[dropshadowbox align=»none» effect=»lifted-both» width=»auto» height=»» background_color=»#ffffff» border_width=»1″ border_color=»#dddddd» ]#выбор_дегустатора — это личный выбор.[/dropshadowbox]
Это вторая за два года большая книга Юрия Смирнова. Почти триста страниц убористых стихов, написанных в 2019–2020 годах. Издание иллюстрированное выразительными сюжет проясняющими акварелями Марии Кустовской, где десять частей как точки обратного счета. Но нуля нет. Пустоты не существует в мире Смирнова. Есть финал. Каким бы он не стал, неотменима его полнота, несдвигаемость, исчерпанность. И неожиданность. Будто сериал, состоящий из новелл, но не серий. (Мы же помним, что Юрий теле- и киносценарист.) Однако, это поверхностная приманка, которая и почерк, и в поддавки игруха. «Астра» — не сериал, а многосерийный новеллистический манифест. Смирнова относят к «столпам «нового эпоса»»*, и согласиться с этим, вероятно, надо, если рассматривать его поэзию со стороны всегда только одного стихотворения — протяженного, кинематографичного, полифоничного, рассказывающего, а не описывающего. В одиночке тела или духа неизбежно появляется Гомер. Или сборщик податей. В соединенном же состоянии эпическая поэзия приобретает движущую идею силу. Мощь утверждения. Поэт приводит и показывает то, что ему видно. Потом осматривается и, находя неохваченных «картинкой», атмосферой, разбивает тарелку, включает камеру и снова пишет не цифру, а на пленку. И каким бы волшебным, мистическим монтаж ни был, в «Астре» манифестируются главные принципы: а) на повторе: последнее в жизни либо я/мы/человек, либо фашизм; б) любовь есть; в) наше поколение имеет право на всё. Разумеется, «принципы» это условное обозначение. Подобно Владимиру Аринину у Смирнова воспоминания переходят в посвящения, которые напитаны опытом, сожалением, въедливым желанием помнить не прошлое, а некую Оранжевую звезду, где Астра и Хризантема цветут как Таня и Галя. Или наоборот. Близнецы все. А корабль один. И до отлёта десять жизней. В единственной книге.
Смирнов Ю. Астра. — М.: ИД «Городец», 2021. — 272 с., ил. (Вездец)
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГАНИМЕДОВ
Как закончился этот облом,
Всемирный локдаун,
Мы с котом моим,
Нежнейшим котом моим,
Покинули даунтаун
И махнули в байдарочный тур
По Ахерону и Лете.
И это было лучшее
«Как я провёл лето»
На этом свете.
И сижу я такой, ноги мочу в Стиксе,
Кот мой кот убежал
Потрошить антикварные лавки,
Нужно срочно купить оболы
Всем необщим родным и близким,
Кто ещё не под красным
Косым крестом
В списке.
И тут подходит ко мне дядюра
С ликом сфинкса
И с ручным василиском на шворке
И говорит говорит быстро
На полтавском классическом оркском.
Я прошу — или помедленней,
Или перейдите на космолингву,
У меня голова болит
От соборной и неделимой.
А он щёлкает пальцами
В сторону официанта-дрона,
Заказывает два двойных
«Второзаконья»
Или вы предпочитаете «Новый Завет»
В это время лунного цикла?
Нет, отвечаю, нормально,
Джин, вербена, цикута — мило.
На правах угостившего
Он начинает обмен любезностями.
Это краб у вас?
Да, это краб у нас, пальмовый вор так называемый,
Имя ему — Созвездие Рака.
А у вас — василиск?
Да, он девочка, звать Натаха,
Он ручной, только в глаза не смотрите.
Превратитесь в литий.
Я уже литий.
Ты пьёшь меня и планируешь
Над личной бездной.
Я кончаюсь и убеждаю себя,
Что всё бесполезно.
А потом убеждаю себя,
Что всё бесконечно вечно.
И язык мой крадется
По мраморной рамке
Фрески фаюмской нежности.
Собеседник тревожный после третьей
Глаз правый зелёный смежил,
А левый серый оставил.
Я ведь, камрад, здесь не просто так.
