***
слева звезда блеснула
дырочкой на просвет.
облачной рыбы снулой
тянется тусклый след,
но ни звезды, ни света
с той стороны, увы,
только сплетенья веток
в жёлтых узлах айвы.
бок ледяной, шершавый,
пальцем потрёшь, и вот —
чувствуешь вес державы
дачных моих высот? —
золото, мёд, отрада —
осени райский сад.
если чего и надо —
мне бы звезду назад.
***
люби обочину, ее надрез, наклон
к глухому лесу, до корней поклон,
до кружев папоротника в огне
двоящемся, как бы на полотне.
люби асфальт и листьев прелый дрязг,
тарелочки, стаканчики, их пляс
изжеванный, проезжих жизней след,
оленя мертвого остекленевший взгляд.
за кромку дня он совершил скачок,
закинул голову и спит наискосок,
и пусть он — лёд, люби его, как соль
озерной влаги, стриженной под ноль.
***
В кино все говорят чужими голосами
И не свои слова друг другу говорят,
У каждого дублер, но делают всё сами —
И в чашечке своей размешивают яд,
И скачут на коне, и в яблочко стреляют,
Хоть каждому из них положен робин гуд.
Наверное они ему не доверяют
И в пропасти летят, и сквозь огонь идут.
Такая им в кино поставлена задача.
А в жизни говорят обычные слова,
И в пропасть не летят, и на коне не скачут,
И кто—нибудь давно то яблочко сорвал.
И ангел у ворот, и водка в гастрономе,
Прохожий у тебя стреляет сигарет,
Когда ни наберешь, не отвечает номер,
И пусто в небесах, и робин гуда нет.
***
овцы которых считать перед сном —в ограде
несколько сладких минут получишь на сдачу
дальше —повторы : по ходу часов ограбят
против него —посмеются и там же оплачут
не поспевает под небом радушие снега
тонкий ноябрь утекает глядя меж пальцев
всё что осталось от смелого плана побега —
голос ходящих кругами тихих страдальцев
голос свободных от тени не помнящих солнца
голос единый на всех и другого не будет
спите только во сне друг с другом не ссорьтесь
стелет беззлобный туман себя на беспутье
Mélodie
Я иду по Салтыкова-Щедрина,
У меня сегодня белая спина,
На душе невероятное ку-ку,
Сад Таврический сейчас пересеку.
Я забавный сочиняю каламбур,
Я насвистываю Mélodie d’amour,
По сценарию мне встретится Она:
— Да у вас, — пошутит, — белая спина!
С декабрём внезапно станет всё не так,
Будто он теперь апрель, а я дурак,
Как дурак иду с раскрашенной спиной,
И дошкольники смеются надо мной.
Ах, не смейтесь, пацаны, я тороплюсь
На кино для тех, кому шестнадцать плюс,
Полтора рубля билетик — заходи,
Из окошка раздаётся Mélodie.
А вокруг невероятная метель,
Где же ты, невероятная Кристель,
Санта Клаусы толпятся у витрин,
Бородатые, как дедушка Щедрин.
***
кто расскажет что подумал он
наклоняясь над осколком праха
разминая в пальцах сизый ветер
думал обожгусь и удивлялся
ничего не помнящей прохладе
там где крыша переходит в крышу
где стена без окон разделяет
навсегда щербатые дворы
есть особый переспелый воздух
он навеки в легких застоялся
у того кто родом не отсюда
но сюда попал случайно в детстве
или в детство странное чужое
принят по особой медной квоте
рельсов поворот и вечный скрежет
разговор замшелых стен канала
через воду темную друг с другом
каждый сохранил свое: та пудру
тот значок потертый та афишу
полустертую в потеках клея
тот полоску дыма тот свисток
тот кирпич с клеймом а та звонок
утренний призывно дребезжащий
костровой пора гасить костры
флаговый пора спускать на башнях
флаги глупо воткнутые в небо
ветреный пора лететь к земле
все равно святые почтальоны
разнесут как слон в посудной лавке
острова цветы проспекты зданья
по чужим неспешным адресам
Тимей осенью
солдат по воздуху летит
не мыслимый себе
а рядом бабочка летит
уже с той стороны
не свой объем у облаков
и сокол в серебре
себя не чует в нем горит
далекая свеча
сквозняк живой – трамвай струёй
колеблется упасть
фонтан отдельно плеск стоит
и школьник с букварем
кто ветру землю положил
как антигона в грудь
куда листва летит солдат
и птицы говорят
по комнатам ты ходишь гол
еще без снегиря
на голове уже не ты
и кровь как белый шар
и губы только след от слов
что долго до тебя
тебе сказал как будто он
был ерш и листопад
где точка на которой мир
был собран и ослаб
скажи тимей как в голове
есть разногласье звезд
зачем я снялся и ушел
с себя и шарик в кровь
мою попал и держит мир
его бездомный центр
сосна внутри сосны растет
и бабочка влеклась
смещая вещи внутрь пустот
и конь слепой бежит
но тянет ястреб кровь в крыле
и слово говорит
и гул в ответ в его груди
землей для всех стоит
***
Меня прислали сказать вам, что он не придет,
Но мне самому не сказали, что он не придет.
Он не придет, — хожу я и всем говорю,
не замечая, что дело движется к октябрю.
Не замечая, что дело движется к холодам.
Осень искрит, как улей, как Нотр-Дам.
Месяц серебряным ухом в стойле небес прядет.
Он не придет, — говорю я. — Он не придет.
Скверы, трамваи, бюсты, реклама вин.
Мы — словно две собаки. Холодно нам двоим.
Он не придет, — хожу я и говорю,
не замечая, что дело движется к октябрю.
Стынет трубач в подъезде. Спит виолончелист.
Снова врастает в ветку желтый опавший лист.
Музыка заблудилась. Кто не придет? К кому?
Ум уже неподвластен собственному уму.
Он не придет, — заклинаю. — Он не придет.
Кто-то шуршит над ухом, словно меня крадет.
Тени ворон. Аптека. Сходка ночных воров.
Лай поцелуев из проходных дворов.