В августе 2008 года я побывала в Калининграде на фестивале СЛОWWWО, который произвел на меня большое впечатление. По итогам фестиваля были написаны статья для газеты «Книжное обозрение» и несколько постов в Живом журнале. И сейчас, 12 лет спустя, мне показалось довольно любопытным это сочетание стиля официального отчета и неформальной заметки. Не говоря уже о том, что здесь прекрасно отразилось соотношение двух сторон фестиваля — собственно чтений и так называемого неформального общения. Для этой публикации тексты из Живого журнала были мною слегка отредактированы. Однако первоначальная их версия остается вполне доступной на соответствующем ресурсе.
«СЛОWWWО»-2008
Поэтический фестиваль «СЛОWWWО» арт-группа «РЦЫ» (Ирина Максимова, Юлия Тишковская, Павел Настин, Евгений Паламарчук) проводит в Калининграде ежегодно, начиная с 2003 года. За это время мероприятие приобрело большую популярность в литературных (и не только литературных) кругах. Фестиваль не ограничивается традиционной формой поэтических чтений (иногда они еще дополняются лекциями или круглыми столами), но включает также в программу экспериментальные поэтические формы: визуальную поэзию, видеопоэзию, перформанс, мелодекламацию, танцевальные спектакли и др. За все время существования в фестивале приняли участие более ста пятидесяти известных и начинающих российских поэтов и прозаиков, более того, для некоторых путь в литературу начался именно с этого фестиваля. Также очень важно то, что фестиваль не замыкается в пределах собственно русской литературы, а стремится выйти на международный уровень. За шесть лет работы в нем приняли участие авторы из Германии, Латвии, Украины, Беларуси, Литвы, США, Финляндии и Швеции. В 2006 году фестивалю «СЛОWWWО» как лучшему нестоличному поэтическому фестивалю была справедливо присуждена премия «ЛитератуРРентген». С прошлого года в организации фестиваля участвует Калининградская централизованная библиотечная система. Основные чтения поэтому проходили в городской библиотеке им. А.П. Чехова. Кроме того, в этом году «СЛОWWWО» органично вписалось в рамки VIII калининградского книжного фестиваля «С книгой в XXI век» и потому включило в свою программу проект «Большая книга — встречи в провинции», что позволило дополнить список мероприятий выступлениями самых известных российских писателей.
Итак, VI международный поэтический фестиваль «СЛОWWWО-2008» проходил в Калининграде с 22 по 24 августа. Все три дня проект «Большая книга — встречи в провинции» проводил мероприятия — сначала в Калининграде, затем — в городах Калининградской области — Светлом, Светлогорске и Зеленоградске. В рамках проекта выступали Мария Веденяпина, Елена Шубина, Александр Кабаков, Илья Бояшов. Также в воскресенье 24 августа группа поэтов — Алексей Прокопьев, Дмитрий Веденяпин, Федор Сваровский и Арсений Ровинский — выступила в Центральной библиотеке г. Зеленоградска. Однако местом проведения основной фестивальной программы, разумеется, стала городская библиотека им. А.П. Чехова. Сама по себе эта библиотека производит очень отрадное впечатление — видно, что это место живое, что сюда охотно ходят читатели. Кроме поэтических чтений, на этот раз фестивальная программа включила выступления Александра Кабакова, Андрея Василевского и Глеба Морева в формате встречи с читателями, две лекции — проф. Ю.Б. Орлицкого и проф. Н.Г. Бабенко, посвященные различным проблемам современной поэзии, и полуторачасовое чтение своих переводов зарубежной поэзии (Тракль, Гейм, Лихтенштейн, Каннингем, Зингер, Чатвин) Алексеем Прокопьевым и Дмитрием Веденяпиным. В самих поэтических чтениях приняли участие более тридцати пяти поэтов из разных городов России (Москва, Калининград, Симферополь, Казань, Нижний Новгород, Санкт-Петербург), в том числе гости из Финляндии, Эстонии и Украины.