Я генетический анимаг.
Может слышали,
Это мы клонировали Сталина
И Чан Кайши
Для эвента «ЭмЭмЭй Старшип»
Это мы воссоздали
Николь Кидман для Тома Круза!
А сейчас я на охоте
За ДНК Иисуса…
Я о тебе думаю
И отступают квадратные скобки,
Сами собой открываются турникеты,
Пляшут хороводы мышей
Вокруг мест злобно- лобных,
И, веришь, бывают целые дни
Без смерти.
Я опьянел с непривычки крепко,
Говорю — братка, дай посмотрю
В морду твоей этой выхухоли.
А он так спокойно — поехали.
Только до того, как окаменеешь,
Или сойдёшь с ума,
Или рассыплешься в прах
(Василиск мой инвариантен),
Дай отщипнуть от тебя кусок кожи.
Ты не похож, но все же…
Надо искать и в помойных ведрах,
В мусорных баках,
В радиаторах.
Взял я под мышку Созвездие Рака
И пошел в другой бар
Ждать своё счастливое лето,
Молниеносное,
Хитрое,
В сарафане сапфире
И ногах в синяках
От меня
И других неуклюжих предметов.
СМЕРТЬ ГИТЛЕРА
Я ночной портье
В отеле «Континуум»
Мы находимся в Берлине,
Александерплац, естественно.
Русский корпус,
Большой, но не самый престижный.
Почему — сами потом поймёте.
Ради этой работы
Я бросил кафедру в Пермском университете,
Отказался от должности
В менеджменте «Триаса»
(Ул. Дзержинского, 12),
Со скандалом покинул
Правление фонда «Сидерий»
Почему — сами потом поймёте.
Мы обслуживаем туристов во времени.
У нас три топовых тура:
«Тысяча девятьсот тридцать третий.
Убить Гитлера»
«Тысяча девятьсот сорок первый.
Убить суку Гитлера»
«Тысяча девятьсот тридцать седьмой.
Поговори с Адольфом»
Третий менее популярный,
Но развивается.
Почему — сами потом поймёте.
Я ошибся.
Я думал, что пользуясь
Своим служебным пропуском,
Я смогу
По-настоящему убить Гитлера
Во всём бесконечном многообразии
Вселенных и временных срезов.
Не получилось.
Почему — сами потом поймёте.
Знаете, что действительно очень смешно?
Очередь иногда растягивается на недели.
Никто не хочет убивать Гитлера летом или зимой,
А вот осенью или весной — биток.
Мы предлагаем временные (ха-ха!)
мини-туры
«Гиммлер, Гейдрих, гаротта»
«Охота на Бормана»
«Напиши “хуй” на рейхстаге»
Берут неохотно.
Почему — сами потом поймёте.
Говорят, число самоубийц
Из числа постояльцев отеля
Постоянно растёт.
Очень страшно вернуться
В своё состояние времени
После убийства Гитлера
И осознать,
Что ничего ничего ничего
Не изменилось.
Почему — никогда не понять.
Говорят, есть теорема,
Объясняющая парадоксальность зеркальных миров.
Некая защитная схема
Для зла
Зло — как чёрный котёнок
Как одноглазый ребёнок
Как краснозубый утёнок.
Я могу принести в номер ужин,
Пополнить ваш мини-бар,
Сыграть на переносном электрооргане
«Ночь белого шёлка»
«Бледнее белого»
Весь «Белый альбом»
Привести проституток,
Сам быть проституткой.
У вас последние сутки.
Почему — уже не поймёте.
Зови меня Ад.
СТЕПЬ
Эти травы не образуют ложе.
Каждый стебель как перочинный ножик.
На языке божьей коровки
«Ложь» звучит как «ночная тень».
Я лежу в этом поле девятый день,
И покровы слетают с меня,
Как сытый слепень слетает
С коровьего бока,
Похожего на карту сражения
Дьявола с богом.
После ожесточенных боёв
Наши войска покинули
Твою душу.
И корова, как в слоу-мо,
Неторопливо превращается в тушу.
Эти скелеты не образуют общность.
Каждый здесь допустил оплошность.
На языке кузнечика
«Стон» звучит как «серебряный скрип».
