Полное стихотворение Сергея Гандлевского в сентябрьском «Знамени» показало мне, как исчерпывать до предела. За которым еще один. За ним следующий. Добавить что-то даже в пару ему — как?! Была бы чрезмерность через ущемление. В нем 1-м фасет предельной густоты. Дробность песка понимается в прозрачной воде. У Гандлевского и песок граненный. Рассматривать в одиночной позиции, пинцетом отделяя каждую алмазную песчинку от сородички.
О старости стихотворений, выдающихся, меньше, чем о смерти. Смерть лучше подходит для амбиций великой поэзии. Она пиковая дама, редкий поэт не бредит секретом ее несравненного поэтизирования. А старость как Коробочка и Плюшкин вместе смешанные. Чувства к ним не только противоречивые, неприятные, так и на себя не обращаемые из принципа. Суггестия отваливается как высохший горчичник от затылка. Из старости вынимать поэзию трудней, чем из смерти жизнь — всё, что старо, что стареет, хуже мёртвого: у первого впереди смерть, у второго (все верят) какая-то да жизнь. Отсюда и воспевание смерти, чтобы была добра в переходный момент, обернулась сизою голубкой. Сакральности у старости нет. Это, по сути, порча плода.
И когда Гандлевский поднимает тему старости на безумную высоту элегической идиллии, тогда чувство беспомощности и страх перед увяданием моего тела и духа блекнут. Здесь философией не пахнет, отчаянным героизмом тем паче. Лирическое настроение стихотворения таково, что умиротворение сулит даже «стыдная жадность». То есть — желание жить! Жить в любом состоянии. Хоть в радужных грёзах, хоть в твёрдой шкафной реальности. Вдохновение найдёшь везде. Лишнего у старого человека — мизер, яснее видится прошлое, дороже настоящее. Самое главное — «определитель птиц» не потерять. Чтоб не заблудиться, когда в лесу берёзы закончатся.
* * *
«Гав!» — из-за шкафа скажет стишок.
Как ты меня напугал!
Выпить рассчитывал на посошок,
а развезло наповал.
Радость моя в смысле старость моя,
стыдная жадность моя!
Кошки, собаки, враги и друзья,
лоси, улитки, семья!
Боже, сто лет человеку в обед,
к исчезновенью обвык,
в зеркале — вылитый дед-краевед,
из СНТ «Газовик».
В детство впадаю и в рифму, и без,
радуга между ресниц,
будто вступаю в березовый лес
с определителем птиц.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
