Лена Берсон ‖ Все-таки явь

***

Что-то темновато у нас,
Пустовато в доме на слом.
А младенец с детства юннат,
Возится с волом и ослом.

Был бы снег, светлей на снегу,
Я бы разглядела сынка.
Уберечь-то уберегу.
От чего, не знаю пока.

Вон следов упрямая нить
С остановки прямо сюда.
Как же мне его сохранить,
Чтоб не потерять никогда?

Принесли надежду и страх,
И мешок ненужных вещей.
Как его мне вырастить так,
Чтобы он не умер вообще?

У соседей ёлка зажглась.
А зачем им свет без тепла?
Если есть какая-то связь,
Я пока её не нашла.

Как спокойно спится ему.
Я-то ничего, ничего.
Почему я здесь, почему?
Подрастет, спрошу у него.

***

Она в подобных разбирается вещах.
Не навещала. А кого там навещать?
Ни «вместе выросли», ни «сыну тридцать лет».
А вы к такому-то?
Сейчас у них обед.

И не узнала бы, поди его узнай,
Когда он выцветший прихлебывает чай,
Когда он дышит то натужней, то слабей.
А кем он был, она не помнит, хоть убей.

О них никто не знал в военном городке,
Где так же близко всё, как пальцы на руке.
На склад ей розы приносил, ну не дебил?
И даже вешалку для плащика прибил.

Поймает за руку, прижмёт ее к себе,
Она ни «а» не может вымолвить, ни «бе».
В подвале душно, ну, на то он и лабаз,
И непонятно, что на улице сейчас.

Ему-то что уже, сиди вон у окна,
Баллоны с oxygen выдышивай до дна,
Смотри, как лампочка мигает на столбе,
А он долдонит: забери меня к себе.

Зима все спишет, как война или болезнь.
Не лезь, просила же, просила же, не лезь.
На пятнах высохших — больничная печать.
И забрала б его, да некуда забрать.

Следы-то по снегу, как чернь по серебру.
Не плачь, мой маленький, вернусь и заберу.

***

Ты б выбрала стариться и отекать,
Но все-таки явь.
Представь, что сейчас не январь, а декабрь,
Ноябрь, не январь.

И зная, что в праздник без ёлки никак
У края стола,
Ты б грелась за створками воротника
И санки везла.

Ты б так же с базара спешила к своим,
Как к свету Адвент,
Горячей рукою с кольцом ледяным
Хватаясь за дверь,

К стволу прижимаясь холодной щекой,
Берясь за пилу,
И таял бы вечер декабрьский, такой,
Как снег на полу.

Закат бы за дальней хрущевкой потух,
Как будто мешал
Заметить, что живы кораблик, пастух,
И птица, и шар.

И так постепенно огни бы зажглись
Везде, где темно.
Не смерть вместо жизни, не смерть и не жизнь;
Вдвоем, заодно.

Здесь дождь ударяет в оконную жесть,
Кораблик, плыви.
И праздник приходит, чтоб мучить и жечь
По праву любви.

***

То мать жалел, а то жалел отца,
Они не ладили.
Но всё-таки решили сфотаться
В Крыму, в Ливадии.
Они его вконец задергали,
Пока под пальмами
Другие дяденьки и тетеньки
Снимались парами.
Их нет, конечно, никого уже,
Ниче хорошего.
А он ходил влюблённый по уши
В экскурсоводшу их.
Она робела прямо ужас как
И шла на цыпочках
К скамейке Черчилля и Рузвельта
И… Тише, сыночка.
И мамин взгляд, внезапно ранящий,
Отцовский — будничный
Он помнит, но «не как вчера еще»,
А как бы в будущем:
Свой вид пожизненно заторканный,
Такой не лечится;
И ноги собственные тонкие,
И шорты в клеточку.
И как дорогою стошнит его
На эти шортики
После тяжёлой продолжительной,
Но жизни все-таки.

***

В любви, в метро, в тюрьме, в больнице ли,
Да где уже не важно ведь,
Везде сидим евангелистами,
Забывшими благую весть.
Гляди-ка, на снегу ни оттиска,
А как же ты дошла пешком
С тельцом, орлом, а лучше с котиком,
Чтоб было говорить о ком?
Теперь, смотри — все стало белое,
Что было черным, вот те на.
Ну трали-вали, врали-бегали,
А жизнь курила у окна.
Окно казалось нам скрижалями,
Смывая текст, текла вода.
Скажи, а ты картошку жарила
С горючим луком, как тогда?
Зачем же так безмолвно корчиться,
Чтоб просто выглядеть людьми,
Когда свидания закончатся
Под лампами анатоми,
Как если кто женат и замужем,
И мёртв, и гол, и непрощён,
Когда свидания нельзя уже,
А передачи все ещё.