Ольга Бугославская: Ворвался в литературу — штамп, вполне применимый к Алексею Заревину, чей приключенческий роман «Золото под ногами» стал одним из самых ярких дебютов последнего времени. Стиль, внутренний драйв, запоминающиеся характеры, детективная интрига удачно соединились здесь в единый сплав. Историческим фоном в романе служат события времён золотой лихорадки. Обсудили с писателем, как американская тема отражает российскую повестку и помогает нам увидеть себя со стороны.
— Действие вашего романа разворачивается в Калифорнии во времена золотой лихорадки. Как возникла сама тема Дикого Запада?
— Чтобы ответить на этот вопрос, придется совершить небольшой coming out: дело в том, что я никогда не хотел быть писателем. Я работал в бизнесе, пописывал профессиональные заметки, публиковал их на профильных ресурсах. Заметки пользовались популярностью, поддавшись греху гордыни, я написал несколько рассказов и показал их приятелю, имевшему некоторое отношение к издательскому делу. Он прочитал, похвалил, поругал, но главное, сообщил неприятную новость: это никто не напечатает. И дело даже не в качестве текстов, а в том, что рассказы неизвестного автора не возьмет ни один издатель.
Хочешь публиковаться — пиши роман. Что ж, если для публикации рассказов требуется роман — хорошо, вызов принят. Получается, что жанр будущего романа я выбирал сознательно, опираясь на рациональный анализ книжного рынка. Тут, на мое счастье, реальность совпала с ожиданиями. С одной стороны, современная беллетристика в большом долгу перед жанром приключений, а с другой, Калифорнийская золотая лихорадка всегда вызывала мой живой интерес. В 1846-50 годах в Калифорнии произошли события, определившие развитие европейской цивилизации, без преувеличения, на столетия вперед. Но даже не это главное. Удивительно, что грандиозные события геополитического масштаба произошли на задворках человечества, и плотность их была такова, что время должно было спрессоваться, чтобы вместить их в столь краткий промежуток времени. Подумайте, Мексиканская война, аннексия Верхней Калифорнии, золотая лихорадка и, наконец, вхождение Калифорнии в состав САСШ, ставшее залогом будущей Гражданской войны. И это буквально за четыре года во времена, когда морской путь из Нью-Йорка в Сан-Франциско занимал пять-шесть месяцев. По мере изучения материала, анализа причин и следствий, обнаружились такие совпадения, каких не может быть, потому что не может быть никогда. Прибавьте к этому роскошный набор авантюристов и сорвиголов, творивших историю. О таком сырье для романа можно только мечтать.
— В своих отзывах читатели вашего романа пишут, что он воскрешает тени героев Майна Рида, Фенимора Купера, Джека Лондона и потому обязательно понравится любителям классической американской литературы. Какое место в вашей читательской жизни занимают, скажем, «Всадник без головы» или «Белый клык»?
— Вы, наверное, удивитесь, но Дикий Запад и его авторы, занимают в моей читательской жизни совсем не так много места, как может показаться. Фенимор Купер и Майн Рид были прочитаны, но почему-то не оставили заметного следа. Джек Лондон, представьте, вообще прошел мимо моего детства.
Восхитительный «Белый клык», как и прочие произведения великого писателя, я прочел будучи взрослым человеком со сформировавшимся вкусом, когда интерес к приключенческой литературе существенно ослаб. Если говорить о писателе, оказавшем значительное влияние, то это, несомненно, Эрнест Сетон-Томпсон. Лет восьми, я прочел сборник «Чинк и другие рассказы», и это было настоящее потрясение. Кажется, это была первая книга, которая вызвала у меня слезы восторга. Что касается прочих гигантов североамериканской литературы, то О’Генри и Марк Твен стоят у меня в одном ряду с Дюма и Уэллсом, Конан Дойлем и Стругацкими, Крапивиным и Брэдберри.
