Иван Чудаков ‖ Аффекты

Пастух

Спускаясь по тропе в заливаемую солнечным светом балочку, я невольно ощутил озноб от тумана, притаившегося в густых зарослях тёрна и бузины. С освещённой тропы проглядеть скрывающуюся в гуще темь не просто: что там хрустнуло веткой, отрывисто цокнуло, крякнуло, шелохнуло опавшей прошлогодней листвой. А тропинка всё тянется вниз, переходя на скачкообразный шаг по скользкому склону. На другой стороне оврага где-то на ветке застрекотала сорока, перелетела подальше в вершину балки, скрылась в ветвях. Вчерашний майский дождь всячески постарался, чтобы сегодняшняя глина налипала на подошву растущими каблуками, в которых спускаться по склону оврага одно удовольствие. И опять шелест листвы, уже впереди — интересно, что потревожило птицу? Я-то знаю, что в здешних краях водится всякое, и пусть где-то там, откуда я иду, слышен гул машин на автостраде, отойдя всего на километр от трассы, начинаешь чувствовать себя прям-таки Адамом на ковре у Господа после грехопадения.

Вот она, дикая природа! Кто она или что значит для человека эта нирвана неандертальца-отшельника в шаговой доступности от цивилизации? Хрустнула ветка, и что-то выкатилось на тропу в метрах двадцати впереди меня.

Да это же заяц, вот вислоухий, напугал! А он знай себе пощипывает молодой пырей — это такая травка, её все животные едят, присмотритесь к своему любимцу, если он у вас есть, ну если нет, так на слово поверьте. И главное, на меня совсем внимания не обращает, но, вижу, косится, скок-поскок, хвостиком только подмигивает, мол, не боюсь я тебя, — ах ты косой!.. И тут практически из-под ног вспорхнула перепёлка или фазаниха, — ну её! — и заяц шементом в кусты, вроде бы и не было его совсем. Вот так здесь всякая мелочь на тебя жути нагоняет.

В низине, среди деревьев, мне показалось тело и рога косули. Да, не показалось. Я поднялся из оврага, перейдя на его противоположный склон, и увидел небольшое стадо домашних коров, пасущихся среди редких невысоких скрюченных деревьев, где островки зелени среди старняка выглядели весьма причудливо. Я отдышался, не то после подъёма, не то после впечатлений от общения с дикой природой. А впереди меня ждала не другая цивилизация, а скорей простодушная древность, эдакая монархия пастуха над анархией стада, коров, конечно.

Дядька Василь вынырнул из худой ещё тени клёна, узнал меня и махнул байдиком подойти. Всего двадцать лет забвения отделяли меня от вчерашнего юноши, который беззаботно мог рвануть навстречу всеми любимому в хуторе, сколько помню, вечному пастуху, — дальнему и в то же время близкому родственнику.

Аффекты

***

Я слышал щебетанье звёзд, сквозь дымку тумана, их настойчивое перемигивание, конец весны, конец мая. Впереди жаркое томление лета, быть может, пора отпусков и отдых жизни. Поэтому звёзды кричат в моей душе так отчаянно, на излёте надежды, веры в начало, в весну, в цветение, в вечность, в любовь.

***

Прошлым дождливым летом оставленная в огороде лопата проросла. Робкие кое-где обмёрзшие побеги започковались либо выбросили бледно зелёный лист, свёрнутый в трубочку с тлёй внутри вместо начинки. Смотрелось это всё жалко, нелепо, зло.

***

Солнечные лучи доставали мои глаза, я маялся под вербой, нависшей над водой и создавшей тень. Переливаясь в водной ряби, в прохладе воды, эти блики, отражаясь, слепили меня, а поплавок играл в прятки с моим вниманием.

***

Прижавшись лбом к холодному стеклу, наблюдаешь, как водные потоки струятся с той стороны. Дождь омывает всё, посещает сознание, сквозь частоту капель видишь мокрых прохожих на другой стороне улицы, спешащих в укрытие. Под твоими окнами непролазная лужа и не нужно отпрыгивать от окна, от совсем близко в погожий день мимо идущих. Да, слабому здоровью дождь вреден. Но я рад тебе.

***

Брошенный мимо урны окурок ещё тлел, его перекатывали с место на место потоки, струи лёгкого бриза, а прошлогодняя пожухлая трава вокруг остановки мечтала поскорей отмереть. Старый стебель и лист содержат в себе прошлогодние болезни, а всё ещё сырая земля после таянья снега сохраняет корни от огня. Но ни ёлочку, растущую в стороне, ни деревянный забор, ни старый барак притулившийся к самой дороге, где всё ещё живут пенсионеры, надеявшиеся на расселение, ни лесополосу, начинающуюся сразу за ним.

***

Я дул на озябшие руки февральского утра и гнал тучи мимо тоски. Серость, тяжесть, безмолвия хлопья ложились в крутые снега и выли, и пели натянуто в ветре, а там не хватало тепла. На солнечном пляже — пустые газеты, и в брошенном море — волна.

***

Мы говорили обо мне, нервно, почти шёпотом, хотя всё же далеко, чтобы омрачить мысли, переполненные мгновеньями лета, бриза, моря и одинокого паруса на горизонте, в море, на фотообоях. Делая вид, что дремлю в кресле, подвожу итоги суждения обо мне без меня, на виду, я просто заведую отделом кадров.

***

По широкому полю прокатывается волна, прогибая метёлки ковыля, переливаясь оттенками серебра, он волнует душу. Пасущееся неподалёку стадо коров мерно движется навстречу надвигающейся тени от облака. Изредка бросает свой клич степной орёл, кружащий в вышине, дальше солнце, словно застывшее в зените, а летний воздух движется, обнимает.

***

Солнце, скрывшееся за горизонт, отдало сумеркам мгновения, пока вечер, померкнув, перейдёт в ночь. Степь выключила звуки дневных птиц, на небе загораются первые звёзды, а болотная выпь где-то в заводи, пугая своим гуканьем окрестности, считает их появление. В западной части неба в вышине розовое облако всё ещё смотрит на солнце, тоска по ушедшему и неизбежность грядущего мгновеньем накатило, сжав сердце. На востоке из-за горизонта показалась луна, улыбка тронула уголки рта.