Чанцев А. Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка. — Спб., «Алетейя», 2020. — 724 с.
Очень важная и ответственная задача говорить автору о его же произведении через призму своего личного взгляда. При жизни, прямо и открыто. Всегда приятно иметь дело с хорошей литературой, грамотно выстроенной и точенной литературной формой. Все, что найдет читатель под обложкой новой книги Александра Чанцева — «Ижицы на сюртуке из снов», — «росло» и «развивалось» на протяжении, по меньшей мере, пяти лет!
Образ писателя и критика Александра Чанцева ассоциируется у меня со знаменитым пушкинским четверостишием:
Воды глубокие
Плавно текут.
Люди премудрые
Тихо живут.
Оберто́ны (нем. ober — высокий, Ton — звук) в акустике — призвуки, входящие в спектр музыкального звука; высота обертонов выше основного тона. При звуке высоких нот, которые мне слышатся в «Ижицах», вспоминается что-то такое из Давида Самойлова:
О, как я поздно понял,
Зачем я существую!
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую
И что порой напрасно
Давал страстям улечься!..
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься…
Талантливая во всех смыслах книга Чанцева заслуживает не менее талантливого читателя, внимание которого привлечет «конфетти» из, как сказано в аннотации, «современной литературы или классики, книг на английском или переводных, нонконформизм или традиционализм, книг о музыке, каталогов выставок», etc. Но, самое интересное, что за пестротой конфетти или неоновых огоньков тем скрывается глубинная суть.
«Ижицы на сюртуке из снов» я читал дважды: один раз по поводу интервью с автором (фаза неглубокого сна) и второй раз, по причине написания данной статьи (фаза глубокого сна). Здесь автор этих строк проводит параллель с сюртучным названием снов. Уверенно можно сказать, что выход этой книги — событие для современной литературной критики. Книга весьма интересна, и цепляет с первых страниц. Это вовсе не утомительное чтение — читателю не придется спать, как в университете студенту на паре — писатель не хуже энциклопедиста Умберто Эко, все хорошо разложит «по полочкам», по местам, заинтересует, покажет детальное знание предмета.
Александр — профессиональный литератор, а профессия по Мураками, должна изначально быть актом любви, и никак не браком по расчету. Вспомним, и у Лидии Гинзбург: «высокий профессионализм — обращенное в профессию творчество».
Каждой буквой «Ижиц» Чанцев остается верен своему призванию и хранит любовь к русской культуре и языку. При этом, его нельзя назвать «оголтелым» западником — Чанцев — мультикультуралист, для него важен не только русский, но и мировой культурный контекст, которые вместе дают интересное созвучие. Причем, Запад — для него всего лишь часть света, не своеобразная «Мекка», куда стремятся все оглашенные. Для него Восток — Мекка. Чанцев известен своим неподдельным интересом к японской культуре.
А. Чанцев возводит занятие литературной критики в разряд элитарной. Если раньше «цветом» литературной критики были Белинский, Добролюбов, Писарев, то среди современных российских литераторов найдется, пожалуй, с десяток достойных имен, одно из которых — Александр Чанцев.
Ольга Балла в статье «Быть Чанцевым» отмечает: «Увы: на бесконечно интригующий (по крайней мере, для пишущей эти строки) вопрос — а именно, на вопрос о том, «как возможен Чанцев» — книга нам не ответит. Скорее всего, потому, что ответа на этот вопрос попросту не существует: Александр Чанцев — воплощённая невозможность, таких вообще-то (почти) не бывает. Зато она способна дать интересующимся некоторый материал для ответа на (интригующий не менее бесконечно) вопрос, как Чанцев устроен, — если угодно, как интеллектуальное предприятие. Потому что он, несомненно, чего бы сам о себе ни думал — предприятие, и многостороннее. За всем поражающим обилием его интересов должен же стоять если не план, то некая, поверхностному взгляду незаметная, система. Всё, Чанцева занимающее, несомненно образует цельность — не только стилистическую, но и смысловую, — и в этой цельности удерживается, — хотя легко допускаю, что специальной задачей он себе этого не ставит».
«Почему уже неудобно сказать «я интеллигент»? Потому что это все равно что сказать «я хороший человек»», — пишет Михаил Гаспаров. Поэтому, скажем, с уверенностью мы — да, Чанцев — настоящий интеллигент.