Поэтические чтения в первый день открыл калининградский поэт Андрей Тозик. В первой части выступили поэты из Калининграда — Игорь Белов, Сергей Михайлов, Ирина Максимова, Павел Настин и московская участница группы «РЦЫ» Юлия Тишковская. Во второй части можно было услышать Алексея Прокопьева, Дмитрия Веденяпина, Екатерину Щеглову, Дину Гатину и Геннадия Каневского. Во второй день первый блок поэтических чтений начался стихами Андрея Василевского — поэта и главного редактора журнала «Новый мир». Затем выступили Мария Степанова, Павел Гольдин, Федор Сваровский и Арсений Ровинский. Второй блок открылся выступлением финнов. Первым читал стихи достаточно хорошо известный в России поэт Jukka Mallinen. В качестве предисловия к выступлению Jukka Mallinen прочел статью Виктора Кривулина из книги своих стихов, вышедших в переводе на русский язык. Часть стихотворений также была им прочитана по-русски. Затем Jukka Mallinen представил своих спутников — поэтов Ville Hytönen и Villejuhani Sutinen. Поэт Ville Hytönen оказался еще и издателем современной финской поэзии, он немного рассказал о своей издательской программе и о состоянии современной финской поэзии. После выступления каждого из гостей Павел Настин зачитывал переводы стихов, сделанные проживающим в Хельсинки поэтом Сергеем Завьяловым. Вечер завершился выступлением поэта и профессора Юрия Орлицкого.
Чтения в последний, третий, день фестиваля открывал поэт и композитор Павел Жагун, чьи эксперименты по сочетанию звучащего слова и электронной музыки вызвали в этом году большой интерес у московской публики. Большое впечатление на слушателей произвели выступления Евгении Сусловой, Андрея Моля, Андрея Черкасова, Юлии Поповой. Поэтесса из Львова Галина Крук читала стихи на украинском языке в паре со своим переводчиком Игорем Беловым. По независящим от организаторов обстоятельствам у чтений получилось два финала — первый, официальный, — это выступление нижегородского поэта Сергея Кынчева, вторым финалом стало выступление опоздавшей на чтения петербургской поэтессы Насти Денисовой. Однако действительным завершением фестиваля стали поэтические чтения в клубе «Дредноут» под электронную музыку Павла Жагуна, состоявшиеся в этот же вечер. В них приняли участие — сам Павел Жагун, Павел Настин, Игорь Белов, Дмитрий Веденяпин, Геннадий Каневский, Павел Гольдин, Евгения Суслова, Андрей Моль, Галина Крук, Настя Денисова, Тимофей Дунченко. Поэты по очереди читали стихотворения, которые иногда волшебным образом совпадали с музыкой, иногда, наоборот, ей противоречили, из чего тоже получался совершенно особый звуковой эффект. На фестивале было много интересного, однако главным его результатом, на наш взгляд, стала особенная творческая атмосфера, возникшая в результате общения самых разных по возрасту и по поэтике, но в общем и целом — очень талантливых людей.
Сага о фестивале СЛОWWWО
В пятницу в начале двенадцатого я и Дима Д. встретились на станции метро «Киевская кольцевая» и посредством экспресса направились в аэропорт Внуково, где в ожидании отлета употребили некоторое количество напитков (Дима — пива, а я — чаю). Перед посадкой встретились с Юлей Тишковской и Сергеем Шабуцким, в приятной беседе с которыми время до вылета прошло незаметно. Самолет авиакомпании «Скайэкспресс» быстро и относительно комфортно доставил нас в калининградский аэропорт Храброво, а местное такси — прямо к библиотеке им. Чехова. Вернее, сначала оно завезло Диму в гостиницу «Патриот», а потом — нас троих в библиотеку, где мы были радостно встречены и сами не менее радостно встретились со всеми присутствовавшими там друзьями и знакомыми. Погода вопреки обещаниям Гидрометцентра была прекрасная, настроение — отличное, впереди были три дня полной свободы и много-много поэзии. В первый день был блок калининградцев и достаточно хорошо известных мне москвичей.
