Подборка Ирины Карениной «Музыка отчаянья» в июньском «Знамени» привела меня к чувству. К чувству возможности говорить вовне. Примером стали стихи Ирины. И я отчаянно не согласна с названием подборки, точней, отредактировала бы его. Это бунт отчаянья. А если всё-таки сопровождать оный музыкой, то отзывается теми же вибрациями, что и Концерт No 2, Op. 18 С. В. Рахманинова в исполнении Святослава Рихтера (Ленинградский филармонический оркестр, дирижер Курт Сандерлинг, 1959 г.). Гремяще-шуршащий звук, твёрдый непреклонный ритм, ломкое опевание, эмоциональный тонус держат в напряжении пока восходишь и тут же нисходишь вслед душевному движению.
Согласуешься и противоречишь, даже сопротивляешься вызову и обречённости лирической героини Карениной (да как без аллюзии обойтись! такая фамилия… какая страсть…). Всё кончено и можно кричать досхочу, не навредит, ничего не испортит, не будет стыдно. Больней некуда. Нет куда? Правда? Врождённое голосистое: «Ты что, сдаёшься? не верю!» заслоняет барабанную перепонку сгустком молчания между словами, и хоть крик становится выше и пронзительней, но слышна и другая музыкальная мысль:
Но в неровный столбец уместились строки,
Но в неровный полёт сорвалась душа,
И метаться ей — дурой, летучей мышью,
То горюя, то в глупостях мельтеша,
Доверяя обиды четверостишьям:
О, вершина робких твоих побед —
Золочёное кладбище антологий!
Значит, жизнь не кончена, не допет
Ни бравурный марш, ни романс жестокий.
Самоирония Ирины Карениной горька и целебна. Режь и целуй. Живи живой.