Екатерина Жилина ‖ Птичье перо в закрутке волос

Свет

Тревожный, нежный выморочный свет,
в лазури разведённый без следа —
пустой стакан на краешке стола,
один, свидетель бессловесный,
перенесённый в десять тысяч мест,
подальше, из истории изъятый
и обращённый в скрытого лгуна.
…
Ладонью проникать под мёртвую листву,
не находя ни стрелки первоцвета —
пустое небо, тишина в груди,
навязчивый мотив… Нет ничего
под покрывалом сна — пустое небо.
…
Придти, войти,
не шарить выключатель по стене — снаружи
без того довольно света. Ждать тихо-тихо,
спиною сев к стене и руки на коленях
сложив — избегнув окон, не задернув штор,
с собою принеся невинный запах сада,
которым шёл сюда.
Пусть.
Небеса пусты, предчувствия —
и выслушаны, — будут отвергнуты,
придти, войти, а дальше

***

Тропинка уведёт в далёкие холмы,
как рычажок уводит куклу
в театре за кулиски гор
картонных, и разбегающихся
на две стороны, чтобы раскрыть, —
как раскрывают ладони говоря «увы», —
что руки слабы и слабы попытки выйти
на берег, где уже в песок
носами вогнаны спасательные шлюпки.
…
Десятком тысяч лапок пробегать
ландшафта всякий перепад,
и обнаружить
пустоты, и мостки,
и блоки, нити,
и тот обман,
когда наклонятся,
как будто против ветра,
и выдадут за атмосферы
дыхание. Да мало ли чего
не выдумают, коли обещать
кроме себя и — нечего.
…
Неловкость сопряжённая с дождём,
который требует,
чтобы нас впустили в дом.

Шорохи и гулы
Шорохи и гулы запустения, —
Где-то — невидимо — обрушается,
растрескивается, сходит на нет.
Что ни делай — всё нестойко,
не выстоит и года, ежели не поновлять.
…
Зиянье тишины и воздух пустоты —
крик вод и земли,
который вызывает боли в сердце.
Ввалившиеся куполы,
искания напрасные —
всё суеты и всё пустые хлопоты,
а всё же утра всё приходят вновь.
…
Незыблем только след
злодейства.

Без дождевика под ливень
Так к спящим приближаются — отнюдь не всякий шум из сна выносит — не слышней, чем переступит лошадь по прошлогодней прели, копыта погружая в труху, избавленную от соков, как в бездну вод — остуживая и смиряя жар крови и забывая, забываясь, мстя неузнаваньем.
…
Без дождевика под ливень выходить и отдаваться дробной тишине, какая отмывает от разговоров о постороннем испод рассудка в котором ею вплавь пущены невнятные мечты — быть может так воображают закрытый дом, который где-то есть, которого крышу осыпают сосны, которого в окна надобна решимость чтобы заглянуть, — даёт уединенье без одиночества, молчание и оборачивает на улице, на столе, возле того дома, оставленной на год тарелкою — в неё и иглы, и коры накопятся укроют белизну, год повернётся, лопнет антипод забвения — она и выступит, пусть трещины впитали сор времени, осадок, который из сита вымыт, забивается в углы — он одевает собою злато, в нём ли оно росло? Пустая шкурка или долгий сон и пробужденье?
…
И задыхаться, словно бы пытаясь петь под толщею воды в такт набежавшей сумбурной фразе, вдыхая губительный бентальному покой поверхности, завёртку сумеречной меркнущей души разрывая в клочья.

Зима открыла

Перезимовали листья под крыльцом, закрученные стружкою, сухими листками завёрнутые листья, хрупкость уз сулящие цветами ржавчины — распознают металл по ржавым очёсам коры, как и растение, посредством микроскопа и реактивов.
…
Безлистною порой не до малюток, — птиц и зверьков, — убежище пусто, перевёрнутой шапочкой свитое из травы и синтетической веревочки, гамачком прикреплённое к побегам кустарника невысоко над землёй, и он нескоро вознесёт его вверх, как воронье гнездо на мачте в эмалевую синь.
…
Лист, забредший за балконное стекло, оставшийся близ рамы, дальше не заходя.
…
О ветрах судить по кронам, об окончании дождей — по повисшим на веточках и травинках каплям.

Птицы I

Сопротивляясь ветру неподвижны птицы.
Задёрнут шторы, ощупью нашарят на стене
и щёлкнут —
всё по-другому, чем зажечь свечу, —
на спички огонёк не дунут,
и не оставят истекать дымком,
отворотив лицо, ладонью заградя
свечение, которое снесут к себе.
Но тёмная купель безвестности близка —
подвески дребезжат хрусталь поддельный
робок, и голос у него совсем не звонок, —
кружочек света в шторма
зрачке.

