***
посмотри на эти скальпы
подпоясанной реки
по четыре пота с капли
настригают знатоки
словно средство по уходу
за действительностью от
водолазы чистят воду
для своих глубоких вод
можно сидя на диване
ощутить в себе самом
институт переливанья
крови в новый водоем
за городом
дрозд с красною крапиной на крыле
выпрямляет свист
в зоркость свирели,
выведи мне человека,
лежащего под навесом
из густых листьев.
вот и ломкий ивáнов
с ёлочкой-белочкой
удушающе точен,
и тютчев-цветок угощает
латынью-пыльцой,
созерцатель картофельных грядок.
***
Встать, в покрывало замотаться
и дождь смотреть, что вдруг возник,
он бьёт по зонтикам акаций,
стучит по гвоздикам гвоздик.
И как ни в чём и не бывало,
природа воскресает с ним,
и даже это покрывало
внезапно кажется живым.
Скрипят сырые половицы,
и дом плывёт, как пароход,
всё это мнится мне, всё мнится —
обычный дождь в окне идёт.
Но там, где вспыхивают краски,
мне видно в зареве огня
моё лицо на ветке тряской
и жизнь, летящую к развязке,
как бы отдельно от меня.
***
Город каменный — в чей огород?
А в степи одноэтажной
Воет пес, и на загривке у него
Дыбом несколько кустов
Ягоды должно быть волчьей.
И река течет из-за угла,
К старости впадая в море,
Тащит лодочку, бревно,
Словно муравей —
Всякий мусор в избу.
В небесах горит бумажная луна,
Под землею солнце говорит
Медным голосом таким,
Что паровозы останавливаются:
Скоро, скоро я поспею,
Выкопай меня,
Отнеси к себе домой.
Повесь на крюк,
Танцуй вокруг
Меня и пой.
***
улитка ползёт по садовому гному,
заползает в долину ладони,
бредёт по дороге плеча,
на возвышенность бороды, оттуда
на холм переносицы —
и застывает на линии правой брови.
Лето близится к середине,
родители уже присматривают
детям одежду на осень,
командиры всё чаще
рисуют что-то на картах,
спящих солдат не тревожат
ни взрывы, ни соловьи,
темнеет малина,
сияет в траве чистотел
лилейник пускает в небо жёлтые стрелы
садовый гном навеки окаменел,
улитка застыла на правой его брови
и тоже окаменела.
Стихи
Тайн хранитель, тайну выдай
и из трубочки своей
шар стекла прозрачный выдуй,
в ветвь стиха его извей.
Зимним ливнем, летним градом,
оперением реки,
электрическим разрядом
вдоль искрящейся строки
лень души и разум косный,
бездыханный сон мирской
просквози молниеносной
и вседышащей тоской.
Груша выльется из колбы,
новым деревом взойдёт,
лишь толпою капель шёл бы,
шёл бы точный звездочёт.
***
Я сдерживал себя в чистилище, в метро и
в хрустальной башне с огненной водой,
когда я умирал — меня держали трое:
отец и сын, мятежный дух святой.
И если ты — любовь, побудь со мной немножко,
зайди на порнохаб — поставь за всех свечу,
я — кофе или чай, собака или кошка,
я сдерживал себя, но больше — не хочу.
Бетховен или бах, чайковский или верди,
хранитель белых слов, вершитель черных дел,
и не благодари меня за опыт смерти:
актёр играл врача и вскоре — заболел.
В чём логика, когда — мы говорим о чуде,
звучит бессвязный свет из флейты золотой,
я — память о вине в раздвоенном сосуде,
который — переполнен пустотой.
Ещё я состою из самых чёрствых крошек —
смахни меня в ладонь, спасая и губя,
я мог не воскрешать: детей, собак и кошек,
я склеил старый мир и сдерживал себя.
Следил за пикассо, а вышел на неруду,
опять мятежный дух витает над толпой:
и всякий — устрашись, когда я снова буду —
единственным собой, единственным тобой.
Если мы где-то пропустили опечатку, пожалуйста, покажите нам ее, выделив в тексте и нажав Ctrl+Enter.
