рассказ
Мальчик-с-Пальчик
Однажды Мальчик-с-Пальчик сказал своим братьям:
— Братья мои! Я подслушал разговор родителей. Им не дают новый кредит, потому что у них слишком много детей. Они решили отвезти нас в лес и скормить диким зверям. Ежам, павианам, бабуинам. А потом им дадут кредит, и они новых детей сделают.
Братья зарыдали. Один из них (самый глупый) сказал:
— А может, ты ошибся, и мы просто едем всей семьёй на вылазку, как обычно?
Но все на него зашикали, потому что явный дурак. И стали спрашивать Мальчика-с-Пальчика, что им делать.
— Я придумал! — отвечал Мальчик. — Мы сделаем вид, что ничего не знаем. Поедем в лес, как обычно. Я подмешаю родителям в пиво сонный порошок клофелин. И когда они уснут, мы сбежим.
— Сбежим — и что? — спросил самый глупый брат.
— И будем жить дикарями. Питаться станем ягодами и листьями. А потом родители получат кредит, а мы раз — и вернёмся.
Так они и сделали. В воскресенье вся семья отправилась в лес, во время привала родители выпили пива и уснули. А Мальчик-с-Пальчик увёл братьев в чащу.
Они всё шли и шли, как вдруг увидели домик с огородом.
— Здесь живут люди! Мы можем попросить их о помощи, — вскричал Мальчик-с-Пальчик. — Я сам поговорю с ними.
И он храбро постучал в дверь домика. Ему открыла приятная полная женщина в переднике.
— Тётя, мы заблудились и кушать хотим, — захныкал Мальчик-с-Пальчик. — Нельзя ли переночевать у вас во дворе?
Женщина, конечно же, впустила их в дом и угостила супом. А Мальчик-с-Пальчик тем временем всё рассмотрел и шёпотом рассказывает братьям:
— Это не просто тётя, это Людоедка. У неё забор с обратной стороны украшен головой мёртвой Барби. Она нас хочет откормить и съесть. Нам надо бежать.
— Но у нас уже нет сил бежать, — взмолились братья. — Пусть она нас съест, раз уж мы никому не нужны.
— Мы вернёмся к нашим спящим родителям. Я дорогу по GPS найду. Родители уже получили смс, что тётя Лотта умерла и оставила им в наследство много денег. Скорее всего, они обойдутся без кредита.
Обрадованные дети вскочили, оттолкнули от двери женщину в переднике и понеслись за Мальчиком-с-Пальчиком. Они бежали что было сил, но родителей нашли только когда стемнело. Мама и папа лежали неподвижно, с закрытыми глазами.
— Мы опоздали. Они умерли от горя, — скорбно произнёс Мальчик-с-Пальчик. — Мы должны их похоронить.
Его братья зарыдали, а самый глупый бросился к маме и начал её трясти:
— Мама, мама, вставай! Всё уже хорошо: тётя Лотта умерла, а Людоедку мы побили!
И мама действительно проснулась и сказала:
— О боже, уже ночь, а мы тут дрыхнем! Серёжа, просыпайся! Давай домой скорей, дети голодные.
Папа проснулся тоже и пошёл заводить автомобиль. Братья Мальчика-с-Пальчика плакали от счастья, а сам Мальчик-с-Пальчик улыбался. Он умел находить выход из любой ситуации.
Синяя Борода
Одна умная девушка решила выйти замуж за мужика с синей бородой. Но поскольку она была правда умная, девушка нагуглила спойлеров и выяснила: всё будет классно, пока она не зайдёт в запретную маленькую комнату, полную трупов.
«Фигня делов! — сказала себе девушка. — Просто не пойду в эту комнату — и всё».
И они поженились, и всё было прекрасно, только девушка никак не могла понять, куда не надо ходить.
И так, и сяк она Синюю Бороду расспрашивала. А он улыбается хитро и отвечает: да ходи куда хочешь. Девушка и в карманах у него искала, и в телефоне, и всё порево в компе отсмотрела, как пионерка. А где трупы, непонятно.