То есть я не могу сказать, что тема Дикого Запада привлекает меня больше, чем любая другая. Время и место действия — это всего лишь фон, театральный задник. Как бы ни были прекрасны декорации, они не сделают книгу увлекательной, если нет острого сюжета и ярких героев. В третьей книге мои персонажи окажутся в Сибири на Енисей реке, где в середине XIX века бушевала золотая лихорадка не слабее Калифорнийской. Уверен, Томская губерния послужит хорошим фоном для детективного сюжета.
И вообще, русская литература мне роднее и ближе, чем любая другая, не сочтите за квасной патриотизм. Когда случается творческий «затык» я перечитываю «Театральный роман» Булгакова или «Кысь» Татьяны Толстой. Я, боже упаси, не выношу вердиктов, и мои предпочтения это всего лишь мои предпочтения, но за Гоголя с Чеховым я легко отдам всю мировую классику.
В качестве постскриптума, наверное, следует упомянуть Жюля Верна, однако мне не нравились его книги тогда, не нравятся и теперь, простите великодушно.
— Почему ваш роман имеет возрастное ограничение 18+? Не теряет ли он из-за этого подростковую аудиторию, которая могла бы стать основной?
— Это ограничение — боль моя неизбывная. Начнем с того, что ничего грубого, скверного, непристойного в книге нет. Есть драки, стрельба, табак и алкоголь. Ну, так это Дикий же Запад, за ради-то бога! Розовые пони и белоснежные единороги обитают в других жанрах. Обиднее всего, что из-за этой дурацкой условности роман теряет не только подростковую аудиторию, но и взрослых читателей. Ведь книга с маркировкой 18+ должна продаваться в индивидуальной упаковке, то есть она может появиться на полке магазина только, если запечатана в прозрачную пленку. А это значит, что покупатель лишен самого волшебного этапа покупки: снять книгу с полки, пролистать, почувствовать запах бумаги, типографской краски, ощутить кончиками пальцев гладкую обложку, уловить шелест страниц, пробежать глазами по строчкам. И вот этого сакрального момента, этого предвкушения мой читатель лишен!
Конечно, обложку из целлофана можно снять, но посетитель книжного магазина, как правило, крайне деликатен. Вообще, один и тот же человек по-разному ведет себя в продуктовом гипермаркете и в книжном магазине. Если, выбирая сковороду, покупатель смело вскрывает упаковку и рассматривает товар, то с книгой он куда более осторожен и уважителен. Сняв с полки книжку в целлофане, он, скорее всего, вернет ее на место, ограничившись осмотром обложки. Сейчас я заканчиваю вторую книгу серии, и меня уже гложет мысль о том, что она тоже попадет в категорию 18+, ибо ее герои по-прежнему пьют виски, курят сигары, дерутся и стреляют друг в друга. Будет очень жаль, если несколько эпизодов, создающих атмосферу, передающих дух времени, придется вымарать, чтобы избежать позорного клейма.
— Вы, можно сказать, адаптировали американскую тему к запросам отечественного читателя, включив в число главных действующих лиц русских переселенцев. При этом Америка XIX столетия и американцы получились у вас очень живописными, тщательно и любовно прорисованными и вызывающими массу ассоциаций с тем, что составляет всеми любимый образ Соединённых Штатов, а такой есть почти у всех, кто читал «Моби Дика» или смотрел фильмы с Клинтом Иствудом. А русские с баней, блинами и водкой местами выглядят несколько лубочными. Иногда даже кажется, что роман написан не русским автором, а американским, лучше знающим Америку, чем Россию. Этот эффект создан преднамеренно?
— Ох, сложный вопрос! Видите ли, это эффект непреднамеренный, но автором замеченный и преднамеренно неисправленный. Дело в том, что всю русскую линию я ввел в книгу, когда основная ее часть была уже написана, и я совершенно не предполагал, что именно русская линия станет главной.
