Lepisheva Greg

Елена Грэг ‖ Посвящение

рассказы

 

Посвящение

Луна, река и я… Луна, река и я… Кто еще споет мне о счастье? Что заставляет машинку больше не чеканить слова, стучать мелодичнее, плавно? Листья, которые слетают и слетают с пламенных шапок и так забавно кружатся, как могли бы, наверное, в фокстроте. Они про время. Золотые, бронзовые и уже полупрозрачные, и уже на земле. И только звуки чьих-то шагов шуршат под ногами. Серой кошкой ускользая вдали.

Как-то так, а может, немного иначе она начала свой первый рассказ, а я подумал: как это всё умещается в её голове и что ей только пятнадцать лет. Сам я был не на много старше, но дольше, чем она, занимался в юнкорском кружке, который мы называли студией. Стояли в подъезде, где ещё не было домофона, на общем балконе, где мусоропроводу удавалось невозможное ― перебивать сигаретный дым, а кофейным жестянкам с окурками ― распарывать взгляд острыми краями.
Что ты видишь по ту сторону перил?
Наш серый дырявый мир тогда не запирался.
Лиану перевели в наш класс в прошлом году, и если бы я не затормозил, то узнал бы раньше, что там за история горных хребтов со стрельбой на улицах, выходными без кино и вообще без «города» после восьми, про ромбовидный орнамент на рубашках. «Мандариновый рай с выбитыми стеклами» ― лучше, наверное, не скажешь.
Но тогда, весной, всё улеглось, началась новая жизнь в семье двоюродной тёти. Родные только на фото. Помню отца Лианы ― брюнета с собачьими глазами. Даже имя её зазвучало на местный манер, почти европейский.
Тогда, на балконе, я впервые поцеловал девушку только для того, чтобы ей удалось написать любовную сцену. Приблизившись, опустила ресницы. Я стоял и думал, что, наверно, накладные, зато нос — откровенно безобразная, до насмешливости, горбинка, губы — терпкая слива. Оказалось, сигарета с горечью лаврового листа. Ради того, чтобы купить пачку, которой хватало на три дня, она экономила даже на мятных леденцах. Таскала лавры в сумке. Занималась ерундой. Заклеивала пробитые талоны. К тому времени я уже знал эти подробности, ведь, начиная с зимы, провожал её после каждой студии. Замёрзшее стекло. Засыпавший на остановках трамвай. Из-под сбившегося платка прядь по моей щеке.
А после посвящения в её тайный мир мы виделись почти каждый день. И это несмотря на стеб, текила-джаз, цепи на подвисающих клёшах, над которыми она издевалась, вспоминая привидения и горные ужасы. К лету дошло до того, что в студии мы появлялись, взявшись за руки. Всё чаще на балконе мелькало что-то незнакомое, что могло бы послужить для взрослой сцены. Не то, чтобы религия Лианы была помехой, а просто об этом всёрьез не думалось. Говорили много и откровенно. Дошли до однополой любви. Устроили эксперимент: отказались на неделю от нижнего белья, на спор, кто первый сдрейфит. Помню взрывы хохота, потому что девушке намного тяжелее в юбке с оборками.
Лето, проведённое без меня в ущелье, окончательно свело её с ума. Осенью Лиана отдалилась. Я особенно не вникал. К тому времени бросил юнкорство. Началось новое увлечением с рыжими волосами и разрисованным акварелью специально для меня животом. Мой новый круг состоял из клубных оранжировщиков, сценаристов короткометражек, прибалтийских нелегалов-барменов. Всего понемногу. Замаячил зарубежный универ, где можно совершенствовать родной язык. Эссе, бесконечные, залистанные ксерокопии, экзистенциализм, маньеризм и дао, перекупленные подлинники на серой бумаге. Курсы английского и частный польский с несколькими скачками цен в течение месяца. Первого без Лианы.
Вильнюс. Просто Вильнюс — первый выездной. Вышколенные, открыточные кампусы. Швейцария по программе обмена, из которой больше всего запомнились ароматный кофе из автоматов, волонтёрские квартиры, общие для девушек и парней, и русская водка в пластиковых стаканах.
Может ли быть интересным доступное? На вопрос, почему я не ринулся в книги, а открыл один из самых стильных на проспекте ретро-баров, у меня нет ответа. Как и на другой, о Лиане. Через несколько лет после сигаретно-балконной весны она вернулась на побережье, где танцевала по ночам под вымышленным именем, то ли Лейла, то ли Лола.

