Чтение книги — это одинокое занятие? Однозначно не ответить. Читающего в транспортной многолюдной оказии или в тишине домашней библиотеки не разрознить по степени общительности: за книгой он. С ней наедине. Один экземпляр книги одному человеку. Если подпустить двое и более одновременно — галдеж, дележ обеспечены, но чтение нет. То же самое — интимный контакт, обмен монологами — происходит и у критика, когда он читает, а потом пишет о книге. Острейшей формы одиночество с книгой достигает у ее автора.
Читатель, критик, автор — три Ольги Балла в единой. Равно трем ее книгам, вышедшим в 2020 году.
<…>
Расти, расти в молчаньи, лопухом,
Развёрнутым, как замшевое ухо,
В холодноватых капельках росы,
Ловящей чутко отраженья неба, —
Расти меж брёвен или меж камней,
Всю тишину, как шар, в себя вбирая
Окрестную, все запахи её,
Всю жизнь, растёкшуюся по травинкам,
И с небом одиночество равнять,
И пить его, как самый чистый воздух,
И верить в плоть угрюмую вещей,
И мять сырые, крупные просёлки
Тяжёлыми шагами; подбирать
Следы других — своих не замечая,
И каждый след, как горсть воды, нести,
И выплеснуть там, где он сам захочет.
<…>
(«Из вариантов несбывшейся жизни»)
Эти стихи из «несожженного» критиком, из спасенного автором. В «Сквозном июле» молодого поэтического поиска. Поэзия нередко первая приходит на ум при упоминании вдохновения и творчества. И сохраненные стихи Балла остались такими же, какими родились. Они долго ждали, когда к ним вернется автор и выведет на свет. Собственный, ветвистый, стиль метакритики, который создает Ольга Балла, начался в стихах, нетипично для формирующейся личности не на себе сконцентрированных. Точней, занимающихся мировоззренческим складыванием себя из всего достижимо-доступного пониманию и осмыслению. Балла часто употребляет слово «переприсвоение», и оно как раз в основе ее метода.
Как и в микропрозе «Дикоросли», которая по сути является «субпродуктом» непрерывного творческого письма (что большинством авторов игнорируется и в пользу структурных, законченных вещей не фиксируется с неутомимыми постоянством и скрупулезностью как ценность по факту рождения-вербализации), переприсвоение мысли происходит у Балла в автоматическом режиме, на уровне когнитивной реакции на мир. Любой. Мир красных и зеленых районов Москвы. Мир венгерского языка. Мир дороги и остановок, т. е. путешествий. Мир чтения. Мир книги. Да, для Балла это не одно.
Процесс чтения — седьмое чувство света, тот способ общения с вокруг существующим номинативом, что всегда присущ разуму человека. Мозг считывает, разум читает. Мозг — сигналы, разум — символы.
Как критик Ольга Балла максимально полно пользуется переприсвоением, но уже присвоение синонимизируется с нахождением. «Перенахождение» смысла каждой рецензируемой ей книги отчетливо заметно в «Пойманном свете» — сборнике критических текстов за первые двадцать лет 21-го века. Собраны и структурированы тексты в соответствии с течением «чтения»-познавания, по «направлениям внимания», как определяет это сам автор. Движение по разделам происходит от широкого — пространства, географии, истории, философии — к стянутому в центр — человеку. Напоминает мифологическое сотворение порядка из хаоса.
Только Балла пересотворяет. Ее представления о форме и содержании, о месте всего во всем носят философско-прикладной характер. При сцеплении рецензии с рецензией выпрядается нить истолкований, основанных на аналитическом «эго»-принципе критика: «О жизни — кроме того, что её надо прожить — мне уверенно известно ещё одно, на равных правах с первым: то, что её надо передать. Ещё: передать в адекватных себе формах. Так, как это тебе свойственнее всего (а иначе плохо передастся. Застрянет, по адресу не дойдёт)».
Ольга Балла — критик-летописец, и благодаря тому, что время быстрой смены времен так самоотверженно приостанавливается каждым прочтением, ее хронотопический образ критического освоения литературной и смежных действительностей со стороны видится как титаническая по плотности и частоте высказываний работа — создание памяти о сейчас. На потом. Изнутри же, по моим ощущениям, тексты образуют для Балла единственно совершенную модель реальной матрицы, где можно что-то привнести свое, повлиять на прояснение воплощенности, объяснить созидательную механику, тем самым постоянно убеждаясь в неисчерпаемости слова.
Нет конечности.
Есть переход от книги к книге.
И переходить толпой не получится.