Вообще-то планировалась книга о присоединении Калифорнии к САСШ. Это была масштабная войсковая операция, и детали ее настолько схожи с событиями 2014 года, что невольно возникаю параллели с аннексией Крыма. По мере погружения в тему, у меня складывалось чувство, что Крымская операция планировалась и осуществлялась по лекалам событий лета 1846 года — от условной раздачи паспортов до заброски вежливых людей, которые в известное время подняли мятеж против мексиканского правительства, захватили власть и объявили Калифорнию частью САСШ. Именно эта история легла в основу замысла, и русских героев в книге не должно было быть вовсе. И вот где-то здесь лежит ответ на ваш вопрос. Прежде чем приступить к роману, я более полугода изучал историю Калифорнии. У большинства персонажей были реальные исторически прототипы, я читал их дневники, изучал биографии, искал свидетельства современников об их роли и значении в тех событиях. К моменту старта у меня сложилось живое представление о характерах, манерах, привычках, а главное, мотивах действующих лиц. Ничего не нужно придумывать, осталось просто вписать готовые образы в канву повествования. Но без вымышленных героев в беллетристике не обойтись, и кое-кого придумать все-таки пришлось. Это были второстепенные персонажи, которым отводилась роль статистов, потому и прописаны они были схематично, чтобы не отвлекать читателя, не размывать его внимание.
Дальше началось непонятное.
По мере развития сюжета персонажи стали менять характеры и амплуа; текст зажил своей жизнью, мало зависящей от воли автора. Положительные герои становились злодеями, кто-то безвременно погибал, главные герои отходили на второй план, а второстепенные выходили на первые роли. Откуда-то возникла и стала развиваться русская линия, хотя по изначальному плану она ограничивалась визитом героев в русское поселение. Выдуманный Сэм Джонсон вдруг стал Семеном Рукавицыным, у него появились родители, невеста, друзья и враги. Все это стало для меня полной неожиданностью. Когда рукопись была закончена, я многое исправлял, редактировал, дополнял, но каждая попытка как-то изменить или дополнить героев приводила к нарушению логики их поступков, а значит, и к нарушению логики событий. Новые правки требовали изменений сюжетных ходов, поэтому я почел за благо оставить все как есть.
— Один из персонажей романа говорит: «Россия — не котёл. Она не переплавляет другие нации в русских. Она просто даёт кров и защиту малым народам, сохраняя их обычаи, веру… Делится достижениями своей цивилизации и науки. Отец полагает такой путь ошибочным. Он говорит, что рано или поздно это развалит великую империю». Скажите, пожалуйста, этот герой высказывает ваше собственное суждение? Полагаете ли вы, что главной проблемой нашей империи является её излишнее миролюбие?
— Если быть точным до конца, тот же герой в том же диалоге говорит, что не знает, прав ли его отец, и вообще не берется судить о России, ее особом пути. Вот эту мысль я могу назвать своей. В таких глобальных вопросах иметь единственно правильное мнение можно только в телестудии за большие деньги, для меня же здесь истины нет и не может быть.
Есть вещи, которые я знаю твердо. Например, что «миролюбивая империя» — это оксюморон. Империя не может быть миролюбивой, ибо империя — это не одна шестая часть суши, не березки-ручейки, а люди, объединенные имперской идеей. Позвольте мне не развивать эту мысль, чтобы не впасть в крамолу. Скажу только, что империя не может позволить себе миролюбие. Даже в относительно спокойные периоды, в отсутствие большой войны, она вынуждена просто для самосохранения постоянно ввязываться в локальные конфликты на своих границах и давить сепаратистов внутри себя. Откуда ж тут взяться миролюбию. Еще я знаю, что не бывает вечных границ, а значит и вечных империй. Рано или поздно империя растрачивает свой потенциал, распадается на составные части, которые в свою очередь, тоже объединяются и распадаются. Человечество так живет, зачем-то ему это нужно. В общем, Россия никогда не была миролюбивым государством, как и любая другая империя от Великой Римской до Третьего Рейха.
— Один из персонажей романа, американец по имени Джон Саттер, отмечает различие между русскими и европейскими переселенцами: «Главное отличие русских от испанцев было в том, что одни пришли сюда созидать и богатеть, а вторые — завоёвывать и отбирать». Ваш коллега Алексей Иванов в романе «Тобол» описывает освоение русскими Сибири. И у него русские ведут себя весьма жёстко, в основном как раз завоёвывая и отбирая. Вы согласны скорее с вашим персонажем или с Алексеем Ивановым?