И сколько бы ни летали листья, цепляясь на одежду, хватая за руки, я вечно буду свыкаться с мыслью, что ботинки на мне выросли, пиджак залоснился солидностью, шаг стал тверже, а мысли тяжелее. Но ведь было же что-то про одиноких ангелов. Время, застывшее на танцплощадке. Видишь, как двое кружатся? Надтреснутый голос споёт им о луне и реке.

― Зай, тут пришло заказное. Я не открывала, но вроде журнал. На конверте твоё имя.

 

 

…и горы-жемчуга

Пойдем, нас ждет машина.
Юрий Клавдиев

Говорят, истории пишут, чтобы заполнить лакуны мира. Я же думаю, их пишут, чтобы изменить время. В детстве, когда кому-то из нас с сестрой снился кошмар, расколотить его мог только другой, бескошмарный счастливчик. Он должен был сказать:
Не смотри в зеркало.
Так мы договорились.
Сейчас, сидя в палате интенсивной терапии, я стараюсь не смотреть. Почему-то не выходит. В зеркале над раковиной у противоположной стены я вижу лампу в виде раскаленной груши, с треснутым плафоном, белесые стены и горы-жемчуга — овалики-кружочки на обоях, противно молочных, в подтеках на сгибах от сырости подоконника. Кровать сестры у окна. Кажется, что, заколоченное изморозью, оно тоже зеркало. Не скрыться.

Мы идем по дорожке, по которой я буду бежать, спотыкаясь об осколки камней, царапая о кусты коленки. Будут хватать прутьями-руками, задирать платье.
Но сейчас мы спокойно, пустяково болтаем, не торопясь.
Не отставай, мать.
Брат уже впереди, расчищает дорогу. Почему-то никак не забудет наше старинное шутливое прозвище. Какая я мать — худенькая, длинные пряди по загорелым плечам, калейдоскопические глаза?
Нашла время кривляться. Спрячь зеркало. Лучше руку давай.
Остается смотреть вокруг. Россыпи света золотят кроны деревьев, гладят курчавые шапки. Вокруг бесконечность. Где-то далеко сонные селенья, а здесь — ни души, притихшее море и горы-жемчуга.
Еще немного и мы увидим тропинку вдоль ручья. Змеится петелькой, заманивает, зазывает. Бежим вперед, со мной вместе, быстрей, быстрей! Стоп. Дальше нельзя. Там горный поток, глухой к чужому крику, чертяшится водопадом, чтобы слиться с гладью заводи, последней тихой, предморской. Там, внизу, где горная река впадает в море, всегда останавливались машины с туристами ради открыточных видов. Помнишь?
Ты поэтому не испугалась, повелась?
Брат берет меня за руку. Идем дальше.
Наконец тропинка упирается в обрыв. Тот самый. Водопад внизу оглушает, хлещет косыми брызгами, но зато, если подойти к самому краю…
Только не смотри вниз.
Я и не смотрю. Что толку снова увидеть, как из припаркованной иномарки вырывается живое, пестрое — платье, бросается к придорожным кустам, мельтешит, мечется, быстрей, быстрей, наверх, к ручью, подальше от черных квадратов, которые, как ни мельтешись, настигают, заслоняют от солнца?
Свободным потоком, яркокрылым заревом оно поднимается, чтобы разбудить все вокруг даже в такой день. Смотри: там, где море сливается с небом, чуть ниже каймы горизонта, высятся горы в снежном молчании. Они сохранят твою тайну, как русалочья глубь — …

Говорят, истории пишут, чтобы заполнить лакуны. Здесь, в больничной палате, в редкие часы посещений, вглядываясь в равнодушно тлеющее зазеркалье, я, который возил ее в клубы по всему побережью, я, повод для стеба из-за чернющих усов, из-за которых у нас постоянно проверяли документы, который привез ей кальян, один из первых в городе, куда она уехала учиться, вот этот самый я сейчас пытается верить, что вот-вот — и она отыщет тропинку, расколотится сон, который сковал ее через полгода после того горного лета.
Истерики. Таблетки. Я вылетел первым же рейсом.
Лучше дай руку.
И тогда я скажу:
Сядь и выдохни. Дыши.

 

 

 

 

©
Елена Грэг — творческий псевдоним филолога, критика, автора художественной прозы Елены Лепишевой. Родилась в Минске. Занимается изучением и популяризацией независимого белорусского искусства, межлитературных взаимосвязей, современным театром. Автор «антиповести не про анорексию» «Деточка». Одна из координаторов антологии «Нетутэйшыя: reversion: беларуская эксперыментальная драматургія» (Цюрих, 2023). Публикуется в журналах «Дзеяслоў», «Дружба народов», «Нева», «Театрал», «Цирк «Олимп» + TV» и др.

 

Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.

Поддержите журнал «Дегуста»