***
что-то ноет и ноет в груди
в пункте валдбериз слякоть и давка
интроверт, сэкономь на доставке
повидаться приди
ты увидишь торжественный свет
от витрины, где мается ёлка
там по ящику петя и волки,
там лото, словно новый завет
попугайчик по прозвищу зёма
шар достанет, а он голубой…
на мгновенье покажется: дóма
шаг, другой
***
о как же одиноко
о как же хорошо
перевернул бинокль
и сразу все прошло
и улицы и лица
и книги и дома
так просто с ними слиться
сойти от них с ума
но лишь одно простое
движение легко
на том же месте стоя
проделал я его
и обернулась далью
немыслимая близь
и сжались все детали
и в точку собрались
я точка точка точка
без центра и границ
и аленький цветочек
и гипсовый горнист
***
Говорит, что привязан очень к земле своей,
И руками греб, говорит, её и ногтями скреб.
И теперь принес (достаёт пакет), чтобы сдать в музей,
И ее в музейных запасниках сохранили чтоб.
Вот она, смотрите, такая уж удалась:
Это гумус, кремний, песок и дерн, это мел и ил,
Острие травы распороло торф…
(Но в пакете грязь,
На такой растут разве что ряды молодых могил).
Убери, ему говорят, со стола пакет,
Ты сошёл с ума, этот дрек и шлак рассыпая здесь,
Рядовую пыль притащить в музей!
Отвечает: «Нет.
Больше нет земли, что была моей. Это все, что есть.
Это все, что я зачерпнул в кулак, что набилось в рот:
Чей-то тёплый прах, но, простите, я не запомнил, чей.
Полумесяц, крест ли, магендавид, все ему пойдёт,
Все ему к лицу, так что лучше прах поместить в музей».
Хорошо, берём, говорят ему, поместим в архив;
Что напишем на артефакте небытия?
«Я кричал ее имена, кричал, но потом охрип,
Напишите на бирке просто: она — моя».
***
потому что не топят, а стужа — всерьёз…
потому что серпами командует молот…
потому, что везущая хворосту воз
не случилась, а воздух ознобом исколот…
потому что затейливо врёт депутат,
как паук, охраняя свои антресоли…
потому что низы выбирают диктат,
до отвалу наевшись дарованной воли…
потому что в снегу крестовина окна…
потому что ни знаменья в небе, ни знака…
потому что к Марине — туда, где она, —
опоздало навеки «прости» Пастернака…
потому что посуда не мыта три дня…
потому что воротит от пива и пиццы…
потому что дружки, позабыв про меня,
намывают свои золотые крупицы…
потому что и лучший, кто пас да не спас,
к теплокровному краю направил ветрила…
потому что и боли исчерпан запас,
и темно, и не топят, как я говорила…
***
О полном собрании лжи,
загадившем книжные полки,
мой друг, паганель, расскажи,
вернувшись домой с барахолки.
Мы помним тюремный уют
страны, что живёт на болотах,
а здесь, до сих пор, продают
стихи в дорогих переплётах?
Со вкусом воды и земли
и невосполнимой утраты:
стихи, что кого-то спасли,
стихи, что во всём виноваты.
Сползает туман по реке
и солнце встаёт заводное
в стихах — на чужом языке,
где каждое слово — родное.
К примеру: война и шинель,
добро, человечество, скверна,
а знаешь, мой друг, паганель,
купи мне дюма и жюль верна.
Под шелест казённых бумаг
и шёпот игрушек из фетра,
под звон мушкетёровых шпаг
и рвущийся парус от ветра,
Когда остывают враги —
покинуть небесную лигу,
прошу, в благодарность, сожги
меня, как запретную книгу.
Да будет развеян окрест
мой пепел, спасая влюблённых —
из рая и ада, из мест,
поверь мне, не столь отдалённых.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