После чтений участники фестиваля разделились — одни (и я в том числе) пошли поесть, другие — побухать на могиле Канта. На обратном пути мы тоже зашли на могилку и увидели умилительную картину — поэты кружком сидели/лежали на траве и обсуждали, естественно, вопросы внешней российской политики. Мы, тем не менее, проследовали в общежитие, где опять-таки разделились по интересам (только на этот раз я была в числе употребляющих коньяк). Сидим, значит, с Юрием Борисовичем, Алешей Прокопьевым, Дмитрием Веденяпиным, Павлом Гольдиным, Андреем Черкасовым, Диной Гатиной и Аней Орлицкой и разговариваем о поэзии (в смысле те, кто еще способен разговаривать). Общежитие устроено очень удобно — все разделено по отсекам, и в каждом есть свой холл. Павел Настин бегает из одного холла в другой, печально стеная на бегу о том, куда, мол, катится литературная жизнь — молодежь вместо коньяка чай пьет. И тут вдруг приходит бабушка-вахтерша и говорит, что пришли еще поэты заселяться в общежитие. А перед этим обнаружилось, что в общагу уже проникло на три человека больше, чем было указано в списках. Выяснилось это при заселении Алисы Р. Бабушка-вахтерша, однако, не смогла выставить на улицу слабое и беззащитное создание (про двух других она, к счастью, не знала), и койка Алисе была предоставлена.
Так вот, во второй раз оказалось, что поэты эти (Б. и Ш.) вовсе не хотят заселяться, а просто забыли дорогу домой… Настин схватился за голову, вызвал такси и поехал вместе с Ирой их провожать. А на пороге комнаты, где мы заседали, появился поэт П.И. Филимонов и сообщил, что он только что принес сюда Б. прямо с «кладбища Канта». Сообщение это вызвало радостный хохот всех присутствовавших. Впоследствии при виде П.И. Филимонова (к немалому негодованию последнего) в моем мозгу немедленно происходило короткое замыкание, приводившее к непроизвольному радостному смеху. Вслед за П.И. Филимоновым пришли финны, незадолго перед тем посетившие бар-караоке «Золотая рыбка». То ли им там не удалось исполнить свои любимые песни, то ли просто мало показалось, но сразу же после прихода, едва поздоровавшись, они запели песню «Если друг оказался вдруг» на финском языке. Финский поэт по имени Villejuhani Sutinen взгромоздился на стол и сел (хотела написать — в позу лотоса, но это неправда), скрестив ноги. Вид поэтических финских подошв вкупе с Высоцким по-фински почему-то нагнал на меня сонное настроение, и я наконец-то отправилась спать.
Утро второго дня было для меня не слишком радостным. Хоть и нельзя сказать, что накануне я злоупотребила «Старым Кенигсбергом», тем не менее налицо были все признаки похмелья, а именно — озноб, жажда и мрачный вдохновенный взор, которым одарило меня общажное зеркало. Несколько улучшил положение плотный завтрак (плавно перешедший в обед) в ресторанном дворике торгового центра «Плаза», после чего мы с Женей Сусловой и Сережей Кынчевым направились в библиотеку, где в этот момент происходило выступление Андрея Витальевича Василевского. Во время фестиваля Андрей Витальевич больше всего напоминал мне призрак отца Гамлета — он был такой же молчаливый и загадочный, а если что-то говорил, то слова эти (как мы еще увидим) были достойны немедленного занесения на Скрижали. После Василевского лекцию о русском свободном стихе прочел профессор Юрий Борисович Орлицкий. Так как мы с Юрием Борисовичем частенько посещаем одни и те же научные мероприятия, и его концепция мне в общих чертах известна, то большую часть лекции я провела на балконе в приятной беседе с Юлией Алексеевой. Значительное количество чая, поглощенное в это же время, окончательно поправило мое пошатнувшееся здоровье.