— Здесь нет противоречия, и Алексей Иванов абсолютно прав: Сибирь была нашим Диким Западом, а коренные народы Сибири защищали свою землю не хуже североамериканских индейцев. Просто Сибирь, в отличие от Калифорнии, должна была стать, и, в конце концов, стала частью России.
Форт Росс, который принято считать русским форпостом, военной базой и плацдармом для покорения североамериканских земель, вообще-то был абсолютно мирным сельскохозяйственным предприятием, необходимым для снабжения промысловых поселений на Аляске. Иной задачи у форта не было. И надо понимать, что российское государство имело к Россу весьма опосредованное отношение. Крайний север, Аляску, Британскую Колумбию и Калифорнию осваивала Российско-Американская компания (РАК) — частное предприятие, акционерами которого, впрочем, были члены царской фамилии. Государственная помощь частному капиталу в данном случае выражалась в покровительстве и одобрении при невмешательстве в его дела. Министерство иностранных дел улаживало претензии Испании, а потом и Мексики, недовольных тем, что на их земле находится русская крепость. Военное руководство не возражало против вербовки в РАК офицеров и солдат. Но этим участие государства, в общем, исчерпывалось. На новых территориях РАК подменяла собой государство, создавая собственную административную, военную и социальную систему управления.
Это все к тому, что у колонистов из России не было за спиной мощной государственной поддержки. На берег Калифорнии высадилось всего двадцать пять солдат и офицеров и около сотни алеутов.
Теперь внимание: русский десант высаживается на территорию Испанской короны весной 1812 года. Русский флаг над фортом взвился в августе того же года. А ведь очень непростой год для России был, правда? В момент поднятия русского флага в Калифорнии французы маршировали по Смоленской земле. Согласитесь, были у царя Александра проблемы посерьезнее, чем постройка крепости на задворках цивилизации. Первый комендант форта Иван Кусков лучше всех понимал, что помощи с большой земли ждать не приходится. В общем, с одной стороны, для силового варианта решения задачи у колонистов просто не было ресурсов, а с другой стороны, в насилии не было необходимости. Местные индейцы никогда не были свирепы и кровожадны. Напротив, они отличались дружелюбием и с готовностью нанимались на работу за символическую, по меркам нанимателей, плату. За тридцать лет существования Росса в отношениях колонистов и местного населения не случилось ничего более страшного, чем принудительные пригоны индейцев на работу, да и те были обусловлены особым пониманием индейцами своих трудовых обязанностей. В итоге Росс стал самым преуспевающим предприятием Калифорнии.
Джон Саттер, купивший впоследствии Форт Росс, приводил слова капитана Ротчева — последнего правителя крепости — в своих дневниках. Он действительно оставил восторженные отзывы о Ротчеве и его семье, и создавая свою сельскохозяйственную империю, руководствовался наставлением русского командора: «Не обижайте индейцев, не истребляйте их, подобно испанским колонистам. За нитку бисера и холщевую рубашку индеец станет вашим верным другом и хорошим работником». Саттер привлек на свои предприятия целые племена индейцев и с их помощью фактически создал экономику Калифорнии.
Отметим, что много раз приближенные советовали русским монархам объявить Калифорнию своей собственностью, но Александр, а за ним и Николай благоразумно воздерживались от соблазна. Помимо Испании, а позже и Мексики, имевших формальное преимущество, на Калифорнию претендовали Англия и Франция. В борьбе за Калифорнию России пришлось бы вступить в жесткое противостояние со своими европейскими партнерами. Между тем, никто в России не видел в Калифорнии иной ценности, кроме плодородной земли и благоприятного климата, зато всем была очевидна ее бесконечная удаленность, невозможность защитить в случае вооруженного конфликта, а главное, претензии на кусок заокеанской земли спровоцировали бы напряженность в отношениях с европейскими соседями. Когда задача снабжения Аляски продовольствием была поручена Компании Гудзонова Залива, от непрофильного актива решили избавиться. Форт Росс продали, оспаривать право на Калифорнию предоставили Мексике и САСШ.
