Только я начала с подборкой стихов Александра Кабанова в «Витражах» (№11, 2019) договариваться о дружбе и взаимовыручке, как свалилась весть о свежайшей подборке в НГ-Exlibris. А выбрать одну этого поэта я не могу. Желательно все. Но, как помнится, отрезвляющее «девочка, да ты же лопнешь!» работает и когда уже отошли те, кому бояться слабо или лень. Поэтому преодолевать две прекрасней.
Вкусно у Кабанова даже экстремально жареное, острое и перчёное существование всего, что обладает жизнью. Употребляю слово «вкусно» для хоть немного понятного объяснения того ощущения, которое обрушивают стихи Кабанова. Опережать впечатление чётким знанием не получается ни в какой мере. Ну знаешь ты, допустим, откуда вывозятся дровишки, но природу огня, из них выделанного, фиг осознаешь на уровне искры. Непредсказуемость стихов Кабанова не в метафорическом ряде и образном плане (хотя умалить их глубокую неестественно естественную точность и красоту нереально, потому что есть «стол, за которым сидит река» и «мы похожи на пару минут» и многое другое), а в настроении героя, что у поэта и сам по себе, и неотрывен до неотступности. Непредсказуем каждый финал, насколько бы конкретно не начинался. Поэт выхватывает из чего-то, условно пусть будет называться мешок едрёных сфер, то горло, то сердце, то потроха и сжимает. Все соки выжимает. Меняется химсостав и лимфы, и леты. Все знакомые и знаковые фигуры с маленькой буквы. Все ужасы и беды с подветренной стороны. Вся пошлость лишь вывернутая кишками наружу горечь и иступлённо забродившее бессилие. Жёсткая бесстыдность только прижигание мокреющих язв, чтоб обратили внимание как на твою ж мать плевать даже западло уже.
Александр Кабанов — поэт-гражданин, поэт-человек, поэт-мужчина. Он максимален в своей троичности. Но не троится, распада нет, в отличие от окружающего мира, в нём самом. Есть чувства, эмоции, грехи, страхи, скорее всего, но рассыпания на крупицы не видно. Цельность личности приращивает поэзию и наоборот. Поэтому и настроение кабановских стихов не угадать, не прочитав последнее слово — в заключительном форте хранится не яйцо с иглой, а зеркальный коржик: съел и отразился во всём убожестве, у бога в тождестве…
…хорошо, что меня невозможно
отличить от врага…
— а в подборке «Я медузу надел, как хрустальный парик» в НГ-Exlibris Александр Кабанов грустней прежнего, ранимей пущего. Вчитываешься и солянеешь. Столб и тот научится оборачиваться, когда окунь с цветаевскими глазами свистом побудку даст. А он это может. Точно. Как и заморскую баклажанную. Вкуснотища редкостная! Наш ловит, наш.
* * *
Я смотрю на орех, и у меня
раскалывается голова,
а еще писать о любви,
пережевывая слова,
и еще писать о любви, пока бог
велит, пока хрен стоит,
говорят, что буду большим
поэтом, едва‑едва.
Нищим, стареньким,
астма, зубной протез,
созерцая упругие попки
молоденьких поэтесс,
буду я писать о большой
и вечной любви,
пока бог велит и в штанах
моих то кукушки, то соловьи.
Одному сострадая – начну
оскорблять других,
я ввозил книгу мертвых,
пора вывозить живых,
а пока меня окружает
целебным огнем река,
до свиданья, мой друг, а точнее
– пока, пока.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