После лекции были запланированы переводы Алеши Прокопьева и Дмитрия Веденяпина. Тема была очень интересной, однако, слава богу, послушать Прокопьева и Веденяпина можно и здесь, в Москве, а вот погулять по Калининграду можно только в Калининграде. К тому же дождь, шедший с самого утра и предотвративший запланированную накануне поездку на Балткосу или еще куда-то в область, к этому моменту уже прекратился. И потому мы с Сережей Кынчевым, Юлей Тишковской и Гошей Манаевым пошли при свете дня осматривать собор и могилу Канта. Оказалось, что это место облюбовали молодожены, которые пили шампанское и радостно фотографировались рядом с могилкой. Из музейной экспозиции мы узнали, что раньше могила Канта находилась в другом месте, но в конце 19 в. кости философа выкопали и перезахоронили. В музее также есть картина, отражающая этот волнующий момент — в раскрытой могиле стоит человек и высоко поднимает в руке череп философа. Вокруг могилы — возбужденная и восхищенная публика. Мы хотели еще погулять, но выяснилось, что до пяти часов осталось мало времени. Мои спутники пошли в библиотеку, а я — в краеведческий музей, где тема черепов и черепочков была продолжена. В полной мере насладившись созерцанием археологических коллекций (там на самом деле очень интересное собрание), я вернулась к современной литературе. Больше всего в музее мне понравились бронзовые ножи и громадные тесаки для «Праздника большой колбасы». Еще я узнала о том, что раньше в Кенигсберге был Королевский замок, который после войны не стали восстанавливать. Он постепенно разрушался, разбирался на стройматериалы и в конце концов был взорван. Теперь же его хотят частично раскопать и устроить там музей… Эта история показалась мне печальной метафорой ко всей нашей современной русской культуре
Программа второго дня получилась, как оно и было задумано устроителями, самой «ударной». Правда, из-за своих музейных штудий я опоздала на Марию Степанову и попала лишь на самый конец выступления Павла Гольдина. Однако их обоих я слышала и раньше, и потому могу с чистой совестью сказать: «Это было очень здорово!» Еще выступили Прокопьев, Веденяпин, Сваровский и Ровинский. Игорь Б. утром появился в черных очках. Я просила снять очки, но он почему-то отказался. Знающие люди говорили, что у него под очками — фингал, полученный вчера ночью по дороге домой. Дима Д. проснулся утром в гостинице «Патриот», но как туда попал — не помнил. Он читал свои рассказы и очерки. Второе отделение открывали финны. Они был бесподобны! Юкка Маллинен прочел предисловие Виктора Кривулина из своей книги, а потом начал представлять своих спутников. Сначала он обращался к ним по-фински, а затем переводил то, что они говорили, на русский. Финн по имени Ville Hytönen оказался еще и издателем современной финской поэзии. Он сказал, что хотя вся современная финская поэзия — это полное говно, но вот он, Ville Hytönen, печатает только хорошие стихи. От этих слов с Тимофеем Д. чуть не случился приступ истерического смеха. Затем выступил второй финн (тот, который сидел с ногами на столе). Он низким мрачным голосом прочел какое-то мрачное стихотворение. Да, еще после каждого финна выходил Настин и читал переводы этих стихов на русский, сделанные Сергеем Завьяловым. Все действие ужасно напомнило мне литературный перформанс или же вообще студенческий капустник — нечто вроде комической сценки в разговорном жанре. Вечер закончился выступлением Юрия Борисовича Орлицкого, которого мы все с вами хорошо знаем.
