Отвечая на запись поэта и прозаика Петра Межурицкого «Позднее осмысление» (11.09.2020) в сети Фейсбук о метамодернизме и отставании культурологии от искусства, я заметила, что метамодернизм — всего лишь очередной размытый термин, подменяющий собой постмодерн, т.к. для постмодернизма характерен метатекст (чужое слово, текст в тексте), и как вид метатекста — пастиш и коллаж. Чужое слово можно найти и у Чехова, а коллажем занимались Жорж Брак и Пабло Пикассо в 1910-е годы, но художественное направление складывается на основе создаваемых объектов искусства и их осмысления — эти процессы находятся в постоянном взаимодействии.
Известен литературный факт, отмеченный мною в эссе «Кстати, о птичках», — понятие интертекста через Юлию Кристеву идет от «чужого слова», «диалогичности» и других культурологических идей Бахтина, однако в XXI веке ПОСТМОДЕРН уже не ситуация, а сложившееся художественное направление, как барокко или романтизм, «академизирующееся» и приступившее к эстетизации своих форм и приемов. Литературные категории «метатекст» и «интертекст» опираются на положения постмодернистской эстетики, «в которой авторским признается не только вновь созданное, но и неповторимый акт отбора» (автоцитата, стр. 397 в моей книге «Из первых уст. Эссе, статьи, интервью». М.: Водолей, 2015).
О том, что «процесс становления тех моделей истории литературы XX века, которые сегодня являются общепринятыми, сопровождался рядом аберраций», возникших при слиянии в русской культуре постсоветского времени официальной и неподцензурной литератур, пишет Александр Житенёв в книге «Поэзия неомодернизма: монография».
Задачи и актуальность книги определены в открытом в сети автореферате докторской диссертации Александра Житенева (Воронеж, 2012), составляющей основу его монографии:
«Русскую поэзию 1960—2000-х гг., развивающую модернистскую и авангардную традиции, неправомерно рассматривать в контексте пост-модернизма как эстетической системы, поскольку и категориальный ряд, и эстетическая проблематика, и набор художественных приемов свидетельствуют лишь о ревизии исходных установок модернизма и авангарда начала XX века, а не о переходе к иному типу художественного сознания. Более уместным представляется термин «неомодернизм», акцентирующий обновление поэтической парадигмы. <…>
Обобщающим понятием, позволяющим поместить в один ряд разноприродные аспекты автометаописания, связанные с системой категорий, художественными проектами и авторскими стратегиями неомодернизма, в диссертации является понятие порождающей модели, которая интерпретируется нами как «принцип смыслового порождения», определяющий родство литературных явлений, их возводимость к одному первообразу. <…>
Предмет исследования — порождающие модели и художественная практика неомодернизма. Материал исследования — произведения представителей различных направлений неомодернизма второй половины XX века — первого десятилетия XXI вв. <…>
Термин «неомодернизм» характеризует завершающий этап оформления «неклассического художественного сознания», важнейшей родовой чертой которого мы считаем принципиальный отказ от «финализма», от всех «готовых» форм самоидентификации и художественной практики…»1
В рецензии на презентацию монографии воронежского исследователя А. А. Житенева, проходившую 16 декабря 2012 г. в московском магазине «КнигИ в Билингве», профессор Уральского педагогического университета (Екатеринбург) Нина Владимировна Барковская отметила продуктивность использования понятия «порождающая модель» при анализе литературных направлений и охарактеризовала ряд дискуссионных положений монографии, «посвященной выстраиванию целостной картины «бронзового века» в русской поэзии ХХ в. Попытка героическая, поскольку за пределами «единой советской литературы», а тем более, в постсоветский период поэтическое пространство крайне разнообразно, поиски продолжаются, линии преемственности и эволюции отнюдь не очевидны, терминология не устоялась».
В рецензии Нины Барковской дана краткая характеристика монографии Александра Житенева:
«Исходя из допущения, что неомодернизм — родовое обозначение всего множества художественных практик второй половины XX — начала XXI веков, выделяя два этапа в «бронзовом» веке поэзии (1960–1970-е гг. — «другая» поэзия; 1990–2000-е гг. — «актуальная» поэзия), А. А. Житенев справедливо видит необходимость решения трех проблем: 1) как неомодернизм взаимодействует с модернизмом и авангардом, 2) как соотносятся «другая» и «актуальная» поэзия, 3) каковы особенности поэтики и логики автометаописания».
