***
помощник осветителя, заняв место заболевшего шефа,
нервно тычет в кнопки пульта, постоянно сбиваясь.
руки его дрожат. недокуренная папироса
в пепельнице дымится.
и когда на сцену выходит изысканный сладострастник,
алым светом он освещён, как в прошлой сцене — убийца.
то покрываясь пятнами, словно шкура оленья,
то наполняясь теменью, то мерцая подводно,
замысел отрывается от замыслившего, и созданье
начинает жить своей жизнью.
нынче в отчизне то холодно, то жарко, то несвободно,
но так же — и вне отчизны.
помощник осветителя, недоучка и рохля,
окружённый циническими очертаниями предметов,
мы всё спрашиваем себя и друг друга — кто ты?
а надо, конечно — где ты?
давно ли ты растворился как кофе в разбитой чашке,
как водка в сливном бачке, как в потоке времён — чернила?
кто сочинил тебя — уже над тобой не властен,
и сам считает, что так и было
от начала всего, от первых дней творенья,
выхватывая софитом то то, то это.
во. за .кн.м ка..ю.ся сум..чн.е д.ре.ья —
им н. х..та.т с..та.
***
Спой на родном на русском
На низком языке
По зиму и про сани
Зажатые в кулаке
Про ямщика с лошадкой
Спой
И про березу спой
И просто так постой
Вдыхая запах сладкий
Я сам на санках вниз
И вверх – так как любил
Верхушек острых блеск
И это дно укатанное
Отечество угаданное
По производству снежных
Подкожных швейных игл
Теперь не до зажатого
Мороза и всего
Того что ничего
Не в силах изменить
Пружинка пушкинская
Да лермонтовская нить
Звезд в небе баловство
***
по-над потерями значений
и неигранием ролей
перегорает свет вечерний
и ночь проводит параллель
с успенской тьмой убытком зренья
утратой тела и ума
значений сохлые коренья
скрывает сохнущая тьма
и веток перистая стая
полна игрою ролевой
из ниоткуда вырастая
над беспросветной головой
мой милый мрак незрячий посох
перемещенье в никуда
в очах невидящих раскосых
слепая теплится звезда
и нет как нет того что было
в небесный впериваясь ил
не различаешь в недрах ила
места подсветок и светил
и есть как есть в сухом остатке
коренья ил незримый бог
смешны значенья взятки гладки
известны роли назубок
***
А мир, от снега выпавшего светел,
молился догорающей звезде.
Мои слова, летящие на ветер,
запутались у Бога в бороде.
Я понимал, что не дождусь ответа,
что я теперь собрать обязан сам
мозаику из горечи и света
и подарить на память небесам.
Их синие подошвы износились,
и, превращаясь в вымысел и миф,
небесные хлеба отколосились,
голодных на земле не накормив.
Я подбирал обглоданные корки
и наблюдал — сквозь тихий снег и свет,
как дети на салазках мчатся с горки —
не зная, есть там пропасть или нет.
***
Время болит, накинутое на столб
Виноградной петлёй, перепутанной с проводами.
Красный гранат. Облако на свиданьи
С темной горой. Улица вьётся, чтоб,
К небу прижавшись, ринуться с высоты
Прядью волос выбившейся, текучей.
Деревянные дворики, стиснутые сады.
Трогаешь пальцами, жухлые травы, кручи
Гладишь руками, привыкшими к ласке вьюг,
Тающими от тепла и света.
Опьянённый север сквозь слёзы глядится в юг.
Сыплет акация жёлтые вспышки с ветки.
Всё потеряв, думаешь – только смерть
Тащится следом – преданным Санчо Панса.
Из-под ног вывинчивается ржавый смерч
Лестницы и обрывается на опасной
Высоте.
А внизу – цветущая мушмула,
Тротуар височною жилкой бежит, синея,
На губах улыбка, румянец – не помня зла,
Спит, рассыпав листья, Грузия, Дульсинея.
_____
° Иноагент
***
Среда моей зимы, ты – средизимноморье:
без света и тепла, без мачты и ветрил,
когда взрывной волной разрушено подворье –
не верится тебе, а я же говорил.
О том, что быть войне, когда ни сном, ни духом,
не ведая стыда, в начале всех начал,
мы жили на земле, храня за правым ухом –
из ангела перо, как долго я молчал.
О том, что изучил любовь наполовину,
и верю в страшный суд, и ненавижу власть,
о том, что я молюсь, твою целуя спину:
ты рукопись моя, моя вторая часть.
И мы с тобой одни – среди стихотворений
из снега и земли, из темноты и льда,
среди большой зимы, войны и точек зрений,
как музыка и смех для страшного суда.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