В общаге меж тем началось вечернее заседание, столы в холле прямо за нашей дверью были заставлены коньяком, водкой и какими-то настойками. Сваровский и Данилов спорили о политике… В их спор время от времени тщетно пытались вмешаться остальные присутствующие. Рассудив, что последствия вчерашнего употребления «Старого Кенигсберга» были для моего организма не слишком благоприятными, я ушла пить чай в другой холл к Жене Сусловой и Сереже Кынчеву. Потом к нам присоединился Андрей Витальевич, иногда забегали и все остальные. Самая жесть началась, однако, когда у нас появился П.И. Филимонов. Я, конечно, при виде его не смогла удержаться от радостного смеха. Он насупился и сказал, что его прислали финны узнать, почему это я так громко смеялась во время их выступления. Но так как я вообще не помнила, что смеялась, то дать внятного ответа на этот вопрос так и не смогла. П.И. Филимонов ушел, а мы стали говорить о том, кого же он нам напоминает, но к определенному мнению так и не пришли. Потом П.И. Филимонов вернулся, и тут вдруг Андрей Витальевич сказал: «Я понял, кого Вы мне напоминаете! Вы похожи на второстепенного персонажа из романов Достоевского!» Эти слова сразили беднягу наповал. Весь вечер потом он пытался выяснить, кого же именно имел в виду Андрей Витальевич, но толку так и не добился. Потом обидевшийся П.И. Филимонов перевел эти слова финнам, и — удивительное дело! –финны тоже сразу же признали их правоту и справедливость.
В этот раз проблема койко-мест сначала была не слишком острой. Настя Денисова прошла в общагу под именем Алисы Р., сама Алиса Р. ушла в гости к местным знакомым — казалось, что все нормально. Ан нет! В процессе дальнейшего заседания выяснилось, что не проживающие в общаге Дима Д. и Тимофей Д. хотели бы в ней заночевать. Они бы и заночевали без особых проблем, если бы не ужесточение режима — в этот раз на вахте дежурила особо въедливая бабушка, которая отмечала всех поименно в какой-то тетрадке. Тимофею Д., который, как известно, обладает почти непреодолимым обаянием, удалось уговорить бабушку оставить его ночевать. Однако у Димы Д. и каким-то образом затесавшегося в эту же компанию американца Макса такого обаяния не было. И потому часа в три ночи бабушка вызвала дедушку-охранника, и они стали выкидывать Диму из общаги. Дима же выкидываться упорно не желал и вступил с ними в длительную изощренную полемику. Чем дело закончилось — не знаю, потому что холл перед нашей дверью наконец-то опустел, и я отправилась спать. Вернее, это я думала, что отправилась, а у судьбы были совсем другие планы.
Сначала в нашу комнату пришел Андрей Ч., который сказал, что будет спать на месте Алисы Р. Потом появился Тимофей Д., желавший собрать у нас одеяла и лечь спать на полу. Бабушка предлагала ему диван, но он почему-то побаивался воспользоваться ее предложением. Мы объяснили Тимофею, что в холле напротив есть прекрасный уединенный диван, на котором его до утра никто не обнаружит. Но он все равно туда не шел, пока не вызвали финна, чтобы проводить его туда типа с эскортом. Но и это был еще не конец, ибо через какое-то время Д. вернулся и выразил желание совершить насильственные действия сексуального характера по отношению к Андрею Ч. Чем он мотивировал это свое желание — не помню. Помню только, что на самом деле никаких действий Д. совершать не стал, а уселся и начал говорить о поэзии. Время меж тем приближалось к четырем. Несколько раз мы ему говорили — Д., уйди, мы спать хотим! — но он только хихикал и продолжал говорить о поэзии. Дело кончилось тем, что я вскочила, вытолкала его за дверь и закрыла эту дверь на замок. И еще минут пять после этого ручка двери дергалась… Однако и на этот раз тема «Тимофей Д.» не была еще до конца исчерпана, потому что ровно в восемь часов (через четыре часа после того, как мы заснули) он пришел будить нас для того, чтобы ехать на Балткосу. Будучи послан один раз, он вернулся во второй, третий и четвертый… И каждый раз я мгновенно просыпалась, а потом мучительно засыпала… Так что теперь я, дорогие мои, знаю, как выглядит абсолютный кошмар — он выглядит в точности как питерский поэт Тимофей Д.!