Собственно, в той же области лежит причина продажи Аляски. Когда пушного зверя выбили практически полностью, ледяная пустыня утратила всякую привлекательность. Забавно, что САСШ не хотели покупать Аляску, поскольку тоже не находили в ней ничего интересного.
Что до испанцев, считавших Калифорнию частью своей страны, а местное население — подданными испанской короны, то об их стратегии, можно судить по выдержке из доклада испанского наместника в Калифорнии губернатора Висенте де Сола. В 1818 году он сообщил в Мадрид, что за минувшие пятьдесят лет шестьдесят четыре тысячи калифорнийских индейцев были обращены в христианство, из них сорок одна тысяча в ходе обращения погибла.
— Русские в Америке в вашем романе — люди со слегка размытой идентичностью. Они стараются то стать похожими на американцев, то сохранить свою русскость. Но в конечном счёте главный герой всё же склоняется к последнему. Следует ли из этого, что в масштабах страны плавильный котёл — это благо, но для отдельной личности — наоборот?
— Да черт его знает, что для этой самой личности лучше, а что хуже. Слишком разные личности населяют Землю, чтобы говорить о едином благе для всех или хотя бы для большинства. Одна личность мечтает, чтобы в ее жизни государство отсутствовало как таковое, другая личность требует у государства полной опеки, обеспечения и наставничества от рождения до установки могильного камня. При этом человеческое счастье отдельно взятой личности очень мало зависит от государственного устройства. Люди влюбляются, рожают детей, строят карьеры и поют песни, невзирая на диктатуру и демократию, свободу и несвободу. С этой точки зрения не имеет значения, переплавились личности в единую нацию или нет.
В свою очередь, государство, как любая система, имеет свой цикл жизни. Независимо от формы устройства, оно проходит стадии зарождения, развития, расцвета, стагнации, упадка и распада. Если в период упадка найдутся люди, способные осуществить необходимые изменения, государство имеет шанс избежать финальной стадии. США двести лет переплавляли эмигрантов в американцев, и что мы видим сейчас? Люди, стремившиеся в США со всех частей света, были объединены одной идеологией, которую условно можно назвать протестантской этикой. Представители самых разных рас и национальностей, носители несовместимых верований и убеждений тянулись туда, где они смогут сами организовать и обустроить свою жизнь, не оглядываясь на государство. Они просто платили налоги, а получали от государства защиту и полное равенство возможностей. И прямо сейчас, в режиме онлайн мы наблюдаем радикальную ломку старой парадигмы. Протестантская этика отвергается. Большая часть людей требует от государства чего-то большего, чем просто защита, и самое смешное, что они имеют на это право! Государство слишком глубоко влезло в частную жизнь, и граждане мгновенно разделились на два примерно равных лагеря. Одни требуют оставить их в покое, другие, наоборот, требуют большего участия и поддержки. Лично мне ближе позиция первых, но я могу понять и вторых. А что в итоге лучше и правильнее рассудит история.
Возвращаясь к моему герою, он просто хочет вернуться в Россию, но путь на родину ему заказан. Русский офицер старается быть американцем, но, конечно, остается русским офицером. Эта сюжетная линия получит развитие во второй книге серии.
— Фоном, двигателем и подоплёкой главных событий романа служит большая политика и интересы различных политических сил. В частности, в романе затрагивается проблема рабства и рабовладения. На ваш взгляд, какая форма рабовладения, если так можно поставить вопрос, имеет более разрушительные последствия: тот, что существовал в Британской империи, или российское крепостное право?
— Хочется ответить словами одного театрального режиссера: насколько лучше играла бы Ермолова в театре вечером, если бы утром отстояла смену у шлифовального станка.
Крамольную вещь сейчас скажу: Гомер имел возможность сочинять бессмертные трагедии, ставшие основой всей мировой литературы, пока кто-то работал в поле, чтобы слепой гений не умер с голоду. И Ермолова играла в театре, потому что у шлифовального станка стоял кто-то другой. Понимаете, я вообще не уверен, что рабовладельческая система имела разрушительные последствия. Все цивилизации, оставившие заметный след в истории и культуре человечества, прошли через рабовладение. Скажу больше, рабовладельческая система, собственно, никуда не делась, хотя с античных времен здорово видоизменилась. Она стала тоньше, изощренней, но по-прежнему крепко держит электорат за нежные места, не позволяя делать слишком резкие движения. Бедность — это современный вид рабства.
