***
Зима лишь только начинается,
а нам уж хочется весны,
так вечно человек и мается –
от шума и от тишины.
От духоты, потом от холода,
в кругу семейном — от него,
однообразия какого-то,
от вообще всего-всего.
Что в градуснике ноль по Цельсию,
что снова этот мокрый снег,
и оттого, что жить невесело,
и оттого, что — человек.
***
Земля еще наполнена тобой
и мной. И заповедана обоим.
Что значит этот воздух голубой,
как не готовность видеться с тобою?
Поскольку атмосфера — проводник.
И также, как поддерживать горенье,
ее раствор задерживать привык
тебя в дверях, напитывая зренье
тобой. Чтоб целый день фитиль
глазного нерва брал — в лампадном масле
воспоминанья — силы жить и стиль
старения, когда они угасли.
Даря возможность чувствовать насквозь,
пока глазное яблоко не сгложет
по косточкам свою земную ось.
***
ты исчезает и я потеряно
ты забывает и я забыто
где лежат ключи от почтового голубя
где серая буква О среднего рода
умноженного числа
поделенного на троих
где соображение подлежащего
близорукому рассмотрению невесты
свадебный рис голубцов голубчиков
свобода от ненавистной еды детства
перловки овсянки пшена гречки
где я сторож брату моему сестры
где вторая степень ожога родства
где колодец двора черного входа и грязного выхода
где белый налив беспросветного отчаяния
где дерево чьи ветки стучат в окно
стиснутыми до боли кулаками незрелых яблок
где капли дождя приклеены к взгляду насовсем
где преображение естества происходит постоянно постепенно
почему денница — заря
Венера — вечерница
а ночница — совка
спрашивает я
зачем все это было
ты спрашивает себя
и не может ответить
что-то врет про мгновение истины
ври дальше дальше больше
так далеко как только камень птицы
разбивающий стеклянный купол теплицы
сбивающий ржавый засов темницы
долетит и будет падать вечно
***
ты спросишь, что нынче в заморском краю,
где, в землю врастая на самом краю,
я вижу? как солнце упрямо
встаёт
и слышу скрипучий руля поворот,
мгновение — и открывается мне
картинка, где сохнут фиалки в окне,
в закрашенных трещинках рама
и с веером милая дама —
и что ей далёкое горе
на чуждом: pro patria mori?
к ней медленно в гору плетётся старик
и вместо букета несёт базилик,
а женщине с веером жарко,
и всё — от наклона её головы
до взгляда и жеста — желает травы
и лучше не знает подарка
потрёпанный голубь, аскет городской,
бычок сигаретный терзает с тоской,
плевки отделяя от плевел,
зима здесь навыворот, наоборот,
плюс десять, бесстрастное солнце плывёт,
то веер утюжа, то клевер —
и что им далёкое горе
на чуждом: pro patria mori?
где музыка, спросишь? сгорела дотла,
с последним аккордом вчера умерла,
за всех приручённых в ответе,
со мной расплатилась по старым счетам,
захлопнула крышку и мается там,
и ей воскресенье не светит
что было однажды твоим и моим,
плыло да сплыло или стало другим,
земля, не почувствовав фальши,
с орбиты не сдвинулась, не сорвалась,
лишь часть её к тьме повернулась анфас,
и крутится-вертится дальше —
и что ей далёкое горе
на чуждом: pro patria mori?
несёт базилик завсегдатай аптек,
порхает над урной оплаченный чек,
из суммы не сделав секрета,
в тебе же, глядящей на это,
беснуется скрытый внутри человек,
и топчет, и топчет поэта
за право не выросших трав и детей
дождаться весны, как дождаться вестей,
за дальнее — ближнего ближе,
за свечи в потёмках, за холодомор,
за этим окном буколический двор,
за эти картонные вирши
но некуда, некуда взгляд отвести
от жизни, которой пристало цвести
сквозь лепет и пепел, наружу
казать свою лёгкую душу,
убитую прошлой зимой и, бог весть,
откуда набравшейся смелости здесь
мелькать в малахитовых бликах
то клевера, то базилика —
и нет одиночее горя,
чем это pro patria mori
***
Спасибо, жизнь, тебе за то,
Что ты убогая такая,
Что я хожу в твоём пальто,
В твоих ботинках промокаю.
Я записал тебя в тетрадь
С обложкой серой мейд ин чина.
И жалко мне тебя терять
Без уважительной причины.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
