***
Она сама еще не решила: стара или молода,
подножье это или вершина, оттуда или туда.
Не знает: вiдповiдь или запит, цветенье или жнивье.
Еще ей мнится: Восток и Запад сражаются за нее.
Восток назойлив и неопрятен: обидчивый, острый, злой.
На кой ему этих впадин, вмятин, отметин культурный слой?
Грозит: в объятьях слегка придавим, намнём невзначай бока.
А Запад хочет ее с приданым, которого нет пока.
Кося под розовую овечку, тугим завитком тряся,
она стоит, колупая печку, вздыхая, такая вся.
И вместо вдумчивого ответа играющим в поддавки
нестройно в ней дребезжат от ветра пугливые позвонки.
Несушка квохчет, ромашка вянет, вьюнок залепил окно.
Один залюбит, другой обманет, а третьего не дано.
То страшно ей, то смешно до колик. То людно, то пусто вдруг.
Где Север — въедливый трудоголик? И где прощелыга Юг?
С носка на пятку, с носка на пятку покачиваясь, дрожа,
она уже представляет схватку, сверкнувший рывок ножа,
победный стяг боевого братства, ликующее лицо.
Но видит желтые пятна рапса, невзрачное озерцо,
машину, облаком серой пыли сползающую с холма.
Слиняли все, а ее забыли: мол, дальше сама-сама —
батрачкой, выскочкой, одиночкой, сквозь высохшую листву
белея выгоревшей сорочкой с барвинком по рукаву.
***
Занавесишь полнеба по осени — и вперёд,
год за годом кочуем, Господи — каковы!!..
Раз ни пуля, ни ты, никто таких не берёт —
надо падать самим, а всюду чужой ковыль,
августейшая степь, а выпадет снег — каюк,
все дороги не к дому, соломы не подстели,
истекают крыла — куда там, как все, на юг —
то не воск уже, а просроченный пластилин.
Занавесишь полнеба по осени — всё, завис,
ни в каких зеркалах на зависть не отразим —
не молись на ветру, не плачь и не отзовись.
Он найдет тебя сам — хоть чем ты ему грози.
То ли ямы воздушные, копи земных пустот,
всё растут и растут под дождичек навесной,
то ли я всё слабее?..
Кто знает ответ, пусть тот
и ответит за всех, не блещущих новизной
отшлифованных перьев. А осень не такова —
вмиг обтреплет по канту всякий императив,
но не станешь же в трубы медные токовать?..
И назад не вернёшься, полполя перекатив.
ПЕСЕНКИ МЕРТВОЙ СТРЕКОЗЫ
1.
Постарела, поглупела,
Подурнела, боже мой,
Лето красное пропела
С невеселой кутерьмой.
Налились печалью строки,
Растрепались на ветру…
Знать, еще не вышли сроки
Петь и гибнуть на миру.
Как металась ты ночами –
И, давяся хрипотой,
На морской, седой, песчаный,
Вышла на берег крутой.
2.
Раны такая штука –
Не уберечь друг друга,
И когда-то одна
Вычерпает до дна.
А потом – давай,
Как-нибудь доживай,
Барахтайся, мельтеши,
Дыши без родной души.
Вот ведь – на рынок идешь,
А тут закипает дождь,
Бьет водяная плеть,
И некому рук согреть.
Некому взять суму,
Некому ждать в дому.
Так и тянешь с ножом в боку
Невечной жизни ку-ку.
***
(2)
так убита земля, что идешь,
как по облаку, шаг твой размерен,
дальше, как правило, всё по-другому,
рваные камни, смотри себе под ноги.
мухи садятся на лоб, на щеки,
если б не лиственный плотный покров,
вид бы, наверно, открылся на берег
мутной реки, на тростниковую замесь.
змейка с полоскою черной вьется
между камнями, течет, исчезая,
в щель под кустом, это место
зовется “камень индейский”.
залежь неба сквозь кроны, бархат
вороньего лёта, сухость земли,
ее перетертая ось, шорох лодки внизу,
чей-то голос надсадный.
***
Волга волнуется раз
и поспешно уходит
За море вдохом вторым
опрокинутых родин
В общую воду,
в кормушку осеннюю,
в кремль
Красный и белый,
молочная девочка дремлет
Возле ворот его,
стен деревянных,
кирпичных —
Крошка и стружка
друг друга
стремятся напичкать
Кожей своей,
прорасти в мое среднее ухо
Острым отитом,
сосущей песок с голодухи
Пойманной рыбой.
На леске подвешена отмель.
Я эта леска,
одна из случившихся копий
Прямовисящих глухих
над лежащей рекою
С маленьким словом
за сонной
молочной
щекою.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