Синичий голос в сентябре
На ушко, — только ли тебе, —
шепнёт, — что камешек уронит
в слово на гадательной доске,
а он покатится в соседние пределы,
зависим от наклонности путей.
Читаешь их на свой вопрос ответом,
решая,
как о подслушанном обрывке разговора, —
всё это обо мне,
и, значит, нужно оправлять, одёргивать,
пока не ляжет в лад.
…
Шепоток, —
который упадёт, который вверх порхнёт,
один в карман,
другой высматривать пораньше поутру
и расставлять кормушки
вот так слетит неосторожно весть,
пленительна, как жданное письмо.
…
Пусть на пиру обносят кубком,
потянешь за уголок, глядящий
из запястия перчатки, —
ни для кого, —
для нас, для нас, для нас, —
и вытянешь — нас ждут
в известный обоюдно час.
…
Кто распознает роковой исход,
когда одной стоять между окном и ложем,
рот зажимая отвергнутой рукой?

Предел
Зимы предел
вдох,
выздоровленье.
Подняться,
завернувшись в плед,
спеша по дому.
Так — видится отсюда.
…
Иное —
разлиться в воду,
впитаться в воздух,
стечь в почвенные пазухи,
не откликаться.

Где-то лодчонки…
Воспоминанье подмывает берега души —
подспудная, невидная работа.
…
Кровь, снег и рама тёмною каймой,
как пряжа
вокруг веретена,
как пряди волос
по сторонам лица —
сердечко красное — родимое пятно,
как приговор заведомый,
как мушка, которой не сменить другою.
…
Где-то лодчонки прибились к изводу берега.

***

Алый листок дугою выгнутый,
как верхняя губа красавицы,
которой зеркала не возвращали взгляда
ни разу за шестнадцать лет,
на которой кровь
невольно умышляющих злодеев.
…
Листок в снегу, алая стружечка.

Лишь раз откроется

Птичье перо в закрутке волос
на пустоту накрученные пряди,
на них кто дышит —
ими поглощён, не видит глаз,
открытого зерцала, подавленного —
пускай, но внятного речения души.
…
Здесь неприложно — день ото дня,
всегда одним путём — идя однажды,
день ни в какой иной,
на камнях мостовой увидеть знак,
уже пройдя, опомнившись, споткнуться,
но больше не найти, однако, знать —
…
Лишь раз откроется,
но нам платить за всех — они придут,
по одному, иль враз, и встанут,
пусть есть что им сказать,
но их ответы —
всегда одно и тоже
повторяемое
речение.
…
В срок свой заступит ночь
нести податливую ношу суток,
а где-то, верно, вечность
положена от века небесам
не знать лазури.
…
Сигнал к отходу
инея кайма нетронута,
все спят.

На водах рябь
И-соль-и-мёд-и-острые-края
От говорящих птиц узнать
И-явь-и-сон-и-томное-рыданье
Всю отрешённость,
Прекращенья дня до срока
На водах рябь, и что-то
Громадное пригнёт венцы у трав,
Заставит подобраться ветви
Дерев, промчится,
Догмат-неверия-полог-задёрнутый
и время вскачь и время кое-как.

Покровы — совлечены

Где-нибудь в тепличке стёклышко дребезжит на стылом ветру, и этот звук слышен на другой половине дома, обращённой от притуленного к нему и оставленного зимнего садика, которому никогда не довелось принять груз из-под чужих небес. Лишь псица робкая, искусная не в том, чтоб настигать и рвать, но в том, чтобы ластиться к руке, повёртывает чуткое лицо, тревожася.
…
Твердь — обнажена,
Покровы — совлечены,
Морщась, отступают вовсе.

Запустенье

Запустенье — побег уставший вял и разжимает кулачки усов и валится, а ножницы затуплены и ржавы — едва их отстраняют от себя, как голову собаки, которой дичь бы подымать в полях, но человек её устал и болен, рубцы забвения вонзаются во плоть, и морщат нежный лепестков румянец. Вот приумолкли жители шпалер, и огляделись — никого, никто нейдёт, а — время-время-время-время-время. Тщета и вретище от времени в одно смешаются.

Приносит небо…

Обречена отчаянью, тому,
Которое является в саду,
Который
Прочёсан энтропийным гребнем,
Где молча вран поклонится,
И разомкнется вретище,
Наружу выпустив жука, —
Ему теперь идти назад,
Откуда быв принесён.
…
Все разойдутся — и одеяла, и горячий
Бульон по кружкам — никто не хочет знать,
Того, что знать не должно —
Уходят, оставляя за спиной,
Да, но не тот, кто затаил заботу
…
Из-под руки порскает переплет
И сызнова, как прежде проловивши
И голову приближа к голове,
Звать пустельгою, но шептать едва ли
Слышимо — двойной ряд звуков,
Когда скрываешь и не можешь скрыть,
Когда
Не взявши нового листа, исписанное
Правишь, правишь, правишь,
Но проступает.
…
Укусы слабой челюсти