И засуха сменит потоп,
Зачем человек человеку — угроза,
Бессмысленный ужас и гроб?
Флешка
Я фотографии перекачала —
будто бы жизнь запустила с начала:
мама и папа, сестра и семья,
три переезда, отъезд и друзья,
три океана, и море потерь.
Многого недосчиталась теперь.
В маленькой флешке — мгновенья сошлись.
Цензор-редактор покадрово жизнь
пересмотрел, и года сократив,
жестко оставил один позитив.
*
Треть любви составляет страх
За тех, кого любишь.
Треть любви составляет жалость
к тем, кого любишь.
Еще треть — обожание
тех, кого любишь,
и, если сверху смотреть,
это главная треть.