***
Память бежит параллельно жизни
Чуть позади на могучих лапах,
Всматривается в ее детали,
Вслушивается в шумы и крики,
Запахи запоминает крепко.
Разум летит над ее дорогой,
Видит картину намного шире —
То отстает, то вперед заглянет.
Но иногда, вдруг деталь приметив,
Память опять допросив подробно,
Вдруг зависает над голым фактом
Или от запаха замирает,
В жизнь ударяется, вроде молний,
И восстает перпендикуляром,
Часто ложным.
***
От бабушек и дедов городских
деревьев не досталось никаких.
Посажена в их честь, растет в саду
сосна у всей округи на виду.
Родительский желтеет апельсин,
и розы посадил любимый сын,
и от сестры — две вишенки весной
цветут, цветут опять передо мной,
и круглый год плодами наделён
от прежнего хозяина лимон,
и от друзей подарки — вот, хурма,
сирень и виноград; и тень сама
меня находит в маленьком саду,
когда к гранату твоему иду.
***
Одной в саду за чашкой кофе
в осенний день,
(а в одиночестве я — профи,
как в знаках — тень,)
Смотреть, как дерево, окрепши
за прошлый год,
нет-нет да обнажит созревший
некрупный плод,
И вспоминать то время,
в целом,
как один день,
когда еще вещей хотелось,
а не людей.
Начало века
Нам не досталось тумаков от века,
вернее, от деяний человека.
Мы не застали Гитлеров уже,
мы скрылись на высоком этаже,
и ни в Афган не сверзлись, ни в Корею,
Хранила нас звезда Кассиопеи
или еще какая — не скажу.
(Я по себе, конечно же, сужу).
Мы проскочили, кажется, по суше,
и сохранили вымокшие души,
когда вода поднялась на беду.
И вот теперь мы, наконец, в аду,
и, кажется, припомнят всё, что мимо
нас пронеслось, что не попало в нас,
что сберегло нам время про запас
и настигает так неумолимо.
***
Была дальнозорка, теперь близорука,
такая проруха нашла на старуху.
И падала, и ушибалась — прощали,
до свадьбы, авось, заживет, — обещали.
Была кареглазка и темноволоска,
теперь непонятны окрас и прическа.
Была неразлучна, теперь одинока,
ушла с солнцепека, ушла с солнцепека.
Вернуть бы — успеть бы — догнать бы — застать бы —
то время, где все заживает до свадьбы!
Halloween
О, эти монстры плотоядные!
Скелеты, ведьмы, пауки!
На ветках смерть сидит нарядная,
Глаза у страха велики!
Тиранозавр идет по улице —
Зеленый, страшный и смешной,
И деточки, визжа от ужаса,
Его обходят стороной.
За папу прячутся, спасаются,
А после дергают за хвост,
И так знакомство начинается
С чем до сих пор не довелось.
О чем молчат портреты дедовы,
О чем, свезенный под шумок
В лечебницу, им не поведает,
Вдруг захворавший хомячок.
Как смерть волшебна и таинственна!
Торжественен ее парад.
Влечет к себе и манит истина,
И в тыквах прорези горят.
Тетрис
Нынче время, как в Тетрисе, падает мимо руки,
Пропадает в натуре, как рыба в изгибе реки,
Оставляет пустоты, разводы одни на воде.
Где — спрошу — что тут было?
Играя, ответит: — Нигде.
Ловко падают сверху фигурки одна за другой,
я их ловко верчу на лету, чтоб совпали резьбой,
и они припадают друг к другу и вместе — на дно,
только, что там опять упадёт, тут узнать не дано.
Ускоряется сверху падение, это обряд.
Заполняю ряды, и пока не заполнится ряд,
получаю очки, и как только я ряд соберу,
пропадает он весь целиком, продлевая игру.
Жизнь, как в Тетрис игра, с опозданьем дает
посмотреть,
как бы снизу, на все ожиданья, в последнюю треть
оставляя не в логове ада, не в светлом раю —
в центре собственной жизни, у жизней других на краю.
19 октября
Знаешь ли это время хорошей осенью,
Когда воздух большими глотками пьешь, как амброзию,
Когда день не долог, но солнце еще в висок,
И ложатся тени сильно наискосок,
И листва горит, золотея и багровея,
И строка из Пушкина, переплетаясь с нею,
Учит, как аукаться нам с тобою
После отбоя.