Замечу, что именно бедность, а не нищета. Нищий маргинал, существующий вне социальных рамок, свободен от любых обязательств. Он не зависит от воли начальника, чиновника, собственника, и может с легкостью послать по известному адресу кого угодно — хоть такого же нищего маргинала, а хоть Папу Римского.
Бедный человек зависит от того, кто обеспечивает его бедность. При этом не имеет ресурсов, чтобы вырваться из этой зависимости. И совершенно не важно, от кого исходит зависимость — от государства, частного работодателя или мультинациональной корпорации. Не зря ведь в современном сленге возникли и прочно укрепились фразеологизмы «офисное рабство», «ипотечное рабство», «корпоративное рабство». Это как раз зависимости современного человека. Они отбирают его ресурсы — финансовые, временные, физические — которые он мог бы направить на развитие. Они заставляют думать только о хлебе насущном, решать сиюминутные задачи.
Калифорния вошла в США, как свободный штат. Однако, парадокс: рабы, попавшие на территорию свободного штата, свободы не обрели. Плантаторы, привлеченные богатыми рынками и плодородными землями, привозили с собой тысячи чернокожих рабов из южных штатов. Формально рабы, попавшие на территорию Калифорнии, становились свободными людьми, и тем не менее, продолжали работать на своих хозяев, оставаясь такими же бесправными существами, что и в Луизиане, Алабаме или Миссисипи. Причина проста: у них не было ресурса для реализации своих прав свободного человека. Куда податься «свободному» рабу, ушедшему от хозяина? Кто возьмет его на работу? Кто станет платить ему достаточно для безбедной жизни? В любой момент его могли ограбить, убить или снова закабалить. В то же время прежний хозяин мог содержать своих рабов в весьма сносных условиях, заботиться о них, хорошо кормить и одевать. За чернокожего раба плантаторы платили около двухсот долларов, а это серьезная инвестиция, равная годовой зарплате квалифицированного рабочего в Чикаго или Нью-Йорке. Рабовладелец дорожил своим имуществом, как дорожит фермер комбайном. Но вот ты ушел от хозяина, ты свободен. Дальше что? Куда ты пойдешь, что будешь есть, где жить? Это называется свободой? Извините.
А теперь оглянитесь, многое ли изменилось с тех пор? Волен ли распоряжаться своей жизнью человек, балансирующий на лезвии прожиточного минимума? Таксист работает по четырнадцать часов в сутки, чтобы заработать на продукты своей семье, и при этом считает себя хозяином своей судьбы. Офисного клерка учат жить «жизнью компании», и он живет в офисе. Рабство изменило форму, мимикрировало под идеалы свободы и равенства, но отнюдь не исчезло. Просто рабам объяснили, что они свободные люди, и теперь «хозяйка кассы» легко может поменять кассу в одном супермаркете на кассу в другом супермаркете.
И нынешние рифмоплеты-трубодуры, включая вашего покорного слугу, имеют возможность заниматься любимым делом благодаря тому, что другие пашут в поле, крутят баранку, сидят на кассах и подчиняются правилам, которые для них придумали красивые люди в хороших костюмах, обитающие в офисах класса «А».
— Джон Саттер рассказывает историю семьи русских колонистов, которые сначала создали одно из самых процветающих предприятий, но впоследствии были вынуждены оставить его. По словам Саттера, «русские оказались скверными бизнесменами». Вы согласны с тем, что нам всегда недоставало и продолжает недоставать деловых качеств? Если да, то чем эта нехватка, на ваш взгляд, определяется?
