Татьяна Некрасова ‖ Сезонное

***

празднуй, цикада, гаснущий пышный август!
скоро сухой одуванчик пойдёт на закусь —
как тут с весны всё съехало в сикось-накось,
так и лежит, даже затишье в тягость.

но есть у нас яблоки наливные, тугие груши,
орехи в меду, мятые листья в лужах
вечно кому-то нужен боже кому ты нужен
между собой и собой разница говорю же

хуже всего, когда ненадолго лучше,
а после тихо — да так, что гаснет любая радость,
ничем её не нарушить,
и тут —
тишина как лакмус расцвечена звуком —
празднуй, цикада, гаснущий пыльный август!

***

времечко бежало бежало выбежало и вот
нет больше времени есть голова живот
что-то ещё но что оно и зачем
да что со мной вообще

бежала бежала выбежала и вот
катилось красное летичко а стало не до него
махнула хвостиком скатилось упало крак
и не собрать никак

этот денёк вспоминать на будущее река тенёк
этот денёк приложить к сердцу когда рванёт
может быть и удержит и ублажит
а этот денёк камнем на дне лежит

белый как поминальный их у меня полно
я же поверху поверху
волна за волной

***

оно уже не давит — ну, прижмёт,
пригнёт, придержит, ласково отпустит —
не жёсткий свет, а тёмный дикий мёд
приличных расставанию напутствий:

прости прощай не стоит суеты
мы встретимся ещё и не однажды
всё в мире воз-вращается и ты
вернёшься на другом витке бесстрашно

оно уже не давит, утешать
не пробует, не требует литаний,
и лиственная добрая душа
желтеет, пунцовеет, облетает

***

опять во сне гудит под веками
наружу вырваться желая
такая горькая и светлая
что будто бы и не живая

сияет осень как на выданье
любыми красками богата
и все цыплята пересчитаны
и позолота на заплатах

плывут в тумане тени тусклые
вот по руке хлестнула ветка
и в грудь ударило отсутствие
давно чужого человека

вокруг спокойно и обыденно
течёт звучит листва рябая
и плачешь словно бы обидели
и осень всё же наступает

***

тут ещё ничего, а на холме сдувает —
первый холодный день, и каштаны градом.
как-то особенно ясно: душа живая;
хрупкая жизнь бесконечна;
смерть, безупречна, рядом.

тут ещё ничего, но ветер, ещё недавно
ласковый, жаркий, сухой,
в грудь ледяной ладонью
резко толкнул, грудь распахнул, как ставни —
теперь там гулко, светло, ярко, потусторонне.

так ещё ничего, и каштаны звонко,
яблоки глухо, айва бесконечно долго
падают, сыплются, бьются о барабанные перепонки,
и вот уже тыгыдым, тыдым, ту-ту —
и волчок улыбается с верхней полки.

***

низко-низко серая картонка
неба над гудящей головой
подмокает рвётся там где тонко
стынет жёсткой тряпкой половой

руки леденеют охватить бы
сбитых листьев мокрые клочки
словно от знакомства до женитьбы
ничего и не было почти

словно никогда и не любили
не срывались листьями впотьмах
проливая слёзы крокодильи
сквозь картонки сердца и ума

***

ноябрь и всё бесповоротно
беспамятно и налегке
едва просохшие полотна
составлены на чердаке

и можно лечь а можно выйти
всё будет ладно и не зря
шуршать цветной листвой событий
нездешнего календаря

благодарить кивать прощаться
и более не возникать
что ж оттереть от краски пальцы
не получается никак

***

делай медленно, делай красиво,
делай так, чтоб иначе нельзя —
и тогда что угодно по силам,
правда-правда, но правда не вся.

делай так, чтобы горько и стыдно
от того, что никто никогда,
а ты край приподнял очевидный —
те же воздух, земля и вода

только камень распахнут как небо
только лист надо всем распростёрт
и господний раскинутый невод
бьётся током вот чёрт вот же чёрт

***

избавь меня, боже, от ласки скупой,
пустой благодарности с рваной губой,
предательской хватки железной,
от голода и от болезни.

пусть прочее будет — и холод, и страх,
и солнечный жар в подпалённых холмах,
сомненья, метанья, и тени,
и пот ледяной пробуждений.

а после окажется: свет и любовь —
есть всё, что сейчас происходит с тобой,
и каждый любительский вечер
профессионально засвечен.