Сергей А. Собакин. Загорские дали. ― М.: Стеклограф. ― 2024.
Вот кто из современников решится написать такое?
«Поработав и разнорабочим на заводе, и таксистом, и токарем, и курьером, и клерком в офисе, он, окружённый бесовской «заботой», под влиянием нечистой силы пошёл сначала в игорный бизнес, а после попал и в ад на земле — клубную индустрию. Сменив несколько должностей, Михаил стал арт-директором одного модного ночного злачного заведения, в котором научился делать всё, что одобряют тёмные силы: кутить, наркоманить как в последний раз, безбожно пить, блудить, словно грешники из Содома и Гоморры».
Необходима ли осознанная стилизация под прозу XIX века в наше время? Но Сергей Собакин таким вопросом в своем романе «Загорские дали» не задавался. Использовав формулу Николая Васильевича Гоголя из «Вечеров на хуторе близ Диканьки», автор создает свой трехмерный мир. У него также, как у Гоголя много персонажей, но все они объединены местом жительства — райцентром Загорские Дали. Этим гоголевщина не ограничивается. Ведьмы, бесы, запутавшиеся в своих мыслях монахи здесь ждут зазевавшегося читателя на каждой странице. Складывается впечатление, что автор с ними на «ты». Из рассказа «ЛИЦА А. ЛЕВЕНГРАФА»: «С неким постоянством, которое наблюдал измотанный до неузнаваемости Анатоль, голые женщины и девушки, собравшиеся в гостиной графского дома, садились в круг, колдовали и занимались спиритизмом — доктриной псевдодуховной, пришедшей из самой Европы. «Ужас, о ужас! — вторил про себя побледневший от страха лицедей. — Что творят эти чертовки? Совсем страха Божьего не имеют…»
При этом автор иногда пугающе прямолинеен, и не ясно, пишет он роман или проповедует. Здесь часто молятся и упоминают всуе, здесь часто вообще всего, что касается духовного мира. Автор выдергивает нас из суеты мирской в суету духовную, не давая при этом никаких ответов на наши вопросы. В итоге при гоголевском антураже мы получаем мамлеевский сарказм и его фирменный «вой и визг» маленьких людей. Во всяком случае, такое ощущение создается от первой части произведения. Всё довольно мрачно и безысходно — так, что Салтыков — Щедрин и рядом не стоял. При этом истории, рассказываемые автором, интересны. При прочтении я ловил себя на мысли, что по этим материалам можно снять хороший фильм ужасов. Сюжеты нетривиальные, в отличие от большинства российских современных «ужастиков».
Не знаю, сознательно ли автор поделил роман на две части. Первая — мрачная, пугающая. Эти ужасные монахи, искушаемые бесами и девицами легкого поведения. Эти постоянные страхи и метания из одной крайности в другую. Вторая часть — добрее. В ней уделяется внимание семье доктора Ефима Сергеевича Доброго, который вскользь упоминается и в первой части. И только я уверовал после прочтения этой самой первой части в то, что автор является преданным последователем Юрия Мамлеева, как он подставил мне подножку. Вторая часть оказалась по духу и содержанию ближе к Льву Толстому с его «Рассказами, сказками, баснями для детей». Здесь тоже доктор старается воспитывать своих детей, стараясь не вкатываться в морализаторство. При этом Собакин не изменяет себе в стиле. Всё написано в духе того же XIX века. Точен ли здесь этот авторский приём — решать читателю, но произведение, на мой взгляд, вышло весьма занятное. В самом хорошем смысле.
«В семье Богуславских, благочестивом и достойном Божьего заступничества роде, с незапамятных времён все мужчины из поколения в поколение становились священнослужителями, среди которых числилось как белое духовенство — женатые священники, так и чёрное, — монашествующие, всецело посвятившие жизнь Богу. Род сей происходил от людей праведных и очень набожных, но не в плохом смысле, разумеется, а в самом что ни на есть хорошем…»
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