Я пишу травяной скрипт,
Текст степи прорастает
Сквозь сепию мёртвой кожи.
В эти буквы речи подземные вложены
Тех, кто здесь погиб позже
Третьего века до нашей эры.
Я снимаю с глаз толстые склеры
Чтобы читать дальше эту
Книгу погибели.
И кузнечик на скрипке гетто
Пиликает.
Это небо не образует лимба.
Просто фон с нарисованным чёрным нимбом.
На языке мыши-полёвки
«Смерть» звучит как «удар подковы».
Я спрятал в вене три капли крови,
Это мой пропуск
В мир полумёртвых,
Бредущих по полю среди подсолнухов,
Плюющих под ноги зубами чёрными,
Выпускающих на волю шмелей
Из черепных коробок.
Град претёмный тело моё
Окружает так зло и неловко,
Как пальцы запойного алкоголика
Нетерпеливо стучат по прилавку.
ОПОЗДАНИЕ
Рахиль говорит с пустыней,
Забыв о хозяине
Хижине
Сыне.
Кричит —
Сука, ты можешь родить что-то путное?
Буряк, например?
Лук, капусту?
Хотела сварить борщ постный,
Накормить ребёнка…
За спиной Нил к ней подкатывает мутно.
За спиной Сфинкс бросает в неё щебёнкой.
На смартфоне огненно напоминалка:
«Ты не забыла?
Сегодня исход после захода солнца»
Ой, у меня ничего не готово.
Ой, надо вызвать песчаный убер.
Ой, уже полшестого.
Ой, у сыночки сыпь и коклюш.
Куда мы пойдём так по-дурному.
Ойкает и бежит по пустой дороге.
В городе неприлично тихо.
Рабы ушли
Хозяева заболели.
Пустые пасти нашего храма
И вашей молельни
Так и тянутся в поцелуе прощальном
Друг к другу.
Она держит чадо за руку.
Чадо росло и беззащитно,
Басит,
Мамо, а как же команда,
Я же полузащитник
Юниорской сборной Египта.
Вырывает руку
Иди куда хочешь
Иди ты.
Но мама тащит,
Как котёнка кошка,
Как тащит голкипер удар
В верхний угол.
Гугл, этот безжалостный археолог,
Ей сообщает —
Не было никакого рабства.
Нет и тебя,
Ни одного лога
Не дошло до эпохи Царства…
Фараон на небесной своей колеснице
Исследует три поверхности Марса.
И от Карса до Гибралтара
Для тебя нет живого места.
А сынок смотрит подборку голов
Лео Месси,
И кто кого на турнире Доты.
На берегу непонятного моря
Никого.
Это фатум.
Видимо, переплыли без них
Люди икс,
Дети книг.
И земля Обетовань за холмом волны.
И свобода — это просто пьяные сны.
И пора вернуться.
Но Рахиль воздевает руки,
И морская вода превращается в функцию,
Где константа
Реологической модели суспензии,
Представляющая собой
Предел значения
Касательного напряжения,
Увеличенный коэффициент консистенции,
Нулевой индекс течения,
И пороговое значение скорости сдвига.
Ради это мига
Я жила —
Говорит Рахиль сыну и морю
Нервно, нежно и черноволосо.
И они с чемоданами топают посуху.
Как по таможенному коридору.
ГАМЛЕТ
В нашем лагере смерти
Комендант, герр Рамме, был большой книголюб.
Говорили, что раньше преподавал драму
В одном из маленьких университетов.
Он был изобретателем метода
Полного погружения в роль
Через боль.
Был энергичен и груб
В постановках студенческого театра.
Переусердствовал.
Сидел в республиканской тюрьме,
Где в боли очень поднаторел,
Испытывая её по желанию урок.
Мы его называли Окурок.
Небольшого роста и страшно вонял нутром.
Началось всё это восьмого марта.
Комендант устроил «Заплыв Офелий»,
Взяв в долг в женском лагере сто евреек,
Разодев их в конфискат батистовый,
И было ясно
Что у этих девочек не будет «потом»,
Что их время кончилось на берегу ручья.