Хотя, по мнению рецензента, «ни одно из рассматриваемых в книге понятий не является безоговорочно однозначным», в рецензии отмечено, что предпочтение термина «неомодернизм» термину «постмодернизм» для исследуемого периода вызвано аберрациями в ряде статей и книг российских кодификаторов постмодерна:
«А. А. Житенев подробно освещает историю употребления на отечественной почве термина «постмодернизм» (в работах Б. Гройса, М. Эпштейна, В. Курицына, Б. Парамонова, М. Липовецкого), указывая на аберрации, связанные с этим термином, затем приводит новые определения «постконцептуализм» (Д. Кузьмин) и «трансавангард» (Е. Ермолин) и останавливается на термине «неомодернизм», предложенном Л. Вязмитиновой, формулируя свое определение неомодернизма как макрообозначения современного этапа в развитии нереалистического художественного сознания»2.
Хочу добавить, что предложенное поэтами (Слава Лён и другие) определение «Бронзовый век русской поэзии», не прижилось в культуре по причине указанной Александром Житеневым неактуальности «конечных решений» и «финалистского» сознания.
К тому же, определение «Серебряный век» утвердилось не только в эмигрантской критике (см. в альманахе «Охапкинские чтения»: «Николай Оцуп, застолбивший название соседней эпохи в своей статье «Серебряный век русской поэзии», впервые напечатанной в 1933 году в парижском журнале «Числа»), но и в художественной литературе, например, в «Поэме без героя» Анны Ахматовой:
На Галерной чернела арка,
В Летнем тонко пела флюгарка,
И серебряный месяц ярко
Над серебряным веком стыл.
При том, что Александр Житенев живет в Воронеже, в его книге в длинном ряду современных авторов представлен один воронежский поэт, известный в Москве Валерий Исаянц, а также всего один поэт из Одессы — Борис Херсонский, благодаря изданному в Москве поэтическому сборнику «Семейный архив» (М.: Новое литературное обозрение, 2006) и вышедшим в московских журналах рецензиям на эту книгу.
Как пишет многократно упомянутый в монографии А. Житенева Михаил Берг, ссылаясь на Пьера Бурдьё в своей книге «Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе»: «символический капитал … в поле литературы может перераспределяться, когда, например, … один автор ссылается на или цитирует другого, более авторитетного. В литературе есть власть публиковать или отказать в публикации, признать легитимность конкретной практики или навязать ей маргинальный статус, объявить ту или иную практику доминирующей или архаической, расширить поле литературы за счет других полей (скажем, поля идеологии или поля политики); и, конечно, власть называть и быть названным».
Первая часть данного высказывания — о перераспределении символического капитала, объясняет постоянные отсылки в современных публикациях к нобелевскому лауреату И. А. Бродскому, часто с явным нарушением этики, когда сообщение о юбилее широко известного и любимого многими поэта сопровождает фото юбиляра с Бродским, как будто без Бродского поэт не обойдется.
А вторая часть приведенного высказывания Михаила Берга — о власти публиковать или отказать, имеет прямое отношение к стремлению литературных институций рассадить писателей в первый и прочие ряды посредством наличия или отсутствия автора в толстых журналах и столичных издательствах, т. е. выстроить литературную иерархию. Которая благополучно рассыпается на наших глазах, благодаря Интернету и реальной возможности печататься в литературных журналах, открытых в сети, не смотря на сетования, что Интернет захламляет современную литературу.
О чем см. мою переписку с писателем Львом Альтмарком (24.09.2020) в сети Фейсбук:
«Лев Альтмарк: …Просто жалко становится тех авторов, которые пишут действительно хорошие и качественные тексты. Кто их замечает? Кому они сегодня нужны? Всё завалено электронной макулатурой, пробиться сквозь которую с нормальным текстом практически невозможно.
Белла Верникова: Существует профессиональный литературный Интернет на порталах Журнальный мир, Журнальный зал, Мегалит, Читальный зал, Литбук, и литературные Интернет-журналы «Сетевая Словесность», «Топос», «Лиterraтура», «Квадрига Аполлона» и др., а также местные литературные журналы, открытые в сети, где печатаются профессиональные писатели, в том числе молодые. Конечно, все непросто, но если есть «дарование, требовательность к себе, чувство слова и, конечно, характер, вера в свой дар» (Юрий Михайлик, цитата из моего эссе), человек найдет свое место в литературе. Благодаря Интернету, сегодня есть реальные возможности публикации в литературных журналах, а литмакулатуры всегда было навалом, в том числе в советских толстых журналах».
