***
пусть
дуб молчит
а речь сестры сосны
отчётливо слышна над бором
и время перевёрнутой весны
следит за этим тайным разговором
тишайшее
проходит сквозь туман
сквозь дым и свет
и радоваться странно
всему что видит зеркало ума
но никогда не поздно
никогда не рано
***
Резкий ветер и мелкий дождь.
Осень во всей красе.
Кто-нибудь спросит: ну, как живешь?
Отвечаешь: как все.
Эти идут, а эти стоят,
а эти наперегонки.
Мокрые листья слиплись, лежат,
топчут их каблуки.
***
«Матушка, кто это бродит с огненными мечами.
перепугал вокруг гекконов и кошек,
выкосил луг, споткнувшись… ну тоже дело… он какой-то эдемский заробитчанин?
Что он здесь хочет?»
«Мама, твердил о жертвенниках, о награде,
требовал ягненка убить… это от меня-то.
Спрашивал брата, зачем на нем нет печати…
Что ему надо?»
Хава встаёт, вытирает полотенцем красные руки,
время не очень спешит быть властным над нею.
«Ты же сказал – «это все она». Так теперь это просто дети и внуки.
Не твои. Не текста. Только мои – и змея».
***
в этой жизни есть частички
отголоски жизни той
что выходит за кавычки
длится после запятой
тени птиц не совпадают
с голубями до конца
приглядишься те летают
те прохаживаются
запертые в катакомбах
сонмы бедных эвридик
у поверхности на пломбах
образуют нервный тик
и какой-то глупый птенчик
повторяет за одной
тенью жестом быстротечным
долгий путь ее земной
***
На вопрос «что вам надо?» они ответили:
«Ваши деньги, богатство».
Мы им вынесли кольца, спросили «эти ли?»
Они стали смеяться.
Они стали смеяться ну прям до ужаса.
– Это шутка?
– Да нет же.
Мы их снова спросили «а что вам нужно-то?»
– Ваши жизни, конечно.
Наши жизни. А что в них для вас такого-то?
Вам своих, что ли, мало?
Нет, серьезно, возьмите часы и золото,
Кольца бабушки с мамой.
Наши жизни не то чтобы сильно царские,
Вы напрасно в них целите.
Кто с такими пропавшими будет цацкаться,
Вы своих-то не цените.
И не то чтобы слишком необходимые,
Вы б с такими зевали:
Ну, детей обнимаем, ну, спим с любимыми,
Выпиваем с друзьями.
У врача, в магазине, на почте – крайние.
Умираем – выносят.
Ну убьёте… Убили? Да бросьте, ранили!
А-4? Д-8!
Подождите, вы видели птичку только что,
С амарантовым клювом?
И еще эта строчка, не помню в точности…
Ладно, вспомню – скажу вам.
ВОЗДУХ ВОЙНЫ
Жене Финкелю
Воздух войны, слоистый и вязкий,
как застывшее масло,
в нем застревают слова.
Ты повторяешь: делай, что должно.
Но это трудно.
Ты ждешь, когда обломок железа
войдет в твое тело.
Ты ждешь, когда тебя придут убивать.
Ожиданье
становится формой существованья.
Ты наливаешь воду в чайник и думаешь:
как странно — есть вода.
Ты включаешь свет, и он почему-то горит:
Соседка говорит: в магазин завезли яйца,
как хорошо, что их можно купить.
Ты ждешь, что придут убивать
близких твоих, друзей твоих, людей твоих.
Ты не хочешь смотреть, как умирают дети,
Ты не хочешь смотреть,
на прекрасные лица убитых.
Воздух войны, слоистый и вязкий.
В нем слова застревают, как осколки стекла,
и стоят под косыми углами.
Попробуй их протолкнуть,
пусть упадут со звоном.
Это трудно.
Когда станет легче?
Когда воздух начинает оттаивать,
и в разрывах появится синее-синее небо.
***
Ссылка на новые времена.
Так же в пролете неодолимом
тянутся птицы нестрогим клином,
в небе скользящие как волна.
Так же летающие качели
в дальние бросили вас края —
первые зрители, книгочеи —
дети, бегущие от зверья
чтоб успевали по всем предметам,
чтобы представить себя могли
вольнослушателями земли
в аудитории с верхним светом
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