— О, нет! Я не считаю русских плохими бизнесменами, и слова Джона Саттера, которых он не произносил, оставим на совести автора книги. Однако, судя по его дневникам, это был весьма самоуверенный человек, и фраза о том, что он ловко переиграл русских, в его устах звучит органично, соответствует его характеру. К тому же, у него были основания для некоторого самодовольства, поскольку он получил форт на чрезвычайно выгодных условиях — тридцать тысяч долларов зерном с рассрочкой на пять лет. Конечно, сумма гигантская, однако дьявол, как положено, кроется в деталях.
Когда снабжение Аляски продовольствием легло на Компанию Гудзонова Залива, и необходимость в убыточном активе исчезла, форт решили продать, но дело в том, что купить его было некому. Правительство Мексики предложение отклонило, поскольку форт находился на территории Мексики: какой смысл платить за то, что и так станет твоим, когда хозяева уйдут. Компания Гудзонова Залива от покупки тоже воздержалась, потому что глупо покупать ненужное предприятие с неопределенным статусом, находящееся на территории чужого государства. И в 1841 году РАК заключила сделку с Джоном Саттером, у которого тридцати тысяч не было, и быть не могло. Он приехал в Калифорнию из Миннесоты два года назад, и в момент покупки форта значительного капитала не имел. В этой ситуации Форт Росс стал для него просто манной небесной. Он получил в свое распоряжение самое крупное предприятие Калифорнии всего лишь в обмен на обязательство в течение пяти лет отправлять урожай, собираемый с полей этого предприятия. Ну, не чудо ли! Через семь лет, на старте золотой лихорадки Джон Саттер был крупнейшим бизнесменом и промышленником Калифорнии, но своего блестящего положения он добился во многом благодаря тому, что ему достался русский форт со всем хозяйством. В общем, история с продажей Росса мало что говорит о деловых качествах русских.
Но есть один штришок, который дает самое яркое представление о русском бизнесе. Наш американский колхоз процветал и был успешнейшим предприятием своего времени. Русские поселенцы разбили первые в Калифорнии виноградники, завели виноделие, высадили фруктовые сады. Закупив в Мексике производителей, развили животноводство: табуны лошадей в сотни голов, крупный рогатый скот, до двух тысяч голов овец. Возделывали зерновые культуры: пшеницу, рожь, овес. Вся Калифорния пользовалась скобяным товаром, производимым в русском форте — от пеньки до черепицы. На собственной судоверфи по заказу мексиканской администрации были построены четыре судна разных типов и различного водоизмещения, и благополучно проданы заказчику. Прибавьте к этому традиционный промысел пушнины. Однако в официальных отчетах форт всегда числился убыточным активом, поскольку прибыль от его деятельности не покрывала расходы на его содержание. Что-то мне это все напоминает. Ни дать ни взять — госкорпорация. Боюсь, акционеры в Петербурге недополучили существенный кусок дивидендов, ибо они не только не видели прибыли от деятельности форта, но, повторюсь, на содержание форта списывалась часть прибыли, получаемой от основной деятельности РАК.
А Джон Саттер, в конце концов, разорился, был объявлен банкротом и остаток жизни провел в судебных тяжбах, пытаясь получить компенсацию от правительства САСШ за свое разорение.
— Ваш роман был закончен в 2015 году, а опубликован пятью годами позднее. Почему так получилось? Расскажите, пожалуйста, историю публикации.
— Думаю, любой начинающий автор, не имеющий контактов и связей в издательском мире, может написать отдельный роман об истории первой публикации.
Закончив рукопись, я отправил ее в полсотни издательств, которые вывалил поисковик в алфавитном порядке, и стал ждать приглашений к сотрудничеству.
И дождался: приглашение поступило.
Оно было единственным, зато от издательства, входящего в пятерку крупнейших. В назначенный день я прибыл на переговоры. Сотрудник издательства поведал, что рукопись не читал, но от имени издательства предлагает схемку, которая работает: они печатают сто экземпляров моей книги и размещают их в промо-зонах лучших магазинов Москвы. Про истечение месяца оцениваются продажи, и если продажи хороши, то со мной заключается долгосрочный договор, как с настоящим писателем. За это я должен издательству чуть больше полумиллиона рублей, вот договор, касса на первом этаже.