Тем не менее, «власть публиковать или отказать в публикации» влияет не только на индивидуальную писательскую судьбу, но и на ощутимость присутствия в литературе целых групп писателей, при нежелании их замечать в силу различных причин — идеологических в советское время, когда наряду с печатной советской существовала эмигрантская и неофициальная русская литература; и сформированной в постсоветское время номенклатурой «своих авторов» в толстых литературных журналах.
Приведу пример из личной практики многочисленных отказов в публикации. В 2004 г. я отправила почтой в журнал «Новое литературное обозрение» свою статью «О декларациях теоретиков концептуализма/метареализма и неподцензурной русской поэзии одесских поэтов 1970—1980-х гг.» и, в отличие от других журналов, которые вообще не отвечают, получила ответ, что статья в журнал НЛО не принята. Фрагменты этой статьи вошли в мои более поздние публикации «Кстати, о птичках» (2005) и «Как на ветру, во времени своем» (2007), вышедшие в «Сетевой Словесности», в израильском Интернет-журнале «Артикль» и в одесском альманахе «Дерибасовская-Ришельевская».
Но теоретическая часть статьи осталась неопубликованной, а группа одесских неофициальных поэтов, о которых повествует моя статья, незамеченной в исследованиях неподцензурной литературы советского периода. Их стихи собраны в составленном мною, при участии Петра Межурицкого и Вадима Ярмолинца, одесском номере израильского литературного интернет-журнала «Артикль» (2007, № 10).
В своей статье 2004 г., не принятой в НЛО, я пыталась противостоять аберрации, отмеченной в автореферате диссертации А. Житенева:
«Концептуализм, традиционно рассматриваемый современным литературоведением как центральное явление литературы 1970-1980-х гг., интерпретируется нами как частный случай неомодернизма».
В моей статье подчеркивалась значимость в поэзии индивидуального лирического высказывания, с учетом творчества неофициальных одесских поэтов, составивших сборник «Вольный город» (Одесса, 1991), включая собственный литературный опыт:
«В ряде журнальных публикаций начала XXI века закрепляется положение об исчерпанности или периферийности индивидуального лирического высказывания в неподцензурной русской поэзии последних советских десятилетий. Данная статья опровергает это положение, демонстрирует несостоятельность претензии авангарда на монополию в преодолении инерционности стиха, предлагает новую схему классификации русской поэзии советского периода, а также представляет стихи одесских поэтов 1970—1980-х гг., заполняя белые пятна на карте неподцензурной русской поэзии XX века».
Далее привожу некоторые положения своей неопубликованной статьи 2004 года. Новая схема классификации обосновывалась тем, что в неподцензурной русской поэзии 1950—1980-х гг. индивидуальное высказывание противостояло государственному обезличиванию и поэтому было неисчерпаемым, и тем, что поэзии советского периода, обращенной к широкому и значимому культурному контексту, противостоит практика авангарда, обесценивающая культурный контекст декларацией разрыва с классической традицией, а также официальная советская поэзия, в которой обращение к литературным контекстам не поощрялось и неодобрительно называлось литературщиной, а идеологически-вредные культурные контексты отсекались издательской политикой, библиотечным спецхраном и прошедшими редактуру и цензуру трактовками классики.
Но поэзия, обращенная к широкому и значимому культурному контексту, насчитывает немало достижений в обновлении стиха. Несостоятельность претензии авангарда на монополию в преодолении инерционности, автоматизации стиха обоснована в исследованиях творчества русских поэтов XIX—XX веков, которые осознано стремились к обновлению стиха, не порывая связи с классической культурной традицией.
Вместе с тем, редукция смыслов, достигаемая в практике авангарда такими средствами поэтики как феномен «смыслоутраты», заумь, пустой объект, наивный взгляд, буквальность словаря, алогичность, нестыковка элементов и др., способствует обновлению стиха, а редукция смыслов, обусловленная в публикуемой советской поэзии издательскими и цензурными ограничениями (при мизерном объеме допущенного к печати авангарда), способствует рутинизации стиха.
Что позволило мне на основе критерия — значимость культурного контекста при смысловом обогащении или смысловой редукции в сочетании с обновлением или рутинизацией стиха — разделить поэзию советского периода на две группы:
а) Поэзию, в которой концентрация смыслов в широком и значимом культурном контексте способствует обновлению стиха, можно определить как поэзию обогащенных, концентрированных смыслов.
б) Поэзию, в которой редукция смыслов снижает значимость культурного контекста — в дополнение к заявленному разрыву с традицией (в практике авангарда) или вследствие официальной культурной политики (в советских изданиях), можно определить как поэзию редуцированных смыслов.
