Абраменко П. В Челябинске, где кислород украли… // Знамя №4, 2024.
Вообще с Петром Антоновичем я познакомился двенадцатого ноября прошлого года. На последних (как все тогда говорили) «липках» где-то под Звенигородом. Я и мои товарищи (они, к сожалению, поэты) только ввалились с чемоданами в двери главного корпуса санатория-пансионата-гостиницы и сразу же уперлись в длинную очередь к стойке регистрации. Мы чего-то стоим, чего-то улыбаемся, чего-то разговариваем. К моим товарищам (всё ещё, к сожалению, поэтам) иногда подходили здороваться, наверное, другие поэты. Они жали друг другу руки, иногда даже обнимались (чуть-чуть). Я тоже иногда жал руки и говорил: «Здравствуйте. Даня». И вот мы все ещё стоим в очереди (практически не сдвинулись) и к нам подходит он. Человек с бородкой и усами, не слишком громадного роста, с немного длинными (средней длины, скорее, но уши точно были закрыты, а плеч не касались, вот такая длина) волосами, в очках (много кто носит очки, я вот тоже, например, ношу, но у Петра Антоновича они почему-то прям, заметны, я хорошо запомнил только их). Вроде бы, он не был знаком с моими товарищами, потому что тоже жал всем руки и представлялся (а может и с кем-то был, не знаю точно). Потом они обсуждали, кто на каком семинаре и всё такое, но, когда мне пришлось сказать, что я с семинара критики Пётр, кажется, немного насторожился, а, может, даже уже успел пожалеть о знакомстве. Ну, вот и всё, вроде бы. Последующие дни мы, кажется, иногда кивали друг другу, и иногда встречались на большом дымном крыльце в любое время дня и ночи. Предела не было моему счастью, когда увидел я подборку Петра Антоновича в апрельском знамени (не знаю почему, до сих пор не нахожу никакой резкой для этого причины, ну, вот просто весело стало, и всё!).
Итак, Петр Антонович Абраменко родился двенадцатого октября две тысячи первого года в Челябинске. Учится (а, может, уже закончил) на кафедре лингвистики и перевода в ЮУрГу, сочиняет музыку, пишет стихи (иначе бы мы тут не собрались), живёт и здравствует в Челябинске. Его повесть под названием «Скрип» была опубликована в журнале «Волга». Вот, больше ничего не знаю. И не надо, наверное. И так много ненужного наговорил уже.
Стихи Петра тоскливые, светло-депрессивные и клиповые (не в плохом смысле, и не в хорошем). Есть мнение, которого можно придерживаться, а можно и не придерживаться, что плохой музыкальный клип можно задать одной простой формулой по типу «что поётся, то и показывается». И каким-то очень витиеватым путем это тождество в моей голове совпадает с некоторыми строчками Петра, ну, вот, например:
я хотел улыбнуться ей но не стал
спустя пару лет многое поменялось
— «Я хотел улыбнуться ей, но не стал…»
Из Челябинского аэропорта меня везут домой
А в глазах у меня Настенька с какой-то давней фотографии
Сейчас Настя уже не моя
Уставшая ушедшая из моей жизни
— «Домой»
И подобного, до боли плоского послания хватает в подборке. Складывается ощущение, что субъект Петра не способен идентифицировать себя без наличия (пускай даже и эфемерного) женского образа. И это совсем не идет на пользу сюжетам, образам и всевозможным тропам, которые транслирует Петр:
живой и обветренный как бродяга
смотрю в твои в глаза
как в последние
— «это потому, что ветер северный…»
Хочется на мгновение отложить подборку, закрыть глаза, представить перед собой Петра и тепло (как будто по-дружески, но без фамильярности) сказать ему: «Дорогой Петр, посмотрите же лучше вокруг! Не смотрите ни на кого, они вам не нужны, только же мешают!». Ведь, действительно, стихотворения, в которых нет прямого объекта (именно в лице конкретного человека), совсем другие. Они свободнее, живее и банально интереснее:
И ржавый свет пожухлых фар плывёт
В окне. Скольжение теней. Зима
Молчит, как будто молится за нас, —
Забытых, похороненных в снегах.
— «Река застыла в синем декабре…»
Стихотворения в подборке можно даже разделить на три условные группы: первая — полу-любовные, вторая — пейзажно-пространственные и третья — полу-сюжетные (все они легко обращаются друг в друга).
С первой всё понятно. Любовь, тоска, грусть. Не будем про это.
Со второй чуть сложнее, но в целом общий мотив легко улавливается. Всё живое находится на взводе, и, кажется, вот-вот достигнет своего предела. Что-то насмерть замерзнет, что-то закричит, что-то навсегда пропадет и так далее. На мой взгляд, одно из самых интересных стихотворений в этой переходной группе «Переродиться в юго-западный, холодный ветер…». Герой Петра Антоновича с первой строки заявляет о желании стать единым с ветром и в последующих строках можно наблюдать за достаточно занимательной игрой жонглирования двумя состояниями: свободного, природного, непредсказуемого и человеческого, приземленного, рутинного. Второе состояние отлично передается и напрямую осязается, однако способ его трансляции может вызывать вопросы. Повседневность (и факты современности) настолько едко впиваются в строфы, что порой становится как-то даже неловко:
Переродиться в юго-западный, холодный ветер,
гонять позёмку, опустевшие бутылки в темноте,
стучаться веткою в твоё окно на пятом этаже,
стараться не басить, как, там, какой-нибудь Дарт Вейдер.
— «Переродиться в юго-западный, холодный ветер…»
Зачем же нужен здесь Дарт Вейдер, когда вырисовывается гармония позёмок и опустевших бутылок в темноте? Схожий поворот сюжета в четвертой строфе ещё больше взывает к обсуждению:
Опять стучаться/биться/рваться в окна универа,
пока ты слушаешь не лекцию, а слушаешь меня,
и солнце только всходит, — и ещё заря, и вся фигня:
морозный город виден сквозь меня — весь бледно-серый.
— «Переродиться в юго-западный, холодный ветер…»
«Фигня» будто демонстрирует некоторое равнодушие или отвлеченности субъекта (или в этом случаем конкретно автора) от происходящего вокруг, но ведь это совсем не так. Герой полностью вовлечен и погружен в действие, он по-настоящему проживает этот поток воспоминаний, и появление «фигни» разрушает все стремления к обрамлению момента, к обрамлению самой памяти. Может быть, это и намеренный жест, но, как по мне, он совсем не оправдан.
И последняя условная группа — полу-сюжетные. Здесь самое заметное стихотворение «Пьяный таксист», незатянутое, завершенное, стройное:
Пьяный таксист везёт меня
по тёмным улицам, по разбитым дорогам.
Я говорю ему: «Просто отвезите меня домой».
А он в ответ хитро улыбается.
— «Пьяный таксист»
Последняя строчка из «Пьяного таксиста» хорошо отражает суть не только самого стихотворения, но и всей подборки в целом. Если бы стих Петра Абраменко был человеком, то он непременно бы стоял где-нибудь в углу оживленной комнаты и хитро-хитро улыбался. С ним бы все здоровались (для вежливости), а он бы всем мило кивал и до ужаса хитро улыбался. Может быть, любили бы его не все, но следили бы за ним точно все, потому что за улыбчивыми людьми всегда нужно приглядывать, нельзя же просто так всегда улыбаться без какой-то весомой причины. Это не только странно, да ещё и не прилично как-то. Поэтому если увидите новые тексты Петра Антоновича, не игнорируйте их, проявите бдительность, вдруг они затеяли какую-нибудь пакость.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
