Безоконье
Однажды он придумает окно
И город, обрывающийся в лето,
И зазвенит шестнадцатый трамвай,
Наполнив пассажирами живот.
Пока не станет в комнате темно,
Он просидит с потухшей сигаретой,
Записывая странные слова
В на-семь-восьмых-исчерканный блокнот.
Потом он допридумывает ночь
И женщину, задёрнувшую шторы.
И звёзды, нарисованные на
Обратных сторонах счетов за свет,
Проступят сквозь кофейное пятно,
Живые, словно женщина и город.
И он шагнёт за ними из окна,
Забыв, что в этом мире окон нет.
Жаль-птица
Закоулки боли. Тёмные аллеи.
За резной оградой россыпи камней.
Ты моя жаль-птица. Я тебя жалею.
Ты моя жаль-птица. Жаль меня сильней!
Зарастут ожоги молодой геранью,
Затаится память глубоко внутри.
Ты моя жаль-птица — три моих желанья
Ты моя жаль-птица. Жаль, всего лишь три.
Заполошный клёкот в небе за спиною.
Земляничный привкус нераскрытых тайн.
Ты моя жаль-птица. Сжалься надо мною.
Ты моя жаль-птица. Ну же, улетай!
В порядке вещей
Всё в порядке вещей. Только чёрствые души созвездий
В перекрестии памяти — словно фантомная боль.
И божественный дар: замерзать в незнакомом подъезде,
Чтобы жадно курить и взахлёб упиваться собой —
Просто новый обман. Этот свет никуда не струится.
Этот смех за стеной — просто способ не чувствовать страх.
Мы давно не творцы наших судеб — мы лишь очевидцы,
Калькуляторы жалких доходов и щедрых растрат.
От падения вниз до стремленья подняться повыше,
От мгновения счастья до вечности в очередях —
Мёртвой хваткой за жизнь, и опять с наслаждением дышишь,
А безликие звёзды всё также уныло чадят.
И ни сил, ни тоски, ни раскаянья, ни наказанья.
Просто новый виток по привычной уже кольцевой.
Всё в порядке вещей. Даже ангел с пустыми глазами
И холодная ночь, занесённая над головой.
Глупости
Ходит небо в замшевых сапогах —
Месит луж беззвёздное молоко.
Мы печаль оставили впопыхах.
Попыхи теперь уже далеко.
Корчат рожи рыжие фонари,
Крутят клёны пальцами у висков.
Говори мне глупости, говори —
На любые глупости я готов.
Если место прошлого — антресоль,
Значит, вместо будущего — тоска.
Мы прогоним дрёму, как страшный сон,
К облакам, похожим на облака.
И бутылке красного пустим кровь,
Наугад подставив любой стакан.
Так порою хочется пустяков,
Чтоб не волноваться по пустякам
И сидеть в уютности до зари,
Наперёд загадывать временя.
Говори мне глупости, говори —
Ты такая умница у меня!
Собака Павлова
Когда качается мир, как палуба,
Когда все сказки — с плохим концом,
Ко мне приходит собака Павлова
И начинает лизать лицо.
Меня любого: больного, синего —
Она вытаскивает со дна.
Она умеет не рефлексировать,
Она училась всему сама.
А я на внешние раздражители
Вновь реагирую, как слабак.
Собака Павлова, положительно,
Намного лучше других собак:
Когда совсем пропадаю пропадом,
Она снимает меня с креста.
Хотя не делится горьким опытом,
Поскольку опытами сыта.
И я молчу, но она всё чувствует,
Клубком сворачиваясь у ног.
И водка кажется кислым уксусом,
И сигарета идёт не впрок.
Но засыпаю к утру, закадрово,
Себя отчаявшись приручить.
И снится мне, как собака Павлова
Бежит куда-то в сырой ночи.
Нарисуешь
Словно обжёгшись водкой, дуем на молоко.
Гнёт и не отпускает нажитое с трудом.
Крестики самолётов, нолики облаков.
Я нарисую небо. Ты нарисуешь дом.
Можно давиться правдой и не смотреть в глаза.
Можно мечтать о счастье в выдохе от беды.
Жёлтые листья в луже, чёрная полоса.
Я нарисую ветер. Ты нарисуешь дым.
Память легко стирает числа в календаре.
Будни рекламных пауз — время сводить баланс.
Точки прощальных взмахов, долгих гудков тире.
Я нарисую осень. Ты нарисуешь нас.
Ложные воспоминания о Татуине
Здесь время ни о чём не говорит,
Здесь каждый минарет, как монолит,
А каждый встречный — инопланетянин.
Угрюмый край. Здесь просто умирать,
Записывая в толстую тетрадь
О долгих днях, куда ничуть не тянет
Вернутся. Здесь я сам себе бирюк.
Но мама шепчет: «Спи, мой милый Люк»,
И засыпает нежностью и кварцем.
И в этой всеобъемлющей ночи,
Которую ни выпить, ни схарчить,
Вновь на душе бесчинствуют повстанцы…
Здесь прошлого и будущего нет,
Здесь каждый монолит, как минарет,
А скалы и жара бесчеловечны.
Жестокий край. Здесь я схожу с ума.
И лишь окаменевшие дома
Пустым нутром притягивают вечность.
Но робот с неулыбчивым лицом
Мне говорит, что это только сон,
И требует проснуться поскорее
Туда, где снег, и днём до минус двух,
И бедный бог к мольбам всё так же глух,
И больше года нет принцессы Леи…