«А вот не было бы у него синей бороды, так ты б не заморачивалась», — сказала ей сестрица Анна.
«А и точно!» — подумала девушка и решила мужу бороду тайком сбрить. До ночи точила бритву, потом мужа ублажила, спать уложила и принялась брить.
А брить в темноте сложно! То одно попадётся, то другое, то бритва застрянет так, что простыню не отстирать. И стало девушке страшно.
Заперла она комнату с мужиком без бороды на ключ. И кричит:
— Сестрица моя Анна! Посмотри, нет ли во дворе полиции какой-нибудь!
А Анна ей отвечает:
— Как же я посмотрю, сестрица, если ты мне в детстве глазки выколола, чтоб я варенье не нашла.
— Ну ладно, — отвечает умная девушка. — Тогда я пойду замуж снова. Дверь в спальню только не отпирай.
Каша из топора
— А топор когда есть будем?
Солдат попробовал топорище на зуб.
— Нет, не доварился. Возьму с собой, в дороге доварю.
Он ловко обвязал топорик шнурком и приспособил петельку подмышкой.
— В дороге… Ну какой же ты молодец, а! — старуха смотрела на солдата ласково. — И кашу сочинил из ничего, и масло найти помог, и топор в дороге доваришь. Нет, ты просто талант!
— Да ладно! — смущённо отвечал солдат. Ему вдруг стало жарко и стыдно.
— Да ты кушай, кушай кашку! — уговаривала старуха.
— Спасибо, сытый. Мне же надо идти.
— А куда тебе надо? — заботливо спросила старуха.
И вдруг солдат понял, что не помнит. Идти точно надо, но куда? А откуда он пришёл? Так, давайте-ка по порядку: в детстве он… Вот чёрт, ничего! Ничего не вспоминается!
Неожиданно в дверь постучали. Старуха бросилась открывать дверь, но на пороге никого не было.
— Входите, входите, — сказала она в пустоту и пояснила солдату: — Это мои двенадцать братьев, они же лебеди, они же месяцы. Что, не видишь их? Ну, это пока. Ты кушай кашку-то. Братья у меня не едят.
Солдат поморгал и вдруг увидел какой-то жуткий силуэт — словно бы прозрачная фигура человека со сломанной шеей. Старуха проследила за его взглядом и сказала тихо:
— Сгинь!
Силуэт пропал.
— Вот не хотела же тебя кормить, — сочувственно сказала старуха. — Объясняла же: нет у меня человеческой еды. А ты такой умный, да? А ты такой «а если найду»? Теперь придётся тебя в бане парить.
Солдат хотел отказываться, но рот ему залепила каша.
— И куда потом тебя девать? — рассуждала старуха. — На цепь разве что. Петь хоть умеешь?
Солдат невнятно промычал. Старуха вздохнула.
— Ну ладно. Раздевайся догола. Стой, стой, дай-ка топорик у тебя заберу. Сыроват он ещё.
Президент
— Три высших образования, все европейские. Жена манекенщица с индоевропейским уклоном. Патриот. Вот, вроде бы, и всё, — блондин шикарно улыбнулся Шляхову.
— Скажите, а недостатки у Вас есть? — мрачно спросил Шляхов.
— О, только один… Страстно люблю гречневую кашу, — блондин смущённо подмигнул Шляхову и уставился на него вопросительно.
— Спасибо, вы можете идти, мы с вами свяжемся. Хотя нет, постойте. Скажите, много там людей ещё в коридоре?
— Кажется, двое, — любезно ответил блондин. — За мной занимала девушка, но она убежала на рынок, там какие-то скидки.
— Спасибо. Скажите следующему, что я позову.
Блондин вышел, а Шляхов уронил голову на стол.
