***
Сирень мясистая, элитная,
убийца мая, душегуб,
стоит такая эксплицитная,
что речь мою срывает с губ.
И звук вербальный, невербальный ли
жест растворяется окрест
и, отражен полуподвальными,
вновь возвращается как квест.
Дыши в сиреневое, белое,
нетрезв, опрятен, оглушен.
Зачем природа это делает
и невозможно хорошо?
Ясноткоцветные, двудольные,
маслиновые и т. д.
Забудь все рифмы недовольные,
весь в укоризне и стыде.
Ведь, как помочь, она не ведает,
свирелью на углу поет,
как жить, опять же, не советует,
а непосредственно цветет.
Летом на даче
Яблони наполнены плодами,
Ягод чуть зеленые носы.
Мы сажали, поливали сами
Маленькие щуплые усы.
Человек себя запомнит малым,
с шариком ли, с мячиком в руках.
Снимок выдаст интернет усталый —
черно-белый, искорки в глазах.
Вспомнит человек — не страх и слезы,
а плоды, летящие к нему,
облака, как ласковые грезы,
свет и удивление всему.
Смотрит с фотографии иначе
время, чуть прикрыв лицо рукой.
Если летом приезжать на дачу,
никогда зимы там никакой.
***
большеглазые деревья
именные фонари
с апельсинами внутри
быстрой крови звонари
раз и два и три
вот и светятся во мраке
незапамятные знаки
что ли страсти безответной
что ли масти яркомедной
что ли грусти сигаретной
ах замри и отомри
ну ничего
ниче- ниче- ничего
жизни злое вещество
изо всех земных расселин
лезет ласковая зелень
день сморгнешь и нет его
только смотрит между строк
старый друг пивной ларек
вот и рифма: рагнарек
вот лазурный мотылек
он разумный мотылек
вылетает налегке
на капустном на листке
с белой сабелькой в руке
вжик!
нет причины для тоски
огонечки огоньки
битая дорога
битая дорога
на сердце тревога
да разбойный посвист
молодого бога
***
какие-то взрослые люди
в осенних садах
пекутся о яблочном чуде
свой собственный рай воссоздав
и знают же Что дальше будет
и смотрят на спящих своих
с печалью и все-таки будят
и делят себя на двоих
***
Поглядел наружу — а там ни зги,
Снял снежинку ртом — а она не тает.
Не хватает воздуха на стихи,
Постоянно воздуха не хватает.
Повернулся к двери — а там стена,
Лист бумаги стиснул — а он не мнётся,
Потому что всюду стоит она,
Как вода в отравленном ей колодце.
Тает в горле ком и бежит из глаз
По откосам крыш, по золе и пыли.
Лишь бы дети были мудрее нас,
Лишь бы только дети добрее были.
ТЕОРИЯ ВЕРОЯТНОСТИ
Приятель сказал мне
что романы надо заводить с отличницами —
они стараются все делать хорошо.
Я была отличницей
это был мой способ выживания в школе
где я всегда была аутсайдером.
Но вот в университете
на психфаке
когда пришла пора сдавать тервер
теорию вероятности,
мне сказали, что сдать этот экзамен невозможно
все заваливают.
Вот я и решила не готовиться.
Какой смысл, если все равно сдать нельзя.
Утром пошла на экзамен
а шел он бесконечно долго
часов шесть
и от нечего делать стала читать учебник.
Оказалось, что не так уж и непонятно.
Читала несколько часов
и пошла отвечать.
И, на мое удивление, сдала.
Это единственный экзамен в моей жизни,
(а я закончила два университета и институт),
которым я горжусь.
Вот и думаю сейчас —
какая же вероятность была у меня появиться на свет?
Родители, оба были из пяти процентов
переживших Холокост литовских евреев,
оба были на фронте, в Литовской дивизии,
где среди других, погибли мамин младший брат Лева
и ее первый муж
и муж младшей сестры Иды.
Мама и папа встретились снова в Вильнюсе
после войны
в сорок седьмом.
Мама стояла у витрины комиссионки на Пилимо
и рассматривала габардиновый пиджак с плечиками.
Увидев отца, она сделала вид,
что не замечает его
прошептав про себя: «Вот идет Семен,
если начну разговаривать с ним,
он же никогда не отстанет».
Отец заговорил с мамой
и никогда не отстал.
Мама всегда была субтильной
тонкой, со слабыми руками.
Во время эвакуации,
то есть, не эвакуации, а бегства,
они с младшей сестрой и братом
доехали на автомобиле из Каунаса
до границы с Белоруссией
а дальше шли пешком
голодали, обменивали мамины платья
и крепдешиновые блузки на хлеб.
Потом чемодан украли в поезде.
В Узбекистане тоже голодали
мама переболела малярией
и чуть не умерла от брюшного тифа.
В Литовской дивизии
куда они с сестрой попали
убежав из совхоза
с деньгами
которых хватило только на билет на поезд
до ближайшего районного центра,
но это отдельная история…
Так вот, на фронте сестры Мебелите
зимой ставили палатки на снегу и спали,
девушки мыли солдатское белье в холодной реке
и не болели
потому что нельзя было заболеть.
Заболеет мама потом,
в пятьдесят пять, тяжелой формой
болезни Паркинсона.
Родители поженились в сорок-седьмом.
У мамы был выкидыш до того
как она забеременела мной
и еще два после того
как она в тридцать четыре года родила меня.
Так что же нам говорят законы тервера
про вероятность родиться
у родителей из пяти процентов выживших
литовских евреев
у матери, которая потеряла три из четырех беременностей?
Тервер говорит нам — это одно из чудес
которых не могут нам объяснить ни каббала
ни жизнеописания католических святых
это чудо необъяснимого света во мгле
подснежника, тянущего голову из-под снега.
***
Всё, что ни скажу, слова не те,
всё, что умолчу, важней и лучше:
про пиджак, висящий на гвозде,
про пятно от шариковой ручки.
Долгую прогулку летним днём
к медленной реке, катящей волны,
берег, где сидим с тобой вдвоём
с пачкою солёного попкорна.
Золотые жизни пустяки,
девочки ныряют, как русалки,
в синий, голубой поток реки —
как же это просто, ёлки-палки.
***
Пустота, убери свой локоть
и верни золотую рыбку:
постоянно хочется плакать —
так, что трудно сдержать улыбку.
Между слов, оставаясь с носом
и покашливая ковидно:
пустота — это ноль с вопросом
плюс вообще ничего не видно.
И когда ты разводишь руки —
из тебя выпадает слово,
словно маленький ключ от муки
до объятия башлачёва.
Пустота может быть связною
между теми, кого ты ценишь,
но безмолвием с тишиною
ты никак её не заменишь.
Не пустыни скупое зренье:
то змея промелькнёт, то птица —
а ничто, как стихотворенье,
в коем — не за что зацепиться.
Там, где я от любви немею,
разбавляя живой водою:
всю мою пустоту с твоею,
прости господи, пустотою.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