Конечно, я слегка сдурел от такого сотрудничества. Вообще-то, говорю, я думал, что полмиллиона положено мне. Нет, ответил сотрудник, это не так работает. В этот момент я понял, что чего-то не понимаю.
Собственно, главное, чего я не мог понять, почему не отвечают другие издательства. Обратная связь на мою обширную корреспонденцию состояла из двух-трех отписок, которые свидетельствовали о том, что мне отказывают, даже не прочитав рукопись! Ну, хорошо, эти отказали, а почему молчат остальные? Ведь у них на сайтах декларируется страстное желание привлечь к сотрудничеству новых авторов, а редакторы в интервью сетуют на отсутствие свежей крови.
Так вот же я! Берите!
Потеряв надежду на отклик издателей, я принялся искать черную кошку в темной комнате. Завел аккаунты на окололитературных порталах и стал размещать там рассказы и отрывки романа; связывался с литературными агентствами; отправлял рукопись на сомнительные конкурсы; совал ее всем, кто изъявлял готовность прочитать, и, в конце концов, залил текст на популярный издательский сервис, о чем впоследствии сильно пожалел. Короче, лупил из пушки в белый свет без всякого результата. И когда почувствовал, что уперся лбом в стену, случилось Событие: Татьяна Никитична Толстая объявила о наборе учеников в школу литературного мастерства. Я подумал, что это шанс как-то влиться в литературную тусовку, отправил на конкурсный отбор пару рассказов и поступил на самый первый курс школы литературного мастерства Татьяны Толстой.
Ожидания оправдались. В Школе я действительно познакомился с хорошими людьми, и через некоторое время рукопись попала редактору издательства «Эксмо». И уже там я встретил человека, ставшего моим литературным ангелом-хранителем — легендарной и удивительной Ольгой Аминовой. Ей роман понравился.
Я заключил с «Эксмо» договор на публикацию, выход книги наметили на осень 2018 года. И уже была придумана обложка, и сделана верстка, и макет был отправлен в типографию, а на сайте издательства появилась страница будущей книги с анонсом и возможностью предзаказа. И вот когда от вожделенья уже кружилась голова, в издательстве произошли внезапные и радикальные кадровые перемены. Ушла Ольга Аминова, за ней редактор, непосредственно работавший с моей книгой, и еще многие и многие. На их место пришли другие люди, и мой проект сначала притормозили, а потом и вовсе заморозили. Новый редактор заявил, что книгу печатать не будут, хотя договор расторгать не станут.
Не случайно, видать, у Булгакова я больше всего люблю «Театральный роман». Почувствуй себя Максудовым: все права на книгу принадлежат издателю, который не хочет ее публиковать. В более дурацком положении я был лишь однажды, но эта история не имеет отношения к литературе.
Почти полгода длилась переписка с новым редактором и его руководством. Я просил прекратить действие договора, умолял отпустить меня ко всем чертям, угрожал судом и самосожжением. Наконец какие-то неведомые шестеренки провернулись, зимой 2019 года я вырвался на волю, и сразу же заключил договор сотрудничества с литературным агентством «Флобериум». Казалось бы, с авторитетом Ольги Аминовой, ее знанием издательской кухни и книжного рынка нас ждет быстрый и неминуемый успех. Но тут полезли подводные камни. Одних издателей смущало, что у меня был договор с «Эксмо», и коль он не сработал, значит что-то здесь не чисто. Другие обращали внимание на мои грехи прошлого в виде стихийных публикаций романа через самиздатовские сервисы. И хотя полный текст был отовсюду вычищен, в сети остались ознакомительные отрывки, снабженные старыми обложками.
Но, как бы то ни было, Ольга — профессионал и почти волшебник. Осенью мы заключили договор с издательством «Городец» на публикацию «Золота под ногами», весной 2020 книга поступила в продажу. В серии «Русские в Америке» планируются еще четыре книги, с чем я поздравляю себя и «Флобериум» и «Городец».
Аминь.
— Потрясающе. Вполне достойно отдельной книги. Желаю Вам успешной реализации творческого замысла и от всей души благодарю за беседу.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.