***
Я выхожу в эфир, а не в тираж,
легко настроить нужные частоты —
а ты поймай, возьми на карандаш,
запеленгуй мои ячейки, соты
прочти, услышь, подумай, унеси —
зачем посредство дорогой бумаги,
когда есть память, кожа, игдрасиль
отростков нервных, опечаток баги.
Электризуясь в воздухе сухом,
ионизируясь от излучений,
тянуть из моря сети с языком,
и не спугнуть ни бликов, ни значений,
а Зона разглядит тебя насквозь,
прочтёт письмо, не вынув из конверта,
твой палимпсест-экран прочертит ось
воссоздавая космос интроверта.
***
В мире кончается кислород
здравого смысла, тепла, любви,
правды…. Не вызреет сбитый плод,
и задохнётся, кто не привит
от лицемерия, от войны,
от обнаглевшей возни минут.
Острый припадок моей вины,
хоть из баллона — хочу вдохнуть.
Мы по доверенности живём,
правят же вирусы и плющи.
Губы зашиты надёжным швом —
атавистический страх молчит.
Сколько нелепых течений, школ,
каждому овощу — свой шесток.
Кто-то придумал четвёртый пол —
живородящий морской конёк.
Нет кислорода — и нет огня.
Лучших выносит из колеса —
кружимся, не отвлекаясь на…
В жерло драконье летит туса.
Запахи кончились. Помнишь тот
бешено липой пропахший шар?
Скудный, но есть ещё кислород.
Ино ещё побредём — дышать…
***
Вода и сон вернут меня себе,
похлёбка сил придаст, и три версты
коврами лягут вдоль струи проточной.
Туман на время высветлит хребет,
уступит солнцу — но луча персты
не разведут глухой реки молочной.
Цветы и камни, камни и цветы,
за водопадом цирки и каньон —
подняться, взмыть над пропастью, промчаться…
Как малолеток, нас ласкаешь ты —
никто здесь не превысил твой закон,
но на пределе — можно, в этом — счастье.
Как, Господи? Вложи в меня слова,
чтоб отпустило — не сойти, и взгляд
не оторвать. Гранит слюдой искрится.
Избыточно подробная трава —
структурой камня. Чудеса подряд,
здесь только слабоумный усомнится,
здесь так легко, как будто сдал багаж,
а всё, чего и правда хочешь ты —
скрипторий, ораторий, дормиторий.
Меняются сознанья берега,
легко ведомой быть, твоих святынь
касаться-причащаться, таять в хоре.
Репейник не цветёт — кровоточит,
упрям и горд, горам равновелик —
здесь много шансов осознать масштабы.
Он так похож на … впрочем, промолчи.
Молчит вулкан, и кряжи, и ледник.
Им некуда спешить. А я — могла бы…
***
Ну а если к случаю вспомнишь обо мне —
дорисуешь звёздочку на своей броне
***
Лёгкий жар,
тонкий сон рвётся, вновь накрывает,
и такая кривая плывёт над лицом,
ввысь взмывая,
висок чуть сбоит,
но слои твоей правды яснеют,
вот встану и с нею непременно сольюсь.
Я во сне ничего не боюсь…
Лёд от соли трещит, изумляется, тает,
мягкой силой окутан, сдаётся и льётся
под уклон…
Необъезженный день
в руки мне не даётся,
но забытое слово
всплывает некстати.
Утро серое в искорках, грязное в блёстках.
Ржавой медью бликуют лохматые кроны
на рязанском лице с моджахедской бородкой,
жидким пламенем мой переулок одет.
На непрочной шуге приземлившись, вороны
рассуждают, как славно ходить по воде.
***
Хоть ты мне подмигни, звезда моя.
Наверно, я проснулась слишком рано.
В окне совсем темно — там только я
и трещина стекла — усталым шрамом.
Нормальных и без нас — хоть пруд пруди.
Пойдём, звезда, по улицам шататься,
осенний воздух согревать в груди
и в тёмно-синих лужах отражаться.
Я доверяю вам, осенние дворы,
свою печаль, своё несовершенство.
Как хорошо — читать деревьев жесты,
забыв о жёстких правилах игры…
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