Причем, обе группы непрерывно взаимодействуют, и современной поэзии концентрированных смыслов присуще интертекстуальное обогащение средствами редуцированной поэтики. Следует также учитывать, что стилистическая редукция, в отличие от смысловой, не снижает значимости культурного контекста и способствует обогащению стиха. На что указывал Тынянов: «Внося прозу в поэзию, Некрасов обогащал ее», и что продемонстрировал Пастернак, уйдя «как в ересь, в неслыханную простоту».
Теоретические положения подкреплялись в моей статье примерами из литературной практики.
У советских поэтов, агитками-«паровозами» пробивавших дорогу к публикации своих книг, есть немало стихотворений, подходящих под определение поэзии концентрированных смыслов. С другой стороны, в поэзии, которую можно определить как редуцированную, на одном полюсе представлены советские агитки, на противоположном — антисоветский соцарт.
Художественная и нравственная ценность поэзии редуцированных смыслов советского периода определяется ее принадлежностью к одному из этих полюсов. Если агитки мэтров советской поэзии — «Партия и Ленин — близнецы-братья», «Я себя под Лениным чищу», «Лонжюмо», и вдобавок к ним всесоюзная свалка «паровозов», открывающих изданные при «зрелом социализме» поэтические сборники, подтверждают формулу Аркадия Белинкова о сдаче и гибели советского интеллигента, то соц-арт, конкретная поэзия, концептуализм и другие проявления русского авангарда 1950—1980-х гг. ценны не только дискредитацией системы, но и формальными достижениями в развитии редуцированной поэзии.
Творчество ведущих русских поэтов, сумевших остаться несоветскими в махровое советское время, также можно соотнести с поэзией концентрированных или редуцированных смыслов. Литературное наследие Мандельштама, раннего и позднего Пастернака, позднего Заболоцкого, Ахматовой, Тарковского, Самойлова можно отнести к поэзии обогащенных, концентрированных смыслов, воспринимающей текущую жизнь в широком и значимом культурном контексте.
Обэриуты представили характерные образцы редуцированной поэзии с заявленной установкой на антилитературность, однако раннему Заболоцкому более присуща стилистическая редукция, чем смысловая. Исследователь находит и в ранних, стилистически сниженных стихах Заболоцкого философскую и философско-пейзажную лирику.
Поэзия обогащенных смыслов, написанная в последние советские десятилетия, своей простотой, сниженностью стиля или бесстильностью, прозаичностью продолжает традиции классической русской поэзии с ее ориентацией на внелитературную современность. Индивидуальное поэтическое высказывание наряду с обращением или рассказом от первого лица принимает формы грамматически безличного инфинитива, повествовательности с употреблением глаголов третьего лица или субъективного взгляда со стороны, доверенного местоимению «ты». Впрочем, как и в русской поэзии XIX века, напр., в стихотворении Тургенева «В дороге» (написано в 1843 г.), — ставшее известным романсом, оно содержит индивидуальное лирическое высказывание, выраженное в грамматической форме второго лица: «Нехотя вспомнишь и время былое, / Вспомнишь и лица, давно позабытые».
Различные грамматические формы индивидуального высказывания могут присутствовать в одном поэтическом тексте, скажем, в моем стихотворении начала 1980-х гг. «Нос майора Ковалева…», представляющем наглядный пример сниженности стиля при контекстуальном обогащении смыслов в разработке актуальной проблематики:
Нос майора Ковалева,
куцей жизни атрибут,
от чиновничьего клева
мухи дохнут, рыбы мрут.
Просто в людном Петербурге
затеряться меж носов,
пить чаи и кушать булки,
слушать враки молодцов.
Ждать, когда страдалец Гоголь,
титулярный малоросс,
в жертву дьяволу ли, Богу ль
у тебя отнимет нос.
Одесские неподцензурные поэты 1970—1980-х гг. в целом тяготеют к поэзии обогащенных, концентрированных смыслов при явном стремлении, в том числе в моих стихах, к сниженности стиля или — у Ефима Ярошевского, Анатолия Гланца и Сергея Четверткова, к обогащению смыслов средствами редуцированной поэтики.
Как и в книге Александра Житенева, в моей неопубликованной статье 2004 г. концептуализм представлен в ряду поэтических практик — соцарт, конкретная поэзия, концептуализм — и, как следует из статьи, при доминировании индивидуального лирического высказывания в поэзии обогащенных смыслов отнюдь не занимает центрального места в неподцензурной поэзии последних советских десятилетий.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
