***
Когда умирает тело, сыты орлы и рыбы,
— не смог промолчать Лобсанг за общим обедом,
разравнивая на тарелке остатки риса.
— Чью душу хранишь ты, карп, обглоданный до скелета?
Засейте рис на полях, где лежали люди.
пройдите по той земле, когда рис созреет.
И пёструю очередь к раскрашенной карусели
займите, весёлые и босые, чтоб вас не съели.
***
я плохо переношу одиночество
но перенесла его
в самую тёмную комнату
скоро надо будет ещё раз перенести
на кухню
время ужинать
***
1.
когда смешаются синяя полоса и серая полоса
ветер станет сильней а потом утихнет
станут слышней собачьи детские голоса
на кромке слуха привстанет сика-лиса
из дупла сонно ответят: их нéт
2.
быстрая взвесь печали хроматика пустоты
уплотнение бесчисленного бессмысленного зерна
в отдалении речи оптические пласты
кажутся ближе совмещают свои листы
складывают нечислимые немыслимые имена
3.
их не прочесть но шире открой глаза
как дети ловят снежинки ртом
смотри как на шарик нашаривается слеза
повторяй давно бессмысленное бирюза бирюза
будет что вспомнить когда потом
4.
грустно аукает сердце в зимнем лесу
вроде и деревьев нет а лес лес вокруг
я печаль как птицу серую сердцем бережно сосу
ветер держит объявление о пропаже на весу
вернись поскорее мой шерстокрылый друг
5.
ящик электрощитка на ножках в снегу
как серый замерзающий пёс
сравнение шепчущее не могу не могу
пробегает мимо приглядывается на бегу
тычет в снег электрический нос
6.
сколько следов и в каждом ложечка синевы
ну хотя бы так хотя бы так
проводок внутри квадратной металлической головы
нагревается вздрагивает сварные швы
багровеют в треугольнике вспыхивает зигзаг
***
Пасущий сосны, вязь ему и снасть,
пасущий ели, штрих ему и скрип,
Свет леса стар и чопорн, как сенат,
присыпка анфилад его горит,
и если все же лес не пелена,
хоть сердцевина чернь и холодна,
то по его исходам и канунам
порхает луна-парка лепетанье,
а в нефах подлетает
бал мотыльков, а может, имена
тех, кто втянулся в лес и не вернулся,
к кому сошли великие скитанья,
чьи помышленья лес перемолол
меж жерновами медленных стволов.
Но день еще – и видят в стенах леса
склад сбагренных на боковую лестниц,
деревья в них – ступени, балки, щели,
ведущие в другое воплощенье.
Пасущий камни где-нибудь в верховьях,
пади, пади, красава Царь горы,
как ни снижаясь – впрямь, а то и вкривь,
в наш дол и в наши всходы.
Мы на ступенях леса – и парим,
бесправны без перил и без ветрил.
Мы выплеснуты на бок и горим.
Спаси же нас, небесный пилигрим!
Мы не заплатим, ибо моль и голь,
но молим: сбей с нестоящих огонь!
Смани из-под меня и не меня
разверстый лес огня!
***
Оглядеться и взвыть – невеликая тонкость,
замолчать – не особый позор.
Остаётся пронзительный дождь, дальнозоркость,
лень, безветрие, рифменный вздор –
для других, вероятно, бывает награда,
для аэдов, мучительный труд
изучивших, которые музыку ада
на латунные струны кладут,
для других, беззаботно несущих на плаху
захудалую голову, будто капустный кочан,
тех, которым с утра улыбается Бахус
и русалки поют по ночам, –
но такому, кто суетен, и суеверен,
и взыскующим Богом забыт,
кто с рожденья ломился в открытые двери
веры, смерти и прочих обид, –
не видать запоздалой истомы любовной,
не терзаться под старость, впотьмах,
неутешною страстью, горящею, словно
светлячки на вермонтских холмах.
***
не заколдованные дрожки
не окольцованные тени
везет карета неотложки
души и тела совпаденье
и все кто едет в коробчонке
водитель врач сестра болезный
все время думают о чем-то
об отвлеченном
бесполезном
и создается впечатленье
что жизнь обычная рутина
что в рай въезжают на оленях
на пуфиках из дерматина
и как-то делается проще
спокойней по большому счету
пророщеннее доморощенней
и что еще там
***
Мой друг, тебе не повезло —
с гоморрой, а теперь — с содомом:
родное вымерло село,
так методично — дом за домом.
Вначале: деньги шли в район,
и шли — без шороха и пыли,
на школу и на стадион,
но до села — не доходили.
Иссякли, кончились слова,
влюбился нимб в колечко дыма,
и лишь, районный голова —
на джипе проезжает мимо.
Цветёт в бурьяне разносол,
назло макдональдсам и сушам,
а сколько этих мёртвых сёл —
разбросано по нашим душам.
Деревня — золотое дно,
но дремлет бес в питье и пище,
а счастье — было ли оно,
покуда не пробили днище.
Ты рисовал сплошной овал,
где юность — в рукотворной сперме,
где пьяный конюх нагибал —
молочницу на птицеферме.
И склеились в единый ком,
сплелись в клубок, пробиты ломом —
ветеринар с гробовщиком
и участковый с агрономом.
В село повадилась чума,
за ней — зима, война — кто больше,
и не сошедшие с ума —
отправились батрачить в польшу.
И поселилась пустота,
но ты, мой друг, не плачь по свету,
а лучше — приюти кота,
и петуха, и лошадь эту.
На сельском кладбище бывай,
так тихо там, порой, местами,
и только слышно, как wi-fi
потрескивает меж крестами.
***
В конце концов все умерли однажды,
Кто от любви, кто от смертельной жажды.
А кто устал и умереть не смог,
Поныне проклинают жизни срок.
В конце концов — а так ли это важно,
Кто от любви, кто от смертельной жажды?
Мы жили здесь, мы умирали здесь.
Как ни крути, а в этом что-то есть.
***
и нас не станет, а весна настанет
и вас не станет, а весна настанет
прекрасная и страшная местами
а мы чух-чух на грузовом составе
в щелях то свет то тень то вперемежку
плечом к плечу ни миллиметра между
и задние в затылок дышат нежно
передние смиряются конечно
ещё не тени но и не живые
чужих каких-то снов сторожевые
и гончие стоим стоим и дышим
вот-вот прибудем и гудок уж слышен
прибудем и сорвёмся и погоним
тепло к щекам стопам груди ладоням
и кто-то да проснётся да воскреснет
и снова будет спета наша песня
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
