5 KA 06 2022

#пятёрка_за_Июнь°2022

 
 
***
 
Ткать из себя проживание,
нитку тянуть паутинную –
не было дела желаннее,
горше, надсадней, противнее.
 
В коконе этом единственном,
воображением скроенном,
как тебе было в безлиственном
месте, другими устроенном?
 
В этом просторе надышанном
днём ли, тягучею ночью ли,
кем бы ты ни был услышанным,
можно ль ещё одиночее?
 
Можно ль ещё одичалее,
глубже вдыхать и любимее
воздух, который печалили,
столько родного без имени?
 
***
 
как они могут быть
спрашиваем мы себя
такими жестокими
этот ветер
этот дождь
эти люди
жестоокими
жеестокими
такиими
это глупее
чем спрашивать
как они могут быть
 
хоть и ненамного
 
чтормит резонами
удваивая
негласное и несогласное
имена можноствуют
объясненужные
 
ум мгновершенствительности
решил небыть за ненадобой
 
никто не спрашивает
как она может быть
такой нежной
эта смерть
 
тонким объятием неважным радужным
имя вытянутого
жеребенка жребия
намёки не имя
навеки не наречие
 
***
 
из сто тринадцатого дня скажу своей жене
на стыке слов стоим стоймя как я стою на дне
 
какой дурацкий разговор как будто изо льда
ну как на дне да так на дне всё так же как всегда
 
а почему таким числом такое вот число
ну как же был Наполеон он день считал за сто
 
тринадцать просто так число счастливое число
ну просто так сказал-сказал да и в размер легло
 
а под ногами белый свет и галька и песок
вода течёт и воздух чист сбегает из часов
 
растрачен попусту июнь июль не за горой
на каждом дне стоит пустой не думай что герой
 
***
 
Бывает,
что я пугаюсь
собственной речи,
рифмующей на манер
военного марша,
свистящей,
как химпель красногрудый тамбурмажор.
И когда я слышу
оглушительный грохот
её ритмичного шага,
я рефлекторно
втягиваю голову, как при бомбёжке.
 
Но когда моя речь
пузырится и пенится,
капает, как слюна
изо рта блаженного дурачка,
булькает про боженьку,
а потом в пол-щелчка
меняет курс и стекает в пах,
и в солёном хлюпанье на губах
проступает восторг школяра,
я понимаю,
что эта речь
уже не моя ни хера.
 
А моя – ещё застряла в бумаге,
в волокнистой толще листа.
Моя – как порох, забита в ружья,
и вокруг неё чернота.
Моя – намывает соль для времён,
когда не будет конца слезам,
и тогда мой мёртвый язык восстанет
и скажет об этом
сам.
 
ВОЗВРАЩЕНИЕ
 
Домой — вниз по прямой — пустой
вагон летит, но сто объездов
маршрут предполагает, вместо
дефиса — точку с запятой;
 
за окнами пестрит петит
пейзажа на границе с раем,
и человек — не сочетаем
ни с чем — по воздуху летит;
 
ты возвращаешься в объезд,
сквозь обескровленную область,
где раньше мост был, нынче — пропасть,
пролёт и перемена мест;
 
ночь в поезде пустым полна,
но если больно там, где тонко,
подсовывает, как ребёнку,
рябь телефона: тише, на…
 
внутри тебя разрыв: до-мой,
в дом мой — до взрывов и пожарищ —
беззвучно втуне повторяешь,
«в дом, и не знающий, что — мой»;
 
у времени на поводке
идёшь, валяя ваньку-встаньку,
но город узнаёт беглянку
с небесным паспортом в руке;
 
в обход ежей, в пустой подъезд,
в его не выветренный холод,
где вдоль и поперёк исколот
окна расхристанного крест;
 
а ты не закрывай глаза,
крути замок, не спасший замок,
чтоб в трещинах семейных рамок
найти черты и голоса;
 
прочесть портреты и вокруг,
смягчая взглядом кропотливо,
на солнце белого налива
зажмуриться, открыть и вдруг
 
увидеть зеркала провал,
куда отчаявшийся мастер,
по счастью или по несчастью,
тебя нечаянно вписал.
 
 
 

Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.

Loading

Поддержите журнал «Дегуста»