Герр Рамме каждую поучал,
Как надо правильно держать цветы,
Кричал:
«Все вы полны слепоты!
Тьмы духовной!
Глядите же, новый мир, мир огромный
Простирается перед вами!
Сахара, Атлантика, Анды!»
После их уводила на берег зондеркоманда.
Мы обязаны были смотреть
На то, как они мимо нас проплывают.
Вода в ручье, прежде холодная и питьевая,
Навсегда стала горячей и красной.
Впрочем, это я сгущаю для ясности.
Уже вечером мы набирали её для чая.
А над Офелиями трудились чайки
И песчаные лисы.
Вднохновленный первым спектаклем,
Комендант нас построил
И сказал:
«Я знаю, что вы все гниды и крысы,
Ждущие очереди на ликвидацию.
Но я даю вам величайший шанс.
Я устраиваю перформанс и акцию.
Я поставлю лучшего «Гамлета»
В истории человечества.
Во славу партии,
Лидера
И новой Вечности.
Все актеры получат второй хафефлокен.
После чего займёмся генеральной уборкой»
Завезли сто тонн хлорки.
Плохое начало театрального сезона.
Зона есть зона есть зона есть зона.
Периметр, пулемёты на вышках.
Где уж тут думать о высшем.
Звёздное небо спрятано внутри нас,
И надёжно,
Чтобы при обыске Карл или Ганс
Ничего не нашли.
Не раскрасили красными волнами.
Не сожгли в теслятнике молнией.
Мне достался Полоний.
Режиссёр, герр Рамме, мне объяснил:
«Ты — не старый осёл,
Ты предводитель тайных сил,
Пытающихся взять власть на континенте.
В текущем моменте
Ты разрываешь датский престол
Между Одином и Христом.
Сеешь смуту,
Ждешь армию викингов.
Имитируешь смерть,
Зелье монаха выпив».
Я отвечаю: «Герр комендант,
Я понимаю, мышление клиповое
Порождает в мозгах свинячий вюрст.
В конце концов, всё решает вкус.
Но Полоний…
Это же несчастный старик.
Дочь — ебанашка.
Сынка — парижский фрик.
Может, решим его в стиле театра кабуки?
Маска отца?
Из крапивы рубашка?
Куплеты, акробатика, фрашки?
Все эти штуки?»
Он задумался, заволновался
И на секунду меня упустил из виду.
Что мне Гекуба…
С портрета герр Лидер
Смотрел сквозь чёлку,
Как я чётко и методично
Разбиваю башку Окурка
Ребром чёрного куба,
Служившего герру Рамме
В качестве пресс-папье.
Хотел бы я написать,
Что тут Фортинбрас подоспел,
Что мы повели на расстрел
Наших тюремщиков- театралов,
Что «Гамлет» наш завершился правильно,
Что мы увидели завтрашний
Утренний свет.
Но — нет.
КАЛАМИТА
Когда-то здесь гавань была.
Швартовались триремы,
Грузились зерном и мёдом.
Её уничтожило море.
А тут — крепостная стена,
Защищавшая город
От всадников чёрной степи.
Её уничтожил ветер.
Всегда — существовала зима.
Ветров ледяные оковы,
Безумные крики шторма.
От неё ничего не осталось
Мозаика осени.
Медовая летняя тяжесть.
Весна убегающий мальчик
Весна поцелуй лепестка
Дикой розы.
Зёрнышки на причале.
Юрий Смирнов — родился в 1973 году в Кировограде, учился в Харьковском государственном университете (биология) и Кировоградском педагогическом университете (русская филология). Работает в кино- и телесценаристике. Среди авторских работ – сериалы «Синдром дракона», «Костоправ», «Доктор Анна», «Горе от ума». Ранее публиковался в журнале «Новый мир», альманахе «Конец Эпохи», журналах «Идиотъ», «Аврора», «Юность», «Литерратура», сайте «Формаслов» и др. Один из авторов книги «Русские верлибры» (2019, вместе с Д. Даниловым и И. Карауловым). В 2020 году вышла первая сольная книга «Вселенная Неформат». Победитель Григорьевской поэтической премии 2015 года, лауреат фестиваля драматургии «Любимовка» 2018 года.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