— Два месяца, Дима! — сказал он тихо. — Два месяца мы ищем, а толку ноль. Ни у кого нет адекватного должности Президента пакета недостатков. Либо роботы, либо ангелы. Кошечки! Грудастые блондинки! Вискарик! Или (он презрительно кивнул в сторону двери) гречечка.
— Ну успокойся, Саш, — умиротворяюще пророкотал Лавринов. — Ещё сегодня будут два человека. А на девушку эту… Ты время не трать, ну её. Она в лифте пыталась мне «Фаберлик» продать.
Шляхов хохотнул.
— Ладно, зови следующего.
Следующий оказался тупым культуристом со страстью к собиранию предметов старины:
— Как увижу куклу или ложку — аж трусит меня! — убедительно говорил он.
Шляхов почувствовал, что сил у него не осталось.
— Спасибо, вы можете идти, мы с вами свяжемся, — привычно произнёс он. — Позовите следующего.
А вот следующий оказался интересным. Он явился на собеседование в приспущенных тренировочных штанах и грязной майке.
— Женя меня зовут, — представился претендент застенчиво.
— Евгений, резюме Ваше я вижу, Вы разнорабочий, стаж 2 года, холост, судимость за хулиганство. Простите, у нас мало времени, поэтому я сразу спрошу о недостатках.
— Ну… — Женя застенчиво помял майку на груди. — Убить хочу.
— Кого?
— Всех убить хочу. Вот, думаю, если возьмут в Президенты, сразу попрошу такую штуку, которая одним ударом полэтажа сносит. И буду стрелять на поражение.
Шляхов уставился на Женю, не веря своим глазам. Неужели такое бывает?
— Скажите, — медленно начал он, — а вы не могли бы приступить к выполнению обязанностей прямо…
В дверь без стука ворвался Олейник:
— Ша! Прекращайте собеседование! Это робот, из кухни удрал и шалит.
Шляхов завыл.
— Сергей, ты переутомился. Давай на сегодня всё, а? — осторожно спросил Лавринов.
— А может, всё-таки возьмёте? — Женя смотрел весело и зло. — Я талантливый.
Девочка, которая наступила на хлеб
Вы, конечно, слышали о девочке, которая наступила на хлеб и провалилась в ад.
Так вот, это был не хлеб, вернее, не совсем хлеб.
Это был её роман ноунейм, который она несла в издательство, чтобы продать. По слухам, издательство покупало любые фантастические роман и все выпускало от имени некого Гила Неймана. В результате Гил был чудовищно продуктивен и писал по роману в неделю.
Девочка знала, что понты дороже денег, и не хотела испачкать свои жёлтенькие ботиночки. Кроме того, роман был на флэшке, так что без распечатки можно было обойтись. Поэтому она просто бросила в грязную лужу пачку бумаги и наступила на неё.
Из лужи высунулась когтистая лапа, ухватила девочку за щиколотку и потащила вниз. Непонятно, как это произошло и почему девочка не кричала. Она просто погрузилась в булькающую грязь и очутилась в комнате.
Внутри сидела уйма маленьких тихих женщин — каждая в шали и с трубкой, у каждой чашка чаю и маленький ножик. Перед женщинами лежали страницы девочкиного романа.
— Ошибка! Ошибка! — повторяли женщины, чиркая ножиками по страницам. И на коже девочки появлялись разрезы — галочки, лямбды, петельки, буквы и слова.
— Ну прекратите! — взмолилась девочка. — Что вы делаете?
— Они правят твой роман, — печально ответил маленький чёртик, сидевший в клетке над камином.
— Да не надо его править! Там всё правильно! — рассердилась девочка.
— До правильного ещё далеко, — тихо сказал чёрт.
И так продолжалось вечность или две вечности. Ошибок было много, женщины полностью исчёркали листы. В особенно грязных местах они даже потирали радостно руки и вгрызались остренькими зубками в бумагу.
Наконец женщины отложили листы. Девочка обессиленно опустилась на пол.
— Что теперь? — спросила девочка у чёрта в клетке. — Меня отпустят?
— Что ты! Сейчас начнётся редактирование.