С утра мы с Орлицкими — с Юрием Борисовичем и Аней поехали в Зеленоградск. Город мне очень понравился, хотя есть в нем некоторая странность — какой-то советский слой (именно советский, а не русский) поверх добротной немецкой основы. В Зеленоградске мы встретились с Прокопьевым, Веденяпиным, четой Сваровских и Ровинским, которые участвовали в мероприятии в местной библиотеке. Они рассказали, что на самом деле их в библиотеке никто не ждал и что опоздай они на пять минут — выступление бы не состоялось. Публика в основном состояла из местных культурных старушек, которые неодобрительно отнеслись к стихам Сваровского, но зато очень обрадовались, когда стал выступать Дмитрий Веденяпин. С этой компанией мы очень весело доехали до Северного вокзала. Когда поднимались по лестнице, шедший впереди меня маленький пьяненький дедушка вдруг начал падать назад. Я автоматически подставила руку и тем предотвратила неизбежное увечье. Дедушка меж тем решил, что мы ему посланы небесами в утешение за все пережитые им страдания, и попытался вступить в контакт, но, к счастью, скоро отстал.
Мы прибыли в библиотеку даже чуть раньше пяти часов. Первым выступал Павел Жагун, потом — Женя Суслова, которая читала очень хорошо. Еще мне понравилось выступление Андрея Черкасова. Остальных я воспринимала плохо, потому что Настин изменил программу, и было неясно, когда же, черт возьми, мне самой выступать. На этот раз я решила сделать эксперимент и прочесть стишки наизусть. Ну и прочла, ничего вроде не забыла, только во время чтения у меня возникло странное ощущение, что мой голос меня не слушается. Главной интригой вечера был вопрос — успеют или не успеют на чтения Настя Денисова и Тимофей Д., задержавшиеся на Балткосе. Настин тянул время, как мог. Слушатели даже уже немного устали и в основном переместились на балкон, когда пришла очередь читать Сергею Кынчеву. Сережины стихи и манера исполнения мне очень нравятся, и потому мне стало за него как-то даже обидно. Пришлось идти на балкон и громко объявлять, что фестиваль завершается и что выступает классный поэт из Нижнего Сергей Кынчев. Народ вернулся и не пожалел об этом — Сережа действительно выступил очень хорошо. Ну а потом Настин прочел стихотворение Насти Денисовой, закрыл фестиваль и отпустил публику. И тут вдруг появились Д. и Настя! Настин снова слегка приоткрыл фестиваль и дал выступить Насте Денисовой, выступление же Д. было перенесено в клуб «Дредноут».
В клубе «Дредноут» происходило следующее — поэты по очереди читали свои стихи под электронную музыку Павла Жагуна. Действие это было для меня не только интересным, но и весьма поучительным. Во-первых, оказалось, что под такую музыку лучше всего звучат стихи, в которых одна строчка составляет один художественный образ. Видимо потому, что музыка невольно делит стихотворение на отрезки, и слушателю довольно трудно восстановить общий смысл текста. Сразу же после начала чтений стало понятно, что стихотворения, к примеру, Настина или Каневского существуют только целиком, так как они обладают жесткой структурой и особым рационалистическим изяществом, которое не очень хорошо накладывается на ритм. Во-вторых, для такого исполнения крайне важна манера чтения — тембр голоса, интонационная конструкция и т.п. С этой точки зрения мне показались идеальными выступления Жени Сусловой, Павла Гольдина, Дмитрия Веденяпина (силлаботонику тоже можно читать под такую музыку!) и, конечно, самого Павла Жагуна. В голове даже стали складываться контуры особой «поэтической оперы» — у каждого поэта своя «партия» и т.п. После вечера я попробовала подъехать с этой идеей к Павлу Жагуну, но он сказал, что для него важнее всего именно спонтанность исполнения, что он против любой изначальной заданности. Кстати, в этом есть некоторый привкус теургического действа.
