Всякий раз, когда доводится читать Прилепина, меня удивляют две вещи: умение автора наблюдать, чтобы подмечать и восхищаться, и неисчерпаемое самолюбование. Удивляет, как эти две вещи уживаются вместе. Или точнее, почему.
«Собаки и другие люди» читалась так долго, что меня одолевали сомнения, осилю вообще или нет. И язык, совмещающий литературность с разговорностью, хорош, и описания природы акварельно прозрачны, и отбивка почитай как в верлибре — объем наворачивает и глаз подгоняет, и сюжеты душещипательные до сентиментальной першинки и душеспасительных соплей. А увязала в этой саге о собаках-самого-лучшего-хозяина-мужчины-отца-мужа (правда, тут плюс-минус, ибо дома с женой таки отдельные и животных тасуют). Передал Прилепин сладости, душит [меня] эссенция автогероя. Чуткий, сильный, справедливый, щедрый, харизматичный и чувствительный бог [собак] получился, а не живой человек. Для честности, конечно, образ имеет человеческие черты: немного выпивал, но обычно нет; давал и получал, но в основном решает вопросы дипломатическими методами; испытывал негативные эмоции иногда, но по делу и с кем не бывает. И еще там по мелочи. Которые блекнут перед любовью автогероя к его питомцам (еще кот и попугай в людях). Он ни денег, ни времени не жалеет, мир сконцентрирован на животных (этим обусловлен жанр) и его отношении к ним (за это отвечают свойства натуры рассказчика).
Прилепин гиперболизирует всё, о чем пишет. Это и в «Не все попадут в ад» присутствовало, когда в восторженном воспевании, героизации, почти пантеонизации воюющих мужчин фигурой автогероя заполнен весь панорамный вид. Так же и в новую книжку влито столько сиропа, что маленькими порциями только можно читать. Однако первая часть «Собаки и другие люди» ― «Шмель» ― настоящий рассказ. Потому что в нем много разных людей, и описаны они без рисовок, лаконично, натурально и характерно, в лучших традициях русских литературных портретистов. Это лучший текст в книге: герои там с именами и жизненными историями (ниточки их проглядывают и в последующих частях, но уже второстепенными завитками), а рассказчик задвигает автогероя. Именно тут автор похож на настоящего писателя.
…Людям Прилепин, наверное, не верит совсем. Или не нуждается в них. Что не удивительно, если нет веры никому, кроме собаки, которая априори признаёт человека выше себя. С людьми ошейником и сахаром не обойтись. Но можно очеловечить собак… И тогда вдвойне неприятно, что своим детям, упоминаемым так или иначе в связке с четвероногими членами семьи, Прилепин не дал имена, даже вымышленные (за исключением эпизода, где с говорящим попугаем разговаривала дочка, но иначе никак). Малышу всё собаку да собаку подавай.