Девочка боялась редактирования, но поначалу ей даже понравилось. Редакторы были мужчины, они улыбались девочке, а она улыбалась в ответ.
Всё было хорошо, пока один из мужчин не ударил девочку кастетом в лицо. От боли и неожиданности она упала, но сразу же поднялась.
— Что он делает? — спросила девочка у большой настольной черепахи.
— Правит, — равнодушно отвечала черепаха. Девочка сердито посмотрела на ударившего её редактора и тут же получила толчок в спину от другого.
— Скажите, а после редакторов уже никого не будет? — спросила девочка у черепахи.
— Как это — никого? Потом вторая корректура, а потом верстать начнут. Но самое трудное — потом, после выпуска.
— Что же тогда? — обессиленно спросила девочка.
Черепаха указала на портрет огнедышащего дракона в пещере и промолвила:
— Читатели!
— Но я не хочу, я пошутила, я передумала! — закричала девочка. — Я не хочу издавать роман. Я от него отрекаюсь.
Редактор, собиравшийся ударить девочку в живот, замер и недовольно посмотрел на неё. И тогда вдруг послышались голоса. Голоса ругали девочку за то, что она не издала роман, укоряли её в глупости и лени. Они становились всё громче, взрывали уши, выжигали мозг и ползали по глазам. Время тянулось медленно, но несколько лет спустя девочка услышала:
— Всё.
И голоса умолкли. Искалеченная и безумная, девочка замерла в пустоте.
— А… А что теперь? — спросила она недоверчиво.
— Иди и устройся работать в супермаркет.
И девочка пошла и работала в супермаркете долго и счастливо, только буквы на клавиатуре заклеила — на всякий случай.
Кошка
— Ну, говори.
Он оглянулся, но сзади никого не было. Только эта кошка перед ним.
— Ну давай, говори свои желания!
Да, сомнений не было: говорила кошка. А почему бы и нет? Откуда-то предки взяли же этих щук волшебных, яблонек. Может, и правда?
— Это ты мне? — неловко переспросил он и тут же подумал: допился.
Кошка кивнула.
— А… а ты исполнишь? А сколько желаний? А какие ограничения?
— Сколько хочешь, — улыбнулась кошка.
Вот дьявол, как невовремя, у него же электричка, а если не успеть, час ещё торчать на пустом вокзале. И вообще. Кошки не говорят. Кошки не исполняют желания.
Кошка развернулась и стала уходить.
— Эй! Постой! Я ничего, я пошутил! — заорал он.
Кошка обернулась:
— Ну?
— Сейчас… Денег! Много! Бесконечный запас!
Он почувствовал, что карманы наполнились бумажками. Каким-то образом стало понятно, что на зарплатный счет стремительно прибывают деньги, много, миллионы, миллиарды…
— Всё, — вдруг сказала кошка.
Как — всё?
— Всё, доллар ты обвалил. И вообще экономику обвалил, — и, довольная, стала вылизываться.
— А… а что теперь будет?
— Не знаю. Что-то будет. А больше ты ничего не хочешь?
Он вдруг как-то глупо успокоился. Стало понятно, почему все всегда ошибаются с этими желаниями. Совершенно невозможно думать. Трясёт. Турбулентность.
— Путешествовать хочу, — сказал он тоном капризного ребёнка.
И перед глазами замелькали улицы, двери, крыши, Парфенон, Стена Плача, Стоун-Хендж, затопал карнавал в Рио-де-Жанейро, бешено захлюпало море, обожгло льдом, потом жаром… Ему в лицо хохотала Мона Лиза и почему-то взрывался дракон, и снова, и опять, самолёты, поезда, фрески, гостиницы. Облако набилось ему в рот, и он замотал головой.
— Напутешествовался? — кошка явно хихикнула. — А ещё чего хочешь?
— Ну… наслаждений… — почему-то он смущался кошки.
И его мокрые грязные ноги очутились в тазу с горячей водой. Три голые японки со связанными коленями гладили его ступни пальцами и грудями, заливали в горло неразбавленный джин, раздевали и ласкали. Он бесконечное количество раз вскипал и испарялся, взрывался, растекался золотой сладостью, пока не понял, что знает каждое будущее движение, каждую свою реакцию. Ему захотелось что-то изменить, но японки, мурлыча и постанывая, продолжали его ласкать.
— Нет, не так…
— А как?
И он снова стоял в посадке возле вокзала. Кошка лениво жмурилась.
Кошек он не любил.
— Знаешь что, хочу быть снова молодым. И худым!
Он продолжал стоять в посадке, но брюшко исчезло, волосы отросли и всё такое. Он осмотрел себя. Почему-то всё это не радовало. Какой-то он дрыщ. И угри. И…
— Я как-то лучше был в молодости!
Кошка презрительно отвернулась, а ему стало так тоскливо, отвратительно.
— Хочу вернуться в детство, — выпалил он и тут же пожалел, но всё уже произошло, и было много воздуха и света, и цвели какие-то розы, и к нему шла совсем юная мама, гораздо младше его самого.
Он хотел закричать: мама, мама, пойдём отсюда, здесь шлёпают и мало радостей, здесь старость и смерть, но мама это наверняка знала, она же взрослая.
— Малыш, хочешь персик?
— Нет! — зло крикнул он.
— Ну нет так нет, — ответила кошка. — А ещё у тебя есть желания?
Уже шумела приближающаяся электричка, и он обреченно сказал:
— Ладно. Хочу кошку.
Снотворное
Сева очень не любил мыть посуду. И делать уроки не любил. И когда ему встретился добрый волшебник (а всем нам время от времени встречаются волшебники), Сева попросил избавить его от всех жизненных обязанностей.
«Но ведь всё в твоей голове!» — уклончиво промолвил волшебник и свалил исполнять желания других детей. А Сева полез в голову и начал копаться.
В голове были страхи, желания, надежды и мелкие подлости. Отлепив один страх от другого, Сева обнаружил крохотного мальчика Алёшу, который любил мыть полы, посуду и руки. Внутри подсохшего желания нашёлся Макар, любивший учиться. В полости подлости сидел Виталик, здорово целовавший старых тетушек и уступавший всем место в транспорте.
— Вот здорово! — воскликнул Сева. — Вот вы всё и будете делать. А меня будите для удовольствий.
Мальчики со всем справлялись, а Сева просыпался только по праздникам. Ему уже начал приедаться ежедневный наполеон. И тут вдруг Севу будят:
— Проснись, проснись, сейчас сексом будешь заниматься!
Сева обрадовался: всё-таки что-то новое. Посмотрел на девушку и говорит:
— Да вы охренели! Ей же лет 40. Я не могу, она старше мамы. Идите в жопу, я спать, будите только для реальных удовольствий.
И так он спит, спит. Как-то раз мальчики ему говорят:
— Сев, проснись. У тебя сын родился.
Сева обрадовался, проснулся. Посмотрел на младенца и говорит:
— Чё-то он на меня не похож. Это вообще чей сын? Ты, Макар, постарался? Или Алёшка?
— Да мы все участвовали, — ухмыляется Виталик.
Сева плюнул и уснул снова.
Спит да спит. Никто его не беспокоит.
— Да что ж такое, — думает. — Сами, небось, наслаждаются там.
Проснулся. А Алёшка ему говорит:
— Да спи уже, чего там. Макар уже за тебя отмучался.
— Это что, я умер, выходит?
— Ну да.
Сева как проснётся, как заорёт:
— Мама, я умер, я умер!
Рыдает. А мама ему:
— Ну что ты выдумываешь. Это чтоб тарелки не мыть? Ладно уж, сама помою.
Конец
Игорь долго ехал в пустом грязном вагоне поезда и не думал ни о чём. Ему было даже странно, но ни одна мысль не приходила в голову. Но когда поезд остановился, стало ясно: надо выходить.