Можно ли назвать новую книгу Чанцева философским трактатом? Думается, что вполне. Чанцев шире рамок литературной критики, как несомненно большое явление. Он постоянно заглядывает то в область литературы, то философии, то психологии, и далее, по списку…
Чанцев — библиофил? Думаю, что да. «Читатели и библиофилы — такие же разные люди, как жизнелюбы и человеколюбы» (М. Гаспаров). Мне нравится эта черта в литературных критиках — гуманизм. Она хороша у Игоря Сухих, хороша и свежа у Чанцева.
На протяжении 724 страничной книги приводится такое количество наблюдений, максим, в духе Ларошфуко, что впечатлений от книги хватает с избытком. Если что-то Чанцев и утверждает по ходу «Ижиц», то делает это очень деликатно, филигранно и умело. В тексте, как во сне, присутствуют полутона и смелые, подчас неожиданные утверждения, вроде этого — «Те, кто деградируют, теряют детско-юношескую красоту, иные же — с годами ее приобретают». Как вам, а? Казалось бы, энциклопедисты остались только в древних сказаниях и былинах, не иначе. После смерти Бориса Дубина и Ильи Кормильцева, мне казалось, что место энциклопедиста в России долго и беспросветно вакантно, но, нет, к моему счастью и удивлению, я глубоко ошибался. Проблема нашего мира, на мой взгляд, заключается в том, что мы не всегда знаем наших талантливых современников, не менее талантливых, чем многие известные лица, которых нам регулярно навязывает масс-медиа.
Каждая статья «Ижиц» — глубокий, зрелый анализ, проживание жизни автора, его произведений, а не только обилия цитат. Кстати, цитаты в книге, словно вишенки на торте, которые ласкают взор своего преданного читателя. Для Чанцева характерна сопричастность действу, а не просто холодная отстраненность. Ему, как гуру, веришь, в целом, и во все его суждения, в частности. Его начитанность — это не желание выпендриться, а попытка поделиться сокровенным. «И, если есть порох, дай огня. Вот так», вспомним «Кукушку» Цоя.
«Откуда эта потребность подбирать чужие слова? Свои слова никогда не могут удовлетворить; требования, к ним предъявляемые, равны бесконечности. Чужие слова всегда находка — их берут такими, какие они есть; их всё равно нельзя улучшить и переделать. Чужие слова, хотя бы отдалённо и неточно выражающие нашу мысль, действуют, как откровение или как давно искомая и обретённая формула. Отсюда обаяние эпиграфов и цитат», — писала гениальная Лидия Яковлевна Гинзбург. С обаянием от текстов Чанцева, и без цитат, все нормально.
Наверное, книга — это всегда «мина замедленного действия». Она выстрелит, в самый непредсказуемый момент, когда читатель будет готов, и поднимет ее с полки. Вот, только, к сожалению, понятие «широкий читатель» уходит и читателей больших по объему книг скоро занесут в Красную книгу. В этом смысле, Чанцев предпринимает рискованный шаг — издает весомый и по объему, и по весу, том «Ижиц» в жанре нон-фикшн, рассчитанный, как мы уже говорили, на внимательного читателя с похожими, как и у автора, жизненными установками.
Я думаю, что пройдет много лет, а шаг, сделанный Чанцевым, будет оправданным и верным, поскольку этот труд — не очередная макулатура или графомания — это совсем про другое.
Заслуживает уважения тот факт, что несмотря на все препятствия, которые встречает культура/искусство в современном мире, некоторыми людьми, «подвижниками», движет интерес и желание писать, а если писать, значит, думать, а если думать, значит по Декарту, и существовать.
Отдельного упоминания достойны названия глав, о которых еще писал классик — Леонид Юзефович в своем фейсбуке: Шанхайская Жанна д’Арк («Кэмпэйтай (японская секретная служба)» Р. Дикона); Поддельные люди («Город знакомых незнакомцев» И. Чхве); Собаки, возьмите к себе человека («Рассказы о животных» С. Солоуха); Шоколадные шпалы («Петруша и комар» И. Левшина); Принцип всеединого музея («Русский космизм» Б. Гройса); Дело седых детей («Жития убиенных художников» А. Бренера); Новые лишние («Потерял слепой дуду» А. Григоренко); Нормативы божеские («Июнь» Д. Быкова); Мак и больница для ангелов («Кормильцев» А. Кушнира); Ангелы в шинелях («Тайнозритель» М. Гуреева); Терракотовый ветер («Чувство моря» У. Новы).
Феномена Чанцева мы, увы, не разгадали, но мы можем, как и все его преданные читатели, восторгаться его мастерством.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