Вечером долго не могли расстаться — стояли у входа в общежитие и разговаривали. Потом еще долго сидели за столом, обсуждали современную прозу и прочие интересные и приятные вещи. Снова возникла проблема с койко-местами — ночевать в общагу пришла Алиса Р., Настя Денисова хотела на этот раз сказаться Диной Г., но не получилось. Последовали долгие разборки с очередной бабушкой-вахтершей. В этот раз я засыпала под громкий голос Арсения Ровинского (разговор опять съехал на политику) и тоненький — Алисы Р. «Дайте мне сказать! Я хочу сказать! Ну, дайте же, дайте мне сказать!» — кричала она, но ее никто не слышал. Мне опять не повезло — роль Д. на этот раз исполнила бабушка-вахтерша, которая перед пересменкой в семь часов постучалась в нашу комнату, чтобы забрать одеяло у Насти Денисовой. Однако Насти не было не только в нашей комнате, но и в общежитии — рано утром она уехала на вокзал. У кого было отобрано одеяло (кажется, у Ровинского), не помню.
Про посиделки в кафе «Сова» писать не буду — почему-то вспоминать о них немного грустно. Лучше расскажу напоследок о прощальной гастроли Димы Д., с которым мы (я, Юлия Попова, Геннадий Каневский) встретились у входа в здание аэровокзала. При себе Дима имел почти пустую бутылку коньяка. У Гены Каневского тоже были какие-то остатки былой роскоши, которые мы и допили прямо перед аэровокзалом. Ну, допить-то мы это допили, а вот про местную милицию не подумали. Одно дело, когда в аэропорту появляется трезвый человек с разбитым лицом или пьяный человек с целым лицом, но если туда заходит весьма нетрезвый человек со следами бурно проведенных выходных, это не может не вызвать подозрений. Оно и вызвало. Сразу же на входе Диму аккуратно приняли менты и отвели к себе в каморку для проведения беседы. Потом туда пригласили одного из нас. Пошла я. «Вот, — говорю, — это русский писатель и журналист, печатается в журнале “Новый мир”». «Ха-ха-ха! Журналист!» — отвечают мне менты. «А здесь он, — продолжаю, — принимал участие в поэтическом фестивале». «А! Нафестивалился! — еще громче засмеялись они. — Ладно, забирайте!» По словам Димы, никаких денег с него не взяли. Мы погрузились в самолет и без особых приключений переместились в стольный град Москау. На этом, собственно, все — сага окончена.
Лично для меня главным итогом фестиваля стало потрясающее ощущение того, что неформальное творческое общение — то самое, которое вычитывается между строк воспоминаний о Волошине и его коктебельском доме, — возможно и сейчас! Павлу Настину удалось создать на фестивале особую творческую атмосферу — демократическую, но отнюдь не панибратскую, что тоже очень важно. В этом творческом брожении идет постоянный обмен опытом, впечатлениями, зарождаются новые идеи, если хотите, появляется вдохновение. Всего этого нет здесь, в Москве, где общение строго кодифицировано, литтусовка делится на мелкие группы, ведущие между собой позиционную войну за сферы влияния. Возможно, это нормально, возможно, праздник фестиваля не может длиться вечно. Но, несмотря на весь воинствующий индивидуализм и прочие признаки неуживчивого и злобного творческого характера, так хочется иногда с полным правом и открытым сердцем сказать — «мы»… Ведь так легко и просто говорилось это «мы» в Калининграде с 22 по 24-е августа…
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
