ПЕТЕРБУРГСКАЯ ШИЗОФРЕНИЯ
В пять утра из дома выйду, не колеблясь,
Ветер и морозец парню хоть бы хны,
Может быть мне встретится женщина-троллейбус,
Сверху косы русые у нее видны.
Вы наверно скажете: экая нелепость,
Мол, галлюцинации, с головой беда…
Ты явись, явись ко мне, женщина-троллейбус,
Свои косы русые кинь на провода.
Ходит в синей курточке, по бокам карманы,
Возле остановочки встану, как дурак.
Я купил билетики, я с утра не пьяный,
Мне в троллейбус хочется, а нельзя никак.
Вот в обычный можно мне с гражданами злыми,
У простых троллейбусов сбоку номера.
А у этой женщины хоть узнать бы имя,
Зря я что ли выскочил трезвым в пять утра.
Показалась, гордая, затрещали косы,
Всюду искры белые — захватило дух!
Погоди—ка, милая, я к тебе с вопросом…
А она как дернется дальше — чух-чух-чух.
Ай да чудо женщина, женщина-троллейбус,
Ай да косы русые, искры по плечу,
Мрачность и загадочность — ребус и Эребус.
Разгадаю, высвечу, догоню, вскочу!
СКУКА
Может быть
Всё время
Будет сплошная скука
Ничего не будет
Будет сплошная скука
Скука была и есть
Сущностью нашей жизни
И дальше будет
Только она
Бесконечная
Смертельная скука
Не будет ни рая
Ни ада, совсем уж такого
С огнями и сковородками
А будет просто что—то такое
Обычное, как всегда
Здравствуйте, приветствуем вас
Как будто ничего и
Не изменилось
Сделал глубокий вдох
Задохнулся на миг
И проснулся в новом
Диковинно скучном мире
Здравствуйте, приветствуем вас
Здравствуйте, приветствуем вас
Здравствуйте, приветствуем вас
Здравствуйте, да, здравствуйте
Вы вот тут посидите, пожалуйста
Подождите, за вами придут
И сидишь себе
Сидишь спокойно
Целую вечность
В темноватом коридоре
На деревянной скамейке
Жёсткой, но такой удобной
Что можно просидеть на ней
Лет сто или двести
И приходит скучная тётька
В синем сатиновом халате
Поверх какой-то одежды
И говорит
Здравствуйте
Вы сейчас пройдите
Вон туда
Показывает на дверь
Там переоденетесь
И потом вон туда идите
Показывает в открытые ворота
Вон туда, на склад
Вам там скажут
Вот уже синий халат
И вот уже склад
И скучный мужичок
Тоже в синем сатиновом халате
Говорит
Отнесите вот это
Вон туда
Скажите, это пять ноль два
У вас там примут
И указывает на другое
Складское строение
И там, в этом другом
Складском строении
Скучный, засыпающий дядька
Тоже в рабочем таком халате
Он зевает и говорит
Хорошо, положите вон туда
И куда мне теперь идти
Я не знаю
Идите, наверное, вон туда
И показывает на корявое здание
Трёхэтажное
Неаккуратно сложенное
Из красных кирпичей
Неодинакового размера
С тускло светящимися окнами
Идите, вам там скажут
В тусклом корявом
Трёхэтажном здании
Надо подниматься по лестнице
Пешком на десятый этаж
Хотя здание вроде трёхэтажное
Мучительно лезть наверх
Но не задыхаясь
А как-то легко
Но мучительно всё же
Непонятен этот эффект
Наверху скучные одинаковые люди
Здравствуйте
Вы пока посидите
И сидишь, сидишь
Целую вечность
Или наоборот, доли секунды
Непонятно, сколько сидишь
Вы идите пока
К Сергей Николаичу
Говорит унылый мужик
В сероватом халате
И чёрно-серых брюках
И показывает куда-то в окно
Сергей Николаич вам скажет
И ты плетёшься куда-то
По тёмному двору
Между сумрачными зданиями
Из неодинаковых неаккуратных
Кирпичей
И не знаешь, куда идти
Приближается
Странная серая тень
Силуэт как бы человека
И говорит
Я Сергей Николаич
Будем с вами работать
И ещё что-то говорит
Не так уж важно, что именно
Мутные, серые сумерки
Влажно и подло светящиеся
Жёлтые и беловатые окна
Контуры приземистых зданий
В полутемноте
Муть эта коричнево-серая
Чавкающая под воображаемыми ногами
Полугрязь
Тёмно-серое небо
Где мутно горят
Две огромные сизые
Полузвезды
И вечная скука
И поручения
Лёгкие в своей унылости
Отнести накладные
Принести отчёты
Сделать копии
И так далее
Наверное, не надо фантазировать
Не надо придумывать себе
Яркое потустороннее существование
Оно такое же
Какое и было
Всё останется таким же
И мы, в сущности, не умрём
Толком-то и не умрём
Не сможем даже
Толком-то и умереть
Так и будем болтаться
Вот в этом вот всём
В чём болтались при жизни
Которой толком-то и не было
Так и будем болтаться
Пока Господь
Не помилует нас
Тупых дураков
Не заслуживающих ничего
Кроме смертной, смертельной скуки
А что будет, когда Он нас помилует
Неизвестно
И лучше об этом даже
Не думать.