На платформе толпились люди с мешками и сумками, а к Игорю бежала добрая фея.
— Привет, Игорь.
Пахло от неё незабудками, болотом и псиной, глаза были добрые, руки полные, а воротник белоснежный. Фея.
— Здравствуй, тётя Валя, — сказал Игорь.
— Пойдём. Хорошо, что ты такой.
— Какой — такой?
— Нетяжёлый.
Игорь и Валя пошли через рощу, потом через луг. Валя всё время сворачивала, и Игорь уже испугался, что не сможет найти обратную дорогу: подожди, как это, три раза налево, два раза направо, потом прямо, потом немножко назад и опять налево… Но они уже подошли к дому.
Дом был бревенчатый, с двускатной крышей и высоким крытым крыльцом. В сенях было грязно, стояли вёдра с чем-то чёрным, пыль столбом. На полу почему-то валялась разбитая тарелка с недоеденными макаронами.
— Проходи, проходи, не стой тут! — прикрикнула Валя, и Игорь вошёл в комнату.
Там было неожиданно чисто и уютно: деревянная обшивка на стенах, деревянный пол, большие окна с льняными шторами.
— Садись. Я тебе ножки помою.
Игорь пытался сопротивляться, но Валя ловко усадила его на стул, стащила с него ботинки и окунула его ступни в грязное ведро. Почему-то всё это было приятно, и ноги не пачкались от жидкой грязи, и голова светлела.
— Ноги мыть и воду пить, — глупым голосом сказал Игорь.
— Не надо воду пить. Сейчас ужинать будем.
Стол уже был накрыт, и Игорь вдруг понял, что ужасно голоден. Валя быстро принесла дымящуюся тарелку. В тарелке была манная каша. С пенками.
— Нет-нет-нет, я не буду, — Игорь хотел уже вскочить, но Валя мягкой лапой решительно усадила его на место.
— Ешь.
Каша была омерзительна.
— Тётя Валя, а ты почему не ешь?
— Я такое не ем. Я лотос ем.
— Лотос?
— Ну, нормальный лотос, обычный. Ты ешь давай, а я тебе сказку расскажу.
Тётя Валя начала рассказывать что-то бесконечное. В этой истории была милая девушка, которая оказывалась переодетой Бабой-Ягой, три золотых волоса, державшие грозную зубастую собаку, которая сожрёт весь мир, если её отпустить. Были три брата — с красной бородой, с жёлтой и с синей. Был голубоглазый глупыш, всем всё прощавший. Было яйцо, внутри которого на сене спал котёнок. Была корова в вышитой кофточке и жареная змея с аджикой.
Незаметно Игорь задремал и проснулся только тогда, когда клюнул носом манную кашу. Тётя Валя тоже спала, сидя на стуле, и была она почему-то юная и худенькая, беззащитная. Игорю стало стыдно. Он поднялся и потеребил Валю за плечо, но та потеряла равновесие, начала валиться в сторону, и Игорь подхватил её на руки. Валя оказалась неожиданно лёгкой и горячей. Игорь усадил Валю в кресло, и она сонно пробормотала:
— Ну ты даёшь, хуже шёлкового шнурка.
А потом окончательно проснулась, заморгала, разулыбалась и снова стала рассказывать — о великанах, на головах которых стояли небоскрёбы, о прекрасном принце с кудрявыми локонами на ногах, об очень глупом писателе, о забывчивом рыцаре, о девушке, наплакавшей озеро, да мало ли ещё о чём.
Игорю стало совсем хорошо и спокойно.
— Валя, — сонно пробормотал он — я хочу остаться с тобой.
Валя вдруг странно улыбнулась:
— Знаешь что… Сделай для меня одну вещь.
Она протянула Игорю ладонь с цветком лотоса:
— Вдохни!
Игорь потянул носом воздух. И всё стало белым, холодным и горьким. И хирург сказал:
— Ну всё, дышит. Значит, будет жить.