***
Когда я уезжаю из родного города,
моё сердце
переполняется им до краёв.
Разрывается.
Разбивается.
Рассыпается.
На миллионы букв и цифр,
из которых составлены названия улиц,
номера квартир,
машин и телефонов.
На тысячи осколков,
из которых собраны
окна,
фонари,
стекла трамваев,
прозрачные льдинки в лужах.
На сотни капель,
отражающих взгляды,
жесты,
прикосновения.
Собрать частички,
обрывки,
крупицы
вместе,
подуть на них —
они поднимутся в воздух,
и сердце снова разлетится брызгами,
конфетти,
снежинками,
которые укроют город,
мою маленькую родинку,
огромное пространство любви.
***
стынь, размятая в ладони,
стань базальтовой стеной
на заиндевевшем склоне
рыжей легкости лесной.
тень, надышенная в небо,
солнце, питое до дна,
и оленьего побега
жалобная кривизна.
и стволы лежат, как братья,
друг на друге, и ручей
скользкой змейкой на запястье
прогорает в семь свечей.
***
Говори, говори про листву на тропинке
и Савёловской ветки сырые огни,
молоко в запотевшей от холода крынке
с благодарною нежностью упомяни.
Все гаданья кофейные в утренней чашке,
все слова зарифмованы с рифмой «прощай»,
на горящей конфорке белеет ромашка,
сладко пахнет на грядке ночной иван-чай.
Этот сладостный мир был подобен итогу,
а потом я вошла в череду непогод
и последних друзей провожала в дорогу.
Говори, где и как нас судьба соберёт.
Может быть, по ту сторону ночи ущербной
пролегают поля неземной красоты,
только мы не настолько природе потребны,
чтобы снова она воссоздала черты.
Говори, разговаривай чётко, конкретно,
место встречи выкрикивай, мой проводник,
спи, Савёловская допотопная ветка,
где я к ласковой жизни привыкла на миг.
***
— Ладно, Ты отобрал море, клочок земли
в пять с половиной соток,
лунные ковыли, сад в дождевой пыли,
лета горячий свёрток,
дружный галдеж гостей с ворохом новостей,
беглого муравья.
Но зачем Ты убил детей?
Слышу в ответ: «Не Я».
— Ладно, взамен тюрьмы Ты мне вручил суму,
выбранив троекратно.
Разум моих друзей Ты погрузил во тьму
и не вернул обратно.
Кореш меня учил: Бог — справедливый чел,
а не галлон вранья.
Но детей Ты убил зачем?
Слышу в ответ: «Не Я».
— Ладно, меня Ты спас. Чтоб не рванула вспять,
окна обрушил в доме.
Дал сухарей в запас. И, бормоча «не спать!»,
выплюнул на кордоне:
там, на luisenplatz в тёплом чужом пальто
выживешь, корм клюя.
Но детей ты убил за что?
Слышу в ответ: «Не Я».
Вот я плыву пятном в пёстрых Твоих рядах
в ночь, где всего дороже
крыша над головой: по-украински — дах
и по-немецки — тоже.
Кирхи зеленый шпиль над городской стеной.
Огненный сухоцвет.
— Господи, это впрямь Ты говоришь со мной?
И ничего в ответ.
Аутотерапия
Если больно,
прикрой глаза —
и представь своих детей.
Не для того, чтобы
собраться с силами
и когда это произойдет —
победить невзгоды,
Вообще, не для какой—то
условной цели.
А просто, чтобы сейчас
из безвоздушной ямы
дотянуться —
и заземлиться
о плечо сына,
о лоб дочери —
и ожить
в потоке своей же